Вообще говоря, со временем происходит что-то невероятное. Только что, вот-вот, мы поздравляли с днем рождения Эльмо Нюганена, а уже прошло 10 лет… У Эльмо давно существовала идея, что время — тик-так — можно однажды повернуть обратно — так-тик (и мы говорили с ним об этом в последнем интервью). Вот очень хочется. Чтоб повернулось и не мелькало…

Э. Нюганен, М. Дмитревская, Э. Кочергин в макетной. БДТ, 1997.
Фото — Б. Стукалова.

Когда-то он был удивительно важным человеком в нашей жизни, в моей тоже. Пленительная «Пианола» на «Балтийском доме» (я писала про нее в какой-то отчаянный момент, буквально «поселившись» среди чеховских героев, выпивая теплую водку и тоскуя о потерянной жизни, как они — и этого текста до сих пор не стыдно, а афиша спектакля четверть века висит на нашей редакционной кухне среди раритетов). Потом театр-мечта, Линнатеатр на таллиннской улице Лай. А потом, конечно, сочинение «Аркадии» в БДТ — сочинение куска настоящей жизни в вымышленной стране естественной гармонии.

Ю. Акимова, К. Матвиенко, М. Дмитревская, Э. Нюганен в редакции ПТЖ. Создание сценического варианта пьесы. 1997.

Сочинение сопровождалось катанием по ночным рекам и каналам (Аркадия!), созданием сценического текста в редакции с дружной компанией моих студентов (эти «10 дней в Аркадии» кажется, и были ею самой, и я сочиняла потом такой капустник с персонажами «Кристина Матвиенко», «Лена Строгалева», «Юля Акимова»). И, конечно, была Катя Гороховская, которую я путем интриг внедряла на роль Томасины, сломав жизнь будущему критику, а Эльмо сопротивлялся и ныл: «Ты понимаешь, что девочка-театровед не может быть на сцене с Алисой Фрейндлих, ну Мариночкаааааа….»

Э. Кузнецов, М. Китаев, Э. Нюганен, М. Дмитревская в редакции ПТЖ. Май 1997.

Сочинение включало поиск настоящих гусиных перьев из Царскосельского лицея (наш Тринити колледж), организацию «тайничков» внутри спектакля (бухгалтерская книга БДТ за 1918, найденная в реквизите и положенная на стол героям как история Сидли-парка… Аркадия!), оно включало ссоры до крови, глобальный наезд на Эльмо лихой парочки «Дмитревская-Николай Реутов» (помнишь, Коля, литр коньяка и нашу борьбу за мотивировки персонажей?). Оно сопровождалось изменением в последний момент предлагаемых (об этом в красках мог бы поведать Андрей Толубеев, светлая ему память), ожидание очевидного грядущего провала («Зови хотя бы студентов из университета», — говорил мне Кирилл Юрьевич Лавров). А потом — неожиданный триумф с сорока переаншлагами… То был год счастья, общения, бесконечных разговоров обо всем, поиск художественности, ловля знаков и рифм (сам Эльмо считал знаком, что родился 14 февраля, накануне дня рождения БДТ).

М. Дмитревская, Э. Нюганен на Моховой. 1997.

Мы прожили год с бесконечным цитированием Стоппарда, с выпивками у Сагальчика и Марковых, в редакции и в ТЮЗе (когда Леша Девотченко не пришел играть Порфирия и вместо него по сцене ходил Гриша Козлов)… Мне хотелось дарить Эльмо друзей и сюжеты, Петербург, Катю и Петю Семака, казалось — Эстония ему тесновата (потом стало казаться, что Россия — большевата, и в этом есть свой драматизм…)

В. Петров, А. Праудин, Г. Козлов, Э. Нюганен, М, Дмитревская. Редакция ПТЖ, 1997.

Сегодня этот непростой персонаж нашей прошлой жизни (то ли чеховский, то ли достоевский), с которым связано много театральной радости, празднует юбилей. Наверняка он не прочтет этот текст, но, надеюсь, кто-то передаст ему это письмо из Аркадии…

Дорогой Септимус (зачеркнуто) дорогой Эльмо!

Поздравляю тебя с днем рождения!

Я пишу тебе из Лондона. Сегодня дождь, и вчера был дождь. Ветер такой сильный, что чаек в воздухе как будто сносит, и они летят кувырком по низкому серому небу. Молодые английские спортсмены упрямо гребут против течения, и их лодки похожи на стальные иголки в холодной серой воде.

Э. Нюганен и Е. Гороховская в редакции ПТЖ. 1997.

Я сейчас старше, чем ты, когда ставил «Аркадию» в БДТ. И это странно.

Ты приехал легкий, золотистый и светлый. А глаза у тебя были грустные. На репетициях ты летал и светился. Лучше всего ты показывал Томасину. В тебя нельзя было не влюбиться.

Строгий питерский академизм не выдерживал, давал трещину и тоже начинал светиться и улыбаться под действием твоего обаяния. Тебе, наверное, было очень трудно.

П. Семак (Септимус), Е. Гороховская (Томасина). Аркадия. БДТ.
Фото — Б. Стукалова.

Потом, в Таллинне, я видела, как ты трогаешь стены своего театра, с какой глубочайшей любовью и почти детским азартом ты рассказываешь о прекрасном театре будущего. Колонны и стены отражали твой свет.

Я видела тебя на сцене. Артиста невероятной мощи и глубины, цельности и смелости. Свет твой менял характер, густоту, оттенки, но присутствовал неизменно.

Я видела тебя в твоем большом доме, выстроенном с любовью, где звучал детский смех, в щедром гостеприимном уютном доме, где ты был хозяин и одновременно взрослый ребенок, осуществивший свою мечту.

Я знаю, что ты большой художник и очень важный человек. У тебя серьезный юбилей. Но для меня ты навсегда Септимус, человек, бескорыстно дарящий свет. Я тогда не понимала только, почему глаза у тебя грустные. Теперь, кажется, понимаю.

Е. Гороховская (Томасина).
Фото — Б. Стукалова.

Дорогой Септимус, недавно я была в гостях в настоящем английском замке. С большим парком и библиотекой, где шкафы от пола до потолка забиты потемневшими от времени книгами и поскрипывает старенький глобус. Где в парке у каждого дуба есть имя. Где овечки оставляют клочья белой шерсти на кустах колючей ежевики. Где в старой разрушенной оранжерее до сих пор растет огромный куст камелии. Говорят, ему около 200 лет. Над ним давно нет стекол, и рамы покосились и рассохлись, но куст этот весь усыпан бутонами, и они щедро распустятся, как только станет тепло. Если мне доведется побывать там весной, я обязательно пришлю тебе фото. А весна придет обязательно.

Дорогой Эльмо! Желаю, чтобы в твоей жизни всегда были любовь и радость. Чтобы источник света, который внутри, не угасал. Чтобы ты никогда не врал себе, и чтобы тебе не было больно. Я верю, что мы еще встретимся, и ты тихо и грустно скажешь «урааа!»

И будем танцевать.