«Катапульта». Д. Богославский.
Невидимый театр.
Режиссер Семён Серзин.

Вадик мог бы быть идеальной моделью для какой-нибудь коуч-сессии. Смешной человек, у которого ничего не получается. Тот самый, которого и жена бросила, и работы у него нет, и даже нормальные штаны только в одном экземпляре.

Мотив из галереи наивного искусства и трагикомический сюжет. Добрый честный Вадик, который свалился на нашу Землю, видимо, со сказочной планеты Экзюпери, — маленький человек в жизни и рыцарь чести в душе.

Н. Куглянт (Вадик), М. Касапов (Илья).
Фото — архив театра.

Вообще-то у Вадика все могло бы сложиться нормально. Скорее всего, он бы снова женился на своей Вале, и на работу какую-нибудь бы устроился, и костюм бы сыну на выпускной купил. Вот только мир пьесы Богославского, а следом и мир спектакля Семёна Серзина немного похож на компьютерную игру. Во-первых, он ограничен подворотней, магазином и моргом. Во-вторых, здесь, чтобы перейти на новый уровень, нужно победить босса. В роли босса оказывается друг детства Рельс — теперь местный авторитет. А сам Вадик неожиданно обнаруживает себя втянутым в разборки наркокурьеров мелкого пошиба.

Место действия — никак не задрапированная сцена Невидимого театра: грязно-белая стена с помутневшими вставками из стекла в верхней части, два дверных проема по бокам; зрители, сидящие буквой «п»; еще где-то сбоку незаметно пристраивается музыкант Дмитрий Малинкин с электрогитарой. Вполне похоже на обшарпанный подъезд — казалось бы, что может лучше подойти героям Богославского? Вот только никакого бытовизма в спектакле нет. Пространство на деле универсальное, и работа со светом (Анастасия Бражник) легко разрушает его узнаваемость. Так происходит на первой же минуте, когда Вадик (Николай Куглянт) вваливается на сцену с окровавленной головой. То есть выпадает из дверного проема, как механическая кукла из пазов, и ненадолго замирает, прислонясь к дверному косяку. Контровой свет, клубы дыма, электрогитара выводит напряженный рифф. Какая уж тут проза повседневности.

Вадику разбили голову, когда он пытался устроиться на работу. Амбиции были невелики: охранником в магазине. Но в неподходящий момент объявился тот самый Рельс, наехал на Вадика — вот и сказке конец, точнее, конец единственному костюму Вадика. Все это залитый театральной кровью герой рассказывает Марине (Таисия Вилкова), которая шла на собеседование в тот же магазин, но случайно наткнулась на Вадика по дороге.

Н. Куглянт (Вадик).
Фото — архив театра.

Простой человек, человек из маргинального круга — классическая новодрамовская тема. Но Серзин привносит в куда как более сдержанный по интонации текст Богославского столько эмпатии, сочувствия и иронии одновременно (чудесным образом не начиная при этом грешить сентиментальностью), что поверить в убедительность обманчивого реализма сюжета и обстановки становится совсем уж трудно.

Уж скорее это притча. Во всяком случае, тут точно есть светлая сила — та самая Марина, которую Вадик встретил у магазина. Марина оказывается не просто Мариной, но еще и доброй души человеком, который верит в Вадика, а в критический момент просто его спасает. И пусть ее образ выглядит немного натянуто — все-таки нелегко вывести на сцену резонера, ангела и дочку миллионера в одном лице, — спектакль это не портит.

А еще совершенно очевидно, что Вадик и его бывшая жена Валя (Алёна Митюшкина) по-прежнему любят друг друга — наивно, искренне и как-то даже отчаянно (подумаешь, развелись, с кем не бывает). После того, как ему разбили голову, Вадик идет не к кому-то, а именно к ней — что, кстати, вполне безумно и бесстрашно: Валя-то патологоанатом по профессии. На белую стену выводится проекция — видео их разговора в ее квартире, псевдодокументальное, вернее, псевдобытовое. Причем с такого ракурса, как будто бы это звонок по скайпу, и лицо сидящей прямо у камеры, за столом Вали характерно искажается. Вадика она отчитывает скорее по привычке и для проформы. Только на первую сцену ее и хватает: Вадик придет к ней, вопреки новым злоключениям, еще не раз — он все пытается доказать, что на что-то способен. Причем так честно и бестолково, что желание оберегать этого блаженного побеждает в Вале всякий практицизм.

Но с Вадиком все не так просто: он одновременно человек лирических чувств и драматических противоречий. Герой Николая Куглянта обладает каким-то поразительно неприкаянным видом: растрепанная и уже немного поредевшая шевелюра, огромные грустные глаза, но при этом выражение несгибаемого упрямства на лице.

Т. Вилкова (Марина), Н. Куглянт (Вадик).
Фото — архив театра.

Вадик — отнюдь не безвольная фигура в большом и страшном мире. По сути, он просто не хочет принимать условия игры, которые навязывают другим люди вроде Рельса (Алексей Фролов). Например, не хочет становиться очередным наркокурьером. Вот только проблема в том, что заняться в их городе, похоже, действительно больше нечем: либо ты Рельс, либо его шестерка Илья (Михаил Касапов), либо сын Вадика, который как раз таки и покупает у них наркотики в этом магазине. Ну, еще можно быть Вадиком. То есть неосознанно затеять диверсию против системы и просто отказаться принимать участие во всем и сразу, раз уж изменить ничего не получается. И как бы героя ни терзали сомнения — все-таки костюм для сына, все-таки алименты, — по-другому он не может.

Вообще-то Вадик — человек мирный, и свою драму он переживает тихо. Пишет стихи про «ебобо, ебобошеньку» (про себя), разговаривает по душам с Валей и Мариной. Даже с Ильей пытается — вот только у того как раз никакого внутреннего конфликта нет: Михаил Касапов наделяет Илью глуповатым хитрым лицом, суетливой пластикой, одновременно комичной и отталкивающей. Но Вадик как-то удивительно верит в людей и ничего не замечает. Его по-настоящему срывает только однажды: собственно, когда он осознает, что тот самый Рельс, который, как Вадик говорит, продает смерть, продает ее и его собственному сыну. Вадик не выдерживает и нападает на друга детства: это, кстати, прямо-таки этюд по биомеханике, показанный в slow motion. Вадик стоит в метре от Рельса, заносит руку, показательно делает ею резкое движение вперед, а Рельс не менее показательно дергается. Правда, падать в обморок он не собирается. Алексей Фролов так и стоит, глядя в пустоту с присущим его герою выражением бессмысленного и жестокого отупения на лице. Просто вышел из игры, и все. И тут же выясняется, что пока Рельс лежал в отключке, кто-то (Илья) убил его ударом заточки за ухо — и повесил вину, конечно, на Вадика, которому теперь нужно заплатить огромный выкуп, по сути, за собственную жизнь.

А. Фролов (Рельс).
Фото — архив театра.

Стоит ли она того — для героя вопрос философский. Вадик довольно быстро приходит к отрицательному ответу — снова как будто бы мирно, без страданий напоказ, но напряжение нарастает. Это заметно, в частности, по чисто эмоциональным, атмосферным вставкам, которыми в спектакле перемежаются сюжетные сцены, — в них все отчетливее звучит трагизм. Несколько таких эпизодов представляют собой что-то вроде зонгов: у двух дверных проемов, через которые валит подсвеченный прожекторами дым, располагаются два актера у микрофонов. В одном из них Николай Куглянт — выступающий здесь скорее просто как участник ансамбля, чем как исполнитель роли Вадика, — читает стихотворение про «ебобо, ебобошеньку». Но интонация уже совсем не та, что в сцене, когда герой читал его жене: вместо нежности и грусти — мрачная усталость и нарастающее чувство безысходности. А следом Таисия Вилкова (тоже не совсем Марина в этой сцене) начинает монотонно напевать: «Вадики — такие Вадики…»

Не жизнь, а бесконечный трагифарс. В один чудесный день вместо того, чтобы переживать или искать деньги, Вадик отправляется на поиски мусорки. Его квартирная хозяйка решила, что ей нужна такая в доме, и Вадик нашел — обычную грязную урну, из которой льется яркий синий свет. Вадик пинает ее и со смесью усталости и горечи на лице наблюдает, как она раскачивается, — и почему-то сразу понятно, что под грудой отходов лежит и светится его душа. Вадик мог бы сказать, как вампиловский Зилов, что жизнь, в сущности, проиграна, но он говорит иначе: жизнь — как катапульта в парке аттракционов, бросает тебя из стороны в сторону, и так страшно, что даже как-то не смешно.

И все-таки Вадику везет: Марина дает ему деньги, которые требует Илья, и даже на работу предлагает устроить — о чем еще можно мечтать? А заодно рассказывает историю про американского бегуна Джима Торпа, у которого прямо перед Олимпийскими играми украли обувь. Но Торп не сдался, нашел какие-то ботинки — из разных пар, на два размера больше — в мусорке, побежал в них и выиграл. И Вадик очень хотел бы стать таким же. Вот только проблема в том, что мир как-то не планирует оставлять его в покое: как будто бы само существование вадиков природой не предусмотрено. Деньги Илья оставит себе, как и планировал, а Вадика все равно убьют.

М. Касапов (Илья), Н. Куглянт (Вадик).
Фото — архив театра.

Но Вадик об этом не знает. Вадик счастлив. Он наконец-то купил костюм сыну и с детской радостью показывает его Вале по видеозвонку. Собственно, Вадик уже стоит у нее под дверью — это как-то само получилось. И в последнюю встречу с Валей — в луче света, на фоне пустой стены, как будто бы где-то в коридоре, на бегу — Вадик не предчувствует ничего плохого. Они наконец-то окончательно помирились, и все, сейчас он только съездит туда, куда его отправил Илья, и все точно будет хорошо.

Это, кстати, первый раз за весь спектакль, когда мы видим Валю живьем, а не на экране. Оставшись одна, она вспоминает, как выходила замуж, — и оранжевый кабриолет, след от оливье и белое платье как-то незаметно соединяются в образ огромного счастья маленького человека. И вдруг, едва сделав секундную паузу, она рассказывает о том, как однажды узнала на столе в морге тело Вадика. По родинке между седьмым и восьмым ребром, даже не успев посмотреть в лицо.

Негромко и печально перебирает ноты электрогитара, повисает длинная скорбная пауза — кажется, что уже навсегда. И тут на сцену снова выходит Вадик — босиком, в одежде для бега, с номером «13» на груди и очень серьезным, уверенным как никогда выражением на лице. Похож на себя, но что-то неуловимо изменилось. Из той самой ободранной мусорки он достает два кроссовка явно из разных пар и надевает их. Музыка вдруг словно срывается с места, электрогитара выдает грохочущий и одновременно полный надежды рифф.

В жизни для Вадика все бы уже закончилось. Но в спектакле у него есть еще один шанс. Он не готов бежать этот марафон — но все-таки побежит. Катапульта стремительно приближается к земле. Вадик замирает на низком старте.