ЖИЗНЬ ЕСТЬ СОН
Много лет мы знали Цирк дю Солей лишь по музыке, под которую танцевали все театры страны, с которой навек связался для целого поколения «Калигула» Юрия Бутусова. Дю Солей — цирк Солнца — казался нереальной роскошной сказкой, где-то существующим замком Фата Морганы, который мы никогда не увидим.
Свершилось. Его основатель Ги де Лалиберте (фамилия, содержащая слово «свобода» — чем не фирменный знак искусства, выходящего за пределы человеческих возможностей?) не только слетал в космос, но и привез Цирк к нам. Они не только приехали, но открывают свое постоянное шоу в Москве, а та строит им здание за нечеловеческие миллионы долларов, которые, конечно же, окупятся. Более того, открывается эксклюзивный креативный Центр дю Солей в Петербурге.
При ближайшем рассмотрении стало понятно, что треть огромной труппы Цирка — наши, выученики российской цирковой школы, еще недавно, казалось, находившейся впереди планеты всей… Вот и фаворитка шоу «Кортео», микроскопическая Валентина — не обломок ли советского цирка лилипутов?..
То есть, мы встретились. И первая встреча осенью, в Москве, в Лужниках, на шоу «Варикей» не принесла мне ожидаемого восторга: это была довольно китчевая, в дико дорогих костюмах «компьютерной» стилистики феерия с павшими ангелами, попадающими в мир экзотических Калибанов. При этом номера хорошие, все мастерски, но этот ли дю Солей мы мечтали видеть! Правда, говорят, в тот раз они привозили какую-то левую дешевую программу, ездившую по Европе — и «на бедность» завезли в Москву… Поэтому я даже не собиралась на петербургские гастроли, пока не прозвучало имя режиссера «Кортео» — Даниэль Финци Паска. Да это же «Донка», это итальянско-французская традиция, идущая от гистрионов, буффонов! Советский цирк — искусство героическое: каждый номер — подвиг, буквально предвкушение ордена за отвагу. Французские циркачи, проделав то же самое по сложности, легко соскочат и, косолапо поставив ноги, скорчат гримасу, «киксанут» — все, как один, клоуны. Ничего сверхчеловеческого, все — «легче, выше, веселее»! Вот и в «Донке» было так — с иронией и непереносимой легкостью сценического циркового бытия.
…Не дю Солей ли привез нам кусок пышущего Солнца, от которого буквально плавится площадка возле СКК, где раскинут белый шатер — наподобие замка с башенками? Вот мы и входим в прохладу, натурально — к Фата Моргане…
Не успели зрители рассесться — в шатер вваливается ватага площадных менестрелей. Они смешиваются с толпой, отражаясь в зеркальном занавесе. Оказывается, занавес прозрачный, сквозь него видны такие же артисты и такие же зрители. Весь мир — цирк, замечаешь, что зрители — такие же паяцы, не можешь отличить, кто есть кто. И все мы родом из детства.

Говорят, Финци Паска объяснял, что этот спектакль — смерть клоуна, перед которым проходит его счастливая цирковая жизнь. Мне показалось, это — сон любого человека («Мне приснились мои похороны», — говорит в начале герой, которому снится детство и полеты), в снах которого мир прекрасен и многолюден.
Вот человек рождается — и сусальные ангелы с рождественских открыто начала ХХ века летают над ним. Они, жители тонкого мира, будут сопровождать персонажей в моменты опасности (когда канатоходка пойдет под крутым углом на высоте 16 метров, ее прилетят «страховать» сразу два ангела: Финци Паска не забывает о драматургии).
Сколько мы видели гимнастов на батутах! И как это всегда напоминало детские прыжки среди подушек на большой родительской кровати: взлетел — упал в мягкое! Финци Паска возвращает это ликующее ощущение: гимнасты — девочки и мальчики — скачут на кроватях-батутах, кидаясь подушками, как вам и не снилось!
Вам хотелось в детстве покачаться на люстре? Спектакль дарит вам и это: три огромнейшие люстры в подвесках заменяют девушкам-гимнасткам трапеции — и они парят, запутываясь в стропах, демонстрируя чудеса грации и ловкости — без лонжей! Мир сновидений полон музыки, цирковых поединков (гимнасты на доске — две подростковые, как бы дворовые, пацанские компании). Каждый сюжет обработан ностальгическим сознанием. Лилипутка, летящая на шарах, что-то щебечущая… Каждый из зрителей может потрогать ее туфельку — и подтолкнуть малютку вверх: лети… Кукла, с которой играем мы? Каждый из нас — ребенок, которого подкидывают взрослые?..
В финале умерший клоун катится на велосипеде, сопровождаемый ангелами. А куда? Ведь рай у него уже был — цирк! Или жизнь наша теряет гравитационную силу во сне? Почему во сне? В детстве. Почему в детстве? В цирке.
ЦИРК ПРИЕХАЛ!
Без сомнения, канадский Cirque du Soleil для Петербурга очень долгое время был той самой конфетой, которую все время хотелось попробовать, но никак не получалось. В середине 90-х в город стали просачиваться CD с их музыкой, и до появления моды на Дживана Гаспаряна, темы из «Alegria» и «Quidam» звучали чуть ли не в каждой третьей российской постановке. В московском ТЮЗе до сих композиция из «Alegria» используется в качестве первого-второго-третьего звонка. Вне зависимости от спектаклей.
Сirque du Soleil был известен всем — и никому.
С начала нулевых, потом по компьютерам театрального сообщества стали кочевать записи выступлений легендарного цирка, которые кто-то где-то переписал, кто-то как-то оцифровал, кто-то кому-то дал посмотреть. И все, наконец-то, этот цирк увидели.
А теперь он приехал.
Что такое для советского человека (пардон, россиянина) цирк?
Ну, если в целом и общем…

Это фильм Александрова с Любовью Орловой, дрессировщица Маргарита Назарова, клоун Карандаш с собакой Кляксой и клоун Юрий Никулин. Но все это в прошлом. Лично мои визиты в цирк на Фонтанке закончились в лихих 90-х на представлении «Не троньте Лемонти», где клоун Юрий Лемонти из рекламы «Большому кораблю — большое плаванье» полуголый сидел в ванне. В перерывах между тупыми репризами на арену выгоняли несчастных животных и мучали. Страшно воняло. С того момента я в цирк не ходил. Сейчас, может, все и изменилось, но здание цирка на Фонтанке с того дня мною воспринимается исключительно как архитектурное сооружение. Хотя, как знаю из истории, советский цирк всегда считался цирком очень высокого уровня (и то, что, как говорят, в труппе Cirque du Soleil много русских, это подтверждает). Но эти исторические знания не утешали. В цирк не хотелось. И даже значение слова «цирк» потерялось.
И вот, наверное, главное, что произошло со мной на шоу Cirque du Soleil — это возвращение с детства знакомого слова, сулящего чудеса и радость — слова «цирк». Смотришь — и отчетливо понимаешь — это настоящий цирк, профессиональный настолько! И даже в те моменты, когда от очередного головокружительного трюка екает сердце, успокаиваешь себя прежде всего тем, что шоу «Corteo» исполнилось уже несколько лет, и все, что мы видим, отработано до мелочей. И даже понимаешь, что это шоу справедливо стоит тех денег, которые требуется заплатить небогатому петербургскому зрителю, чтобы к этому чуду прикоснуться.

Сидишь, смотришь — и понимаешь, что у нас такое никто никогда сделать не сможет. Почему? Да прежде всего потому, что это настолько высокопрофессиональное отношение к своему делу, которого ни в одном российском коллективе добиться не получится. Даже привычные номера организованы так, что дыхание замирает. Ну, казалось бы, кого можно удивить лошадкой, когда один человек ходит передними ногами, а второй — задними? А тут это — очаровательная реприза, где между двумя такими лошадками разыгрывается целая история. И высчитан каждый поворот головы, каждое движение, каждый шаг.
И так — во всем. Клоуны, эквилибристы, канатоходцы, жонглеры — это все даже не те слова, которыми хочется этих людей называть. Они творят настоящее цирковое искусство. Обаятельнейшую лилипутку Валентину лилипуткой язык назвать не поворачивается. Когда она летает по всему залу на воздушных шарах, отталкиваясь от рук зрителей, ощущение, что она сделана из какого-то очень хрупкого, воздушного материала. И зрители подставляют руки бережно, как будто ощущая эту хрупкость. И даже когда во второй части «Corteo» действие становится менее цельным, рассыпается на серию номеров, им это легко прощаешь. Потому что это все равно настоящее цирковое шоу великого цирка.
На самом деле, наверное, отдельное шоу творится и за кулисами. Потому что профессионализм техников, которые находятся за сценой, светят фонарями, управляют лебедками, подготавливают оборудование для следующего номера, потрясает не меньше профессионализма артистов.
В нашем цирке часто начинают работать на целевую детскую аудиторию, сюсюкать, наигрывать. А тут совершенно другой принцип. Мы присутствуем на похоронах клоуна. И все, что пронесется перед нами за два часа действия, будет триумфальным, странным и необыкновенным похоронным кортежем на самых веселых и красивых похоронах, которые я когда-либо видел.
В нашем цирке сказали бы: «Да вы что, как можно в цирке показывать похороны? В зале же дети!» А тут совершенно другой принцип. Дети присутствуют на абсолютном празднике для глаза. Может быть, никто из них не поймет того, что происходит в реальности, но это впечатление они унесут с собой надолго. Унесут с собой это заветное слово «цирк», как чудо, как праздник. Положат в карман, и будут ждать следующего такого же чуда.
К чему это все? Очень просто. Гастроли Cirque du Soleil в Питере закончатся 8-го августа. И если вы все это читаете, постарайтесь на это чудо успеть. В конце концов, еще до революции в российских городках по улицам иногда раздавался клич: «Цирк приехал!». И тогда дети разбивали копилки, родители доставали сбережения. Все собирались и шли к цирковым шатрам, как на праздник, не жалея денег на этот праздник.
В конце концов, Cirque du Soleil к нам в Питер приехал первый раз за 26 лет. Ждать еще 26 лет? Хотя… Можно и 26 лет подождать. Не жалко. Когда съедаешь вкусную конфету, вкус ее все равно остается в памяти. Конфеты, кстати, раздавали на выходе после представления. Видимо, чтобы было совсем хорошо…
Удивило все — начиная с сайта, где выбираешь билеты, заканчивая продавцами в антракте. Все у нас (и особенно в цирке) не так, и поэтому там приятно это цельное ощущение праздника, которое собирается из крупиц. Очень понравился номер с акробатами в начале второго действия. Так синхронно! Здорово — с лестницей. Прыжки на кровати — легко и задорно. Неприятное впечатление от номера с лилипуткой на шарах. Но зато потом во сне летала сама — непередаваемое ощущение легкого прыжка и медленного взлета.