Едва ли не все, написавшие о премьере «Изотова», почувствовали сразу — это событие. Два старых ангела с большими белыми крыльями за спиной (актеры Николай Мортон и Рудольф Кульд), улыбаясь эдак с прищуром, в начале спектакля показывают фокусы. Знакомый набор: вертящаяся в воздухе тросточка, легко развязывающиеся платки, заяц, доставаемый из цилиндра. Все так просто, меж тем — попробуй сделать, чудо оно и есть чудо. Так и сам этот «Изотов» Андрея Могучего — знаковый, поворотный спектакль. И для создателей, и для так называемой «новой драмы», и, прошу прощения за пафос, для русского театра в целом. (Давно уже пора сказать, что поставлен спектакль по пьесе современного драматурга Михаила Дурненкова.) Это тот случай, когда все нежданно и счастливо совпало: сошлись звезды, понимающие друг друга люди, профессионально готовый к переменам театр (имею в виду питерскую Александринку), и их коллективное создание взлетело ввысь, завертело публику в своем вихре и понеслось.

В программке значится — спектакль Андрея Могучего. Так нам дают понять, тут таится нечто большее, чем просто режиссура. Это и в самом деле очень личная история, спектакль-высказывание. Режиссер решился высказаться о себе самом, сначала увлек драматурга, потом пригласил в соавторы замечательного сценографа Александра Шишкина и композитора, известного питерского infant terrible Олега Каравайчука. Он тут не просто композитор, здесь и музыка звучит в его исполнении, и в одном из героев, на сцене, впрочем, так и не появляющемся, он легко угадывается. Место действия тоже угадывается безошибочно — легендарное Комарово, заповедник старой питерской культуры. Удачливый столичный писатель Изотов (Виталий Коваленко), персонаж без имени, человек без свойств, едет с бойкой девушкой Лизой (Юлия Марченко) в заповедное место, где он некогда жил. Там оставлены первая любовь, забытые родственники, старые обиды и острое чувство вины. Короче говоря, перед нами случай, когда человеку захотелось вдруг притормозить свой вполне успешный бег по жизни и оглянуться назад. Александр Шишкин соорудил на сцене подобие горы, на самом верху которой — комната, островок былого счастья, а с покатого помоста раз за разом катятся вниз рвущиеся в прошлое герои. На драматизме никто, впрочем, не настаивает, он сам по себе проступает сквозь радостную театральную игру. Вот Лиза спросила, где туалет, Изотов махнул рукой, и на белом полотнище мгновенно проявился рисунок покосившегося дачного скворечника. Она лезет к нему на разъезжающихся каблуках, пытается встать в это плоское изображение и катится вниз под смех публики. В этом спектакле, как в жизни, все рядом — и смех, и слезы.

Нас ведь долгие годы уверяли, что исповедальный режиссерский театр безнадежно устарел. Что нынче в моде постмодернизм, где автор декорирует себя иронией, игрой со смыслами и чужими цитатами до полного саморастворения. Вот и Андрей Могучий долго числился у нас по разряду авангардистов и дань свою постмодернизму отдал сполна. «Изотов» для него — возврат к театру, обращенному к душе. Словом, вот он, новый поворот, налицо. А уж что он нам несет — «пропасть или взлет», — скоро выяснится. Для Могучего, Шишкина и актеров Александринки — взлет несомненный.