«Дождь». Канадский цирк «Элуаз».
Режиссер Даниэль Финци Паска

Говорят, «Дождь» Даниэля Финци Паски, идущий в эти дни на сцене Мюзик-Холла, играет свои последние представления. А поскольку очередной спектакль «театра нежности», как определяют искусство Финци Паски, делится с нами тающими, иссякающими, исчезающими ощущениями отрочества, то и исчезновение спектакля, последние его явления зрителю — как бы из этого ряда. Все проходит: детство, премьера, жизнь человеческая и жизнь спектакля…

Но у вас, читатели и коллеги, есть шанс ухватить за хвост проходящий «Дождь», ухватить мгновения счастливого состояния, когда, подростком, ходишь под дождем и ощущаешь полную свободу. Герой-Автор, который на трогательно ломанном русском языке в самом начале говорит нам, что дождь отрочества был для него свободой, и всю жизнь он помнит это, пытается «родить» эти ощущения в лирическом цирковой представлении.

У нас ведь совершенно не принят лирический цирк. То есть, в клоунаде — еще как-то (Леонид Енгибаров…), а лирические акробаты, жонглеры, вольтижеры?

На сцене — славная молодежная компания парнишек и девчонок. В одно касание возникают тончайшие атмосферные ассоциации: дача, речка, двор, где пацаны соревнуются — кто лучше (и четыре акробата «наперегонки» крутятся в огромных обручах — кто круче?), школьная вечеринка с приплясыванием вокруг пианино, а заодно воздушными кульбитами (тоже — кто круче, и один гимнаст даже улетает за кулисы).

Можно пожонглировать саквояжем, похожем на школьный портфель, можно упаковать в чемодан гимнастку Валерию, а когда-то просто подурачить зрителя.

— И это новый цирк?! — возмущается одна героиня.

— Он ударяет по нашему подсознанию! — уверяет другая.

И тут на головы им валятся и ударяются об пол… ботинки. Потому что никакого пафоса и патетики в этом драматическом и лирическом цирке быть не может.

Воспоминания детства правили спектаклем «Corteo» Цирка Дю Солей (см. здесь и  здесь). Судя по всему, детство — тот источник, который питает многое в нежном искусстве Финци Паски. Даже в «Донке», посвященной Чехову, исходным было воспоминание уже взрослого режиссера о том, как, попав в дом Чехова, он, словно ребенок, залез под стол… (о «Донке см. здесь и здесь).

«Дождь» по грациозности вообще-то ближе к «Донке», чем к «Сorteo» (в великом Цирке Дю Солей есть своя постановочная пафосность, как и в советском цирке, а «Дождь», как и «Донка» лишены всякой внутренней гордыни и идут на пустой сцене).

В «Дожде» восхищаешься еще изумительным ритмическим мастерством режиссера. Не только идеальной выверенностью номеров, идущих медленно, лирично, как будто в рапиде, в воспоминаниях. Замечательно разработан ритм пространственный — соединение кругов и горизонталей, застывших и движущихся фигур. Все проработано до секунды, а происходит будто случайно. Поневоле вспомнишь древних: «Ars est celare artem»: истинное искусство — это умение скрыть искусство.

В следующем номере «ПТЖ» будет напечатан разговор с Финци Паской. Мы встречались с ним не так давно и впервые. Это трогательный кудрявый «человек воздуха», относящийся к миру и всему сущему с осторожностью — только не повредить, не нарушить что-то в жизни, в человеке. Клоун, пришедший к Гротовскому и не ставший его учеником (Гротовский-то разрушал…), в «Дожде» он дает виртуозным актерам ту самую «свободу под дожем» и не заканчивает спектакль каким-нибудь апофеозом под льющимися струями, когда все крутится, гимнасты летают, жонглеры жонглируют… То есть дождь льется, но мокрая цирковая ватага просто играет под дождем в футбол, разбрызгивая воду под ногами. Воспоминания о детском футболе под дождем важнее демонстрации своего профессионализма.

Новый европейский цирк отхватывает у театра все большее пространство. Недаром на спектаклях Финци Паски я вижу много наших драматических актеров. Они с завистью и восторгом смотрят на это искусство, как на свое. Ведь актеры этого цирка тоже играют, строят отношения, реагируют друг на друга, в их номерах есть сюжетность. Только, в отличие от драматических актеров, еще они умеют взлетать на трапеции без лонжи, жонглировать четырьмя палочками и плюхаться в дождевую лужу так, чтобы проехаться на животе несколько метров.