Спустя год со дня премьеры спектакля «Изотов» в Александринcком театре публика все еще делится на тех, кто не приемлет, и тех, кто целиком принимает вариации Андрея Могучего на тему метаний интеллигента.

По окончании спектакля некоторые вскакивают и бегут стремглав к выходу, с трудом пережив час сорок минут страданий человеческого «я», а кто-то даже покрикивает с места «браво». Бегут, наверное, те, кто видит в спектакле Могучего череду несвязанных фактов и неоправданных телодвижений. А «браво» — это, наверное, от тех, кто понимает, что герой, сочиненный Михаилом Дурненковым, сыгранный Виталием Коваленко, и рефлексирующий по велению Андрея Могучего, всего лишь мучим выбором между тьмой и светом, между прошлым и настоящим, между иллюзиями и реальностью. Собственно, Изотов — это современный аналог чеховского Иванова, который даже в женщинах своих так же разобраться не может. Все с ним ясно, «ясно, как простая гамма», звучащая в самом начале спектакля (музыка Олега Каравайчука). Послушайте, те, кто убегает от непонятого: вам задают камертон! И дальше речь пойдет о моцартах и сальери, о жизни «просто так» и жизни «вот он я, смотрите». Первый вариант относится к дяде — гению, которому все так удается — и любовь, и музыка, и сама жизнь. А второй… Так это и есть сам Изотов, пытающийся куда-то забраться, чего-то достичь (вот вам и секрет всех его безуспешных в массе своей «карабканий» и падений), чем-то выделиться, что-то доказать… Внешне жизнь Изотова благополучна, в его квартире все «как положено» — холодно и идеально, но все ненастоящее какое-то, как картонная машина, везущая его в ночи в никуда. Жизнь эта внешне привлекает одну лишь Лизу (Юлия Марченко), уже сделавшую свой выбор: она хочет современной стабильности, обеспечивающей, пусть холодную, но сытость. Ей вовсе не нужны и не удобны ни незнакомый шофер (Сергей Паршин), ни дачный клозет во дворе, ни проблемы с говорливыми соседями. Она-то, в отличие от Изотова, ищет покоя. Лизе скучно с ним, и она сама себя развлекает поначалу, то разговаривая нелепым голоском, то выбирая манеру поведения капризного ребенка. Но позже, погрузившись на время в «изотовщину», которая для нее не реальна и быть реальностью просто не может, лишь утвердится в верности своего жизненного выбора и предпочтет непонятному мятущемуся сомнительному кавалеру (непонятному ей, как и той части публики, что с облегчением покидает зал) заграничного «папика» (Аркадий Волгин).

Сам же Изотов, который все норовит вернуться в свой вчерашний день, где он — еще не знаменитый писатель, где давно поделенный пополам дачный дом наполнен воспоминаниями и ненавидимыми ныне родными людьми, так и не понимает, чего он хочет и зачем. И настолько он пребывает в плену прошлого своего эго, что не указ ему даже предупреждение свыше в духе булгаковского «Не звони, Римский, никуда, худо будет!..» Собственно, с одного из знаменитых шишкинских зайцев «с нехорошим лицом», перебежавшего дорогу той самой картонной машине и предъявленного публике в качестве причины аварии, и начнутся «непонятки» для многих зрителей. Где реальность, а где то, чего не было и не будет уж никогда?..

А чего проще разобраться! На сцене все, как на ладони, спектакль понятен на уровне моралите. Вся штука — в не раз упомянутом человеческом выборе, которого не миновать каждому из нас, во времени, когда этот выбор должен быть сделан, для того чтобы вовремя покинуть свое детство, в заборах, которые мы воздвигаем между собой и близкими… И никому и ничего мы не обязаны доказывать, тем более что творческое «я» вообще никаких доказательств никогда не требовало: либо оно есть, либо нет. И подтверждением тому — мирно сосуществующие на небесах ангелы-фокусники (тот самый заяц появится и у них в руках), намеренно отделенные от реальности отец и дядя Изотова (безупречные Евгений Капитонов и Николай Мартон).

Завершить гамму предложат зрителям, откровенно вывернув в финале перед залом нутро старого фортепиано: нате, сыграйте свое. Но играть умеет не каждый, хотя жизнь ясна, как простая гамма…