«Молодость жива».
Центр современного искусства им. Сергея Курехина.
Текст Настасьи Хрущевой и Александра Артемова, режиссер Александр Артемов.

«Неотлен» — так в 2013 году был обозначен жанр церемонии вручения премии «Прорыв», срежиссированный Александром Артемовым и Дмитрием Юшковым, создателями Театра ТРУ. Театра, который за пять лет своего существования — с 2010 по 2016 год — выпустил пять спектаклей, заинтриговал ими решительно всех — от теоретиков до практиков театра, и в оказавшемся символическим жанре неотлена распался и переродился в союз режиссера Александра Артемова и композитора, автора текстов Настасьи Хрущевой. Последний для Театра ТРУ и первый для тандема Артемов — Хрущева спектакль «Молодость жива» номинирован в 2017 году на премию «Прорыв». Так музыкальная ритмическая структура — одна из основных отличительных черт Театра ТРУ — сохраняет определенную последовательность за пределами сцены.

«Война, которой не было». По чеченским дневникам Полины Жеребцовой «Муравей в стеклянной банке».
Театральная платформа «В центре», Ельцин Центр (Екатеринбург).
Режиссер Семен Серзин, художник Александра Микляева.

Не могу об этом спектакле думать просто как об отдельном художественном событии. Не могу начинать с того, что на темной, засыпанной углем, пустой, как будто мертвой, сцене, сотворенной художником Александрой Микляевой, весь спектакль есть одна яркая точка. Девочка Полина с чудными светлыми волосами, в простом белом платье, полна жизни, страстного интереса ко всему — к жуку и муравью, к маминой помаде и Аленкиной заколке, к дедушкиным полкам с книгами, ко всему, что окружает эту маленькую еще жизнь в городе Грозном. И потому, видимо, «от избытка», в 9 лет она начала писать дневник. Шел, как показывает большой экран, на фоне которого все здесь творится, 1994 год.

«Земля Эльзы». Я. Пулинович.
Театр им. Ленсовета.
Постановка Юрия Цуркану, художник Владимир Фирер.

Сайт наш профессиональный. И драматурга Ярославу Пулинович знает всяк сюда входящий уже практически как Э.-Э. Шмитта.

Всяк, да не всяк! Нас может кликнуть любой русскоязычный мира. И прочесть. Ну, и как обделить его знанием сюжета новой современной пьесы?
Да никогда!
Итак...

Она — новоиспеченная 75-летняя деревенская вдова. Мать/бабушка/прабабушка. Вне скорби. Покойный супруг — чудовище. Когда-то ее, девчонку, по случаю изнасиловал, обрюхатил, потом со страху женился. Ненавидел до самой смерти. Бил, унижал, гонял по морозу дезабилье, ну и всякое такое в посконном смысле. И она его ненавидела. Люто, но затаенно.

«Грязнуля». К. Стешик.
Тюменский Большой драматический театр.
Режиссер Роман Габриа, художник Павла Никитина.

Тюменский зритель консервативен, и примет ли он постановку — это большой вопрос. Но театр решился на эксперимент, взяв в репертуар современную драматургию. Спектакль получился ансамблевым, крепким и безусловно заслуживающим внимания.

Посреди сцены стоит длинный стол, за которым один за другим рассаживаются актеры. На заднем плане — металлический каркас, представляющий собой сплав абрисов разных геометрических фигур. В центре сидит мужчина в костюме. Перед ним — чайник и чашка. Образ считывается легко — это «Тайная вечеря». Картинку рушат только преувеличенно большой степлер да облезлая елка с гирляндой, расположившиеся на авансцене.

6 марта скончался замечательный эстонский актер, режиссер и театральный педагог Калью Комиссаров. Он всего два дня не дожил до 71 года.

Я помню Калью еще со времени Пионерского театра Таллиннского дворца пионеров. Уже тогда и руководители студий — эстонской и русской — были уверены: этот парень станет актером.

«Бунин. Рассказы».
Челябинский Молодежный театр.
Режиссер Иван Миневцев, художник Антон Сластников.

«Бунин» из той породы спектаклей, где артист не прикрыт ничем — ни сценографией, ни светом. Напротив, белый экран/холст словно предназначен для того, чтобы выделить фигуру актера, сделать выпуклой. А актер здесь поставлен в самые что ни на есть прямые отношения с текстом. Даже видеографика Дмитрия Иванченко, предельно абстрактная, напоминает книжную — и вместе с тем, рассекая фон на подвижные геометрические фигуры, задает происходящему динамику. Раньше бы сказали «литературный театр». И действительно, часто этот спектакль срывается в чтение с выражением, в иллюстрирование. Но не думаю, чтобы молодого режиссера Ивана Миневцева, недавнего выпускника Мастерской Дмитрия Крымова — Евгения Каменьковича (Петербургу он знаком по работе в лаборатории Новой сцены Александринского театра «Русский эпос. Возрождение»), интересовал замшелый жанр «литературных вечеров».

Завтра, 7 марта, в ГИТИСе состоится Ученый совет, на котором снова встанет вопрос о слиянии двух факультетов — театроведческого и продюсерского. В декабре 2016-го, когда ректор Г. Заславский провел это решение через Совет, не согласовав его с факультетом, сотни людей, студентов, преподавателей разных вузов, театральных деятелей, подписывали письмо против этой «оптимизации», а студенты-театроведы РГИСИ устраивали акции поддержки своих товарищей в ГИТИСе.

Подборка, которую мы публикуем, — это тоже дело студенческих рук, ее подготовили Анна Павленко и Анастасия Цымбал (4-й театроведческий РГИСИ). Они записали своих учителей, педагогов театроведческого факультета РГИСИ.

«Снегурочка».
Костромской театр кукол.
Режиссер Евгений Ибрагимов, художник Эмиль Капелюш.

«Снегурочки печальная кончина и страшная погибель Мизгиря тревожить нас не могут», — говорит Царь в финале пьесы Островского, и это одна из тем для импровизации Евгения Ибрагимова. Снегурочка здесь хоть и заглавная, но не главная героиня, а Мизгиря, кажется, нет вовсе. Режиссер сочиняет свою историю про берендеев. И они у него уже не исторические тюркские кочевники, но еще и не персонажи «весенней сказки», от текста которой в спектакле остались буквально пара реплик и песни.

«Мамаша Кураж и ее дети». Б. Брехт.
Александринский театр.
Постановка, сценография, свет Теодороcа Терзопулоса.

Как интересно завязались в предыстории этого спектакля разные сюжеты. Во-первых, Терзопулос и Брехт. В молодые годы греческий мэтр стажировался в «Берлинер ансамбль». Видел Елену Вайгель в роли Мамаши Кураж, видел и другие брехтовские постановки, в 1970-е сохранявшиеся в репертуаре. Был допущен Хайнером Мюллером (который «завлитствовал» в этом театре) к брехтовскому архиву. Работал с актерами Брехта. Режиссировал концерты Эккехарда Шалля, игравшего в «Мамаше Кураж» Эйлифа еще при жизни автора, и Гизелы Май, которая считалась лучшей исполнительницей брехтовских зонгов. По возвращении в Грецию заново открывал этого автора соотечественникам, «Знакомство с Брехтом» — так символично назывался один из спектаклей в брехтиане Терзопулоса.

«На дне». М. Горький.
Нижегородский театр драмы им. М. Горького.
Режиссер и художник Валерий Саркисов.

Огромные черные трубы заброшенной котельной (варианты — завода, страны, цивилизации) похожи, в то же время, на оставленную съемочную площадку. Рельсы, по которым когда-то подвозили вагонетки с углем для отапливания государства (вариант — каталась съемочная камера), теперь обслуживают обитателей «дна», когда им надо выехать на базар с пельмешками (Квашня) или в кабак (не станем перечислять). Вот, толкая низкую платформу, туда-сюда они и разъезжают... Заводской мост, гремящий под каблуками листами железа, ведет наверх — там живут Костылевы.

«Невесомость».
Драматург Алина Шклярская, режиссер Александра Абакшина.

Похоже, что я — цисгендерный человек, и мы никогда не обсуждали это с родителями. На предложение назвать пять качеств, присущих только женщине, я никогда не отвечала «способность к деторождению» или «наличие критических дней». Физиология определяет не все. Не пугайтесь. Цисгендер — это тот, чья гендерная идентичность совпадает с биологическим полом. Вопрос задают на спектакле «Невесомость», где тела андрогина, транссексуала, пансексуала, бигендера — главные персонажи. Вопрос намеренно развернут в зрительный зал, туда, где сидят цисгендеры и им приходится отвечать за свой пол.

«Розенкранц и Гильденстерн».
ТЮЗ им. А. А. Брянцева, Новая сцена.
Режиссер Дмитрий Волкострелов.

В центре нового спектакля Дмитрия Волкострелова центра нет. Зато есть четкие временные рамки: с 9 сентября 1984 года по 15 февраля 1985 года — именно столько длился рекордный по количеству партий матч за звание чемпиона мира по шахматам между Анатолием Карповым и Гарри Каспаровым, закончившийся ничьей. На пустой сцене два актера — Андрей Слепухин и Иван Стрюк — в одинаковых серых костюмах времен советского дефицита сидят за шахматным столом. Фоном выступают последовательно меняющиеся календарные даты, написанные в строку на компьютере и проецирующиеся на задник сцены. Каждая новая дата — новый эпизод спектакля, логически не связанный с предыдущим, из него не вытекающий.

«Я здесь». Программа совместных переживаний. Л. Рубинштейн. Театр «Старый дом» (Новосибирск).
Режиссер Максим Диденко, художник Павел Семченко.

Жанр спектакля «Я здесь», поставленного по текстам-карточкам Льва Рубинштейна, обозначен как «программа совместных переживаний». Фраза тоже принадлежит Рубинштейну. Я приехала на премьеру и с автором текста, сидящим рядом, совместно переживала спектакль. Переживания оказались сильными. Признаться, я не была к этому готова, как, впрочем, не был готов и сам автор, с удивлением воскликнувший: «Я не знал, что написал про это»... ну, или как-то так, транслирую близко к тексту.

Заметки о XXIV Пушкинском театральном фестивале во Пскове

Когда по завершении нынешнего Пушкинского фестиваля читаешь обзор прошлогоднего, кажется, что настало время перемен в жизни этого мероприятия с двадцатичетырехлетней историей. «На усеянной древними храмами псковской земле, где неторопливо протекает река Великая, погружаешься в другой ритм жизни. Спокойная, умиротворенная атмосфера старинного города диктует такую же простую, беспафосную атмосферу фестиваля». С храмами и рекой Великой все по-прежнему, а вот умиротворенную простую атмосферу изрядно всколыхнули привезенные спектакли из Москвы, Петербурга, Новосибирска, Екатеринбурга. Арт-директор Пушкинского фестиваля этого года — театральный критик Андрей Пронин — собрал афишу смелую, бескомпромиссную, предложив псковской публике в каком-то смысле новый зрительский опыт, не ограничил выбор ни в жанре, ни в литературном материале.

«Мертвые души». Н. В. Гоголь.
Мастерская Анатолия Праудина.
Малая сцена РГИСИ.

У Паши Чичикова кривоватый макет. Мечта на обломках занозистого ящика из-под капусты по 10 коп. Окна вырезаны ножом, ветром дыбятся занавеси из драной марли. Отсвет моря, бальный зал и бумажная фигурка в белом, с зачесанными набок прядями. Паша подсвечивает макет изнутри, набухает тень. Кукла даже не штоковая, просто вырезанная. Он ее, замирая, берет чумазыми двумя пальцами. Пальцы дрожат, тень полыхает по стене дощатой. Пока папа не засек.

«Преступление и наказание. Девять дней Родиона Романовича Раскольникова». По роману Ф. М. Достоевского.
Театр «Мастерская».
Инсценировка Андрея Гаврюшкина и Федора Климова, режиссер Андрей Гаврюшкин, художник Эмиль Капелюш.

Ожидание новой встречи с Раскольниковым — это всегда особое состояние.

Какой он придет сегодня?
Что скажет?
Куда заставит заглянуть?
От чего вздрогнуть?
Что вытащит из своей/моей расколотой души?

«Кентервильское привидение». По мотивам новеллы О. Уайльда.
Санкт-Петербургский государственный ТЮЗ им. А. А. Брянцева.
Инсценировка, художественное оформление и постановка Виктора Крамера, композитор Сергей Ушаков, автор текстов музыкальных номеров Сергей Маковский.

В этом спектакле есть и клубы дыма, и синий свет, и все другие очевидные и расхожие атрибуты среднестатистического музыкального представления по мотивам новеллы Оскара Уайльда о привидении, столетия томившемся в родовом замке.

Перво-наперво должна сказать, что, оказавшись в зале ТЮЗа по прошествии некоторого количества лет, ощутила, что глаз мой с непривычки травмирован видом и цветом зрительских кресел, с ними в тон и цвет штор на входе из фойе в зал — все того же канцелярского, холодного оттенка изумрудно-голубого, какой обычно ассоциируется с залом петербургского Законодательного собрания. Странное чувство, что ТЮЗ «переоделся» в ЗАКС, не покидало до конца спектакля.

Под юбилеи тянет к мемуарам.

Конец 80-х, Тбилисский фестиваль, храм Метехи — и какой-то театр то ли из Барнаула, то ли из Иркутска играет «Каина» Байрона. Позорно не знающая России (а откуда знать? Это сейчас я «прививаю» студентам знание регионов, а нам-то никто не прививал, мы путешествовали исключительно из Петербурга в Москву!), впервые слышу и запоминаю имя режиссера — Михаил Бычков.

Очень долго Бычков был человеком камерным. И театр, им созданный, назвался Камерным. И каждый раз при встрече с Воронежским Камерным повторялось ощущение, будто открыли шкатулку. А в ней — и большие, похожие на людей, куклы «Дядюшкиного сна», и звук старой пластинки, граммофон, и бумажная птичка фрекен Жюли, и наивно-белые герои «Зимы», и восхитительные советские болваны из «Дураков на периферии», и геометрически выверенные позы «Гедды Габлер», и изломанная декадансная, больная, ускользающая красота «Циников»...

Заметки вдогонку фестивалю «Пять вечеров»

За тринадцать лет город к володинскому фестивалю «Пять вечеров» привык как к чему-то само собой разумеющемуся и неизменному. Как будто всегда в феврале, накануне дня рождения Александра Моисеевича, в фойе Театра на Литейном к потолку полетят легкомысленные зонтики, силуэт Володина появится на белом домашнем экране, а у буфетной стойки с бутербродами «как из детства» встанет неизменная Клава в белом переднике. Хрупкость и финансовая ненадежность предприятия зрителям неведомы, и залы всегда заполнены — независимо от того, играет столичный театр или никому неизвестный, приглашенный откуда-то издалека. И остается только гадать: почему нежная, невесомая и в то же время предметно укорененная в своем времени драматургия Володина так манит сегодня (спектаклей по его текстам было в этом году рекордное количество). Отчего в замечательно интересной программе «Первая читка» (а в этом году она, по-моему, особенно удалась) пьесы совсем молодых авторов так или иначе ведут диалог с той, совершенно неведомой им, эпохой. Что это — ностальгия? Попытка изжить комплексы и вырваться из советского прошлого, которое до сих пор не отпускает?

«Осенний марафон». А. Володин.
Русский драматический театр им. Н. А. Бестужева (Улан-Удэ) на фестивале «Пять вечеров».
Режиссер Сергей Левицкий.

Те, кто видел прежние работы Сергея Левицкого — «Анатэму», «Dejavu», «Преступление и наказание», могут подтвердить, что режиссер пробует себя в довольно разных театральных жанрах и эстетиках. Его «Анатэма» сочинена в жанре психоделического хоррора, переполненного цитатами из мирового кино — от Хичкока и Джармуша до Тарантино и Вербински. Спектакль свой Левинский явно придумывал, находясь под обаянием бутусовского «Макбет. Кино». От него — интерес к музыкально-поэтической, ассоциативной структуре действия. «Dejavu» создавался как документальный спектакль, основанный на свидетельствах жертв сталинских репрессий. Актеры осваивали работу с архивными материалами, совмещая в спектакле роли главных героев и отстраненных комментаторов. «Преступление и наказание» — спектакль-путешествие по роману Достоевского, а вместе с ним и по театральному закулисью. Коридоры и закоулки Театра им. Н. А. Бестужева вели напрямик в душевные подполья Раскольникова и Сони, Катерины Ивановны и Мармеладова, Дуни и Свидригайлова. Зрители словно бы тайком подглядывали за героями через щели в стенных проемах и приоткрытые двери, невольно становясь свидетелями человеческих трагедий.