«Двенадцатая ночь, или Как угодно». У. Шекспир.
Никитинский театр.
Режиссер Юрий Муравицкий, художник Ваня Боуден.

Можно долго и нудно писать подводящий текст про то, что категория «игры» в театре столь же древняя, как и само театральное искусство, и того больше — напрямую обращена к ритуалу: Большим и Малым Дионисиям, ритуальным священнодействиям и многочисленным сюжетам из истории бродячих трупп труверов, трубадуров и т. д. Можно начать ворошить кости Евреинова, вспоминая социальную подоплеку игры как таковой у детей и животных. Можно вообразить себя Максом Германом и через призму исторического метода реконструкции спектакля выстроить хрупкие параллели между современной интерпретацией Шекспира на воронежской сцене и постановками в лучших традициях эпохи Ренессанса. Все это с легкостью можно было бы проделать, но я не стану.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Дело в том, что при огромном количестве доступных путей и ключей для чтения этого спектакля «Двенадцатая ночь, или Как угодно» (игра в комедию) Юрия Муравицкого обладает главным: жизнью в широком понимании этого, увы, зачастую не театрального слова. Каждая новая сцена в ней может произойти, а может внезапно прерваться, как и наше, по сути, бренное существование. Это удивительно бьющаяся конструкция, перелетающая с места на место в ловких руках жонглеров/актеров. И дико интригующая, начиная с внезапной жеребьевки ролей в начале спектакля и заканчивая последними нотами финальной песни. Зрителя приглашают поучаствовать в игре, и он охотно соглашается, а если вдруг засыпает, будят. Ведь каждая следующая сцена — вызов, выход на игрушечный ринг. Смотреть этот актерский пинг-понг можно бесконечно, пока «Двенадцатая ночь» не будет выучена наизусть. Эдакий ликбез современного театра, притворившегося жутко древним и архаичным.

Все наружу, все напоказ. Хотите зрелища? Пожалуйста. В освещенном фойе Никитинского актеры снимут с подвесных крючков костюмы (они же инсталляции «за десять минут до»), без лишней лирики переоденутся на глазах у скучающей публики и пригласят «всех в зал», чтобы послушать небольшой «музыкальный джаз», сложенный из предельно простых инструментов детского оркестра: дудок, барабанов, мелодики.

Худрук театра Борис Алексеев в роли руководителя бродячей труппы представит нам актеров (гистрионов, жонглеров, шутов с выбеленными лицами), после чего предложит с помощью нарисованной на дальней стене карты имен вспомнить набор перипетий «Двенадцатой ночи». От простого — кто кому кем приходится, к сложному — исходному событию: кораблекрушению.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Пятнадцатиминутная разминка лишь предварит последующий двухчасовой актерский шторм с жеребьевкой ролей (без всякой подтасовки, руками самих зрителей), после которой стихия текста буквально рухнет на головы завороженного зала, во многом пришедшего посмотреть фокус быстрого перевоплощения и ошеломительной концентрации внимания исполнителей.

На время спектакля вместительная песочница станет рингом, игровой зоной и сценой Елизаветинской эпохи одновременно. Она буквально разделится на две части: центр и «не песчаное» околокулисное пространство перед рингом, по краям которого поочередно будут располагаться актеры, подучивая, набрасывая и подсказывая друг другу текст. Выбрав необходимые детали костюма своих персонажей, Борис Алексеев, Татьяна Солошенко, Марина Демьяненко, Мария Соловей, Светлана Медведева, Максим Федотов, Алексей Савин, Андрей Клочков, Илья Крылов и Сергей Кузнецов приступят к игре.

Возьмут на вооружение мимику, пластику и речевую (порой преувеличенную) характеристику знатных особ и простаков, начнут баттл текста и театра. С победами, поражениями и обязательной страховкой в виде партнерского плеча за спиной и зрительских аплодисментов.

Не знающая деления на действия, шекспировская драма промчится перед зрителем лоскутными эпизодами, молниеносно сменяющими друг друга. А, казалось бы, колючая шутка, брошенная в начале спектакля, о том, что в силу молодости и амбициозности труппа не смогла поделить роли, буквально определяет жанр спектакля. Эстетика площадного театра приблизит максимально удаленный на сотни временных миль шекспировский текст. Музыка сгладит швы и ершистости переходов от сцены к сцене. Как и в традиционном елизаветинском представлении, спектакль закончится зажигательной «джигой»: финальной песней Шута под аккомпанемент маленького самодельного оркестра. А романтическая история счастливой любви Орсино, Себастиана, Оливии и Виолы превратится в маленькую победу молодой и невероятно смелой никитинской трупы.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.