«Река Керлью». Б. Бриттен.
Пермский театр оперы и балета.
Режиссер Федор Федотов, музыкальный руководитель и дирижер Евгений Воробьев, художники Екатерина Барышникова и Артем Икона.

В этой постановке все — условность, и все — пренебрежение правилами. Ну хорошо, к зрителям, сидящим на сцене, мы уже почти привыкли (хотя проход к местам через театральное закулисье — по-прежнему аттракцион для публики, сложенные детали разных спектаклей будоражат воображение). К тому, что все роли исполняются только мужчинами, вот уже два десятилетия как начинаем привыкать, понемногу знакомясь со спектаклями театра Но и постановками режиссеров, влюбившихся в этот театр. Но самая простая вещь — режиссерская свобода интерпретации — до сих пор волнует и возмущает умы, о ней до сих пор идут споры.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Бенджамин Бриттен написал свою «притчу для исполнения в церкви» в 1964 году, вспоминая о путешествии в Японию, что совершил в 50-х, и о спектакле театра Но «Река Сумида», что увидел там. Сюжет той японской пьесы — об обезумевшей женщине, странствующей в поисках своего пропавшего сына, — поразил и писателя Уильяма Пломера, путешествовавшего по дальним островам двадцатью годами ранее. Он написал либретто, Бриттен — музыку. И они сознательно перенесли действие в Англию, потому что не хотели играть в декоративную древнюю Японию. А постановщик спектакля в Пермской опере Федор Федотов этой игрой вполне увлечен — но вот что важно: тот градус страдания, что есть в этой оперной притче, не исчезает за декоративным гримом и как бы японскими рукавами одежд. Через наиусловнейшие костюмы, через спор с Бриттеном, что не хотел «японщины», Федотов точно воспроизводит сам дух «Реки Керлью» — жестокой и успокаивающей истории, обещающей, что каждый найдет то, что ищет, и встретится с тем, кого любит. Ну да, необязательно именно в этой жизни.

Итак, зрители в небольшом амфитеатре, выстроенном на сцене. Косая четырехугольная конструкция, на которой происходит все действие, — меж зрителями и зияющим пространством большого зала. Там, в этом пространстве, туманно на уровне бельэтажа висит большая луна. Штука, на которую вступают персонажи, — это, должно быть, плот. (Вот только он покрашен не под дерево, а под увесистый серый камень.)

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

В самом начале спектакля мы видим актеров, стоящих на этом «плоту». Каждому из них достается футляр, из которого бьет яркий свет, и актеры вынимают из этих футляров куклу, клюку, весло. Тот, кому досталась кукла, станет Безумной матерью (в разных составах — Сергей Кузьмин и Сергей Власов), клюка сотворит из человека Путника (Алексей Герасимов, Максим Бояршинов), а весло — Паромщика (Эдуард Морозов, Евгений Икатов). Так разговор сразу же начинается и на театральном уровне (артисты примеряют роли), и на метафизическом (какую роль тебе свыше выдали — ту ты и играешь, и даже мужчина может стать безумной матерью). И далее театральное (почти шутовское) соседствует с сакральным: вот звучит латинская молитва, а вот — Паромщик практически насмехается над несчастной женщиной, что бродит по городам и весям в поисках похищенного ребенка, и артисту нужно нарисовать площадной образ грубияна. Но грань зыбка, и вроде бы бессердечный мужлан пускает сумасшедшую на борт: в нем тоже есть свет, как в том футляре, что достался актеру в начале спектакля, надо только приоткрыть. Всех, собственно, надо приоткрыть.

И историю надо приоткрыть — и вот уже поворот ясен каждому зрителю, как Паромщику — маршрут по реке Керлью. Звучит рассказ о мальчике, которого привез на другой берег работорговец ровно год назад: ребенок не выдержал дороги и умер, хотя о нем заботились местные жители. Теперь его могила — местное святилище, к ней и плывут паломники на плоту.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

И вот этот момент — главное испытание для исполнителя роли Безумной матери: надо сыграть всем телом, каждой мышцей этот взрыв понимания, этот взрыв горя. Только что движения были суетливыми, Безумная была действительно безумна — как те несчастные, что мы можем иногда встретить в автобусах и на улицах. Теперь — ступор, тишина, ужас. Выбеленное лицо и кимоно не мешают артистам мгновенно захватывать зал, публика переживает вполне «по-станиславски» — женщины утирают слезы, а кто-то и вовсе рыдает взахлеб. И лишь последняя сцена снимает эту муку и с героини, и с публики — высшие силы объясняют несчастной, что она обязательно встретится с сыном в лучшем мире. Из кулисы выходит мальчик из хоровой капеллы, одетый в сегодняшние совсем нетеатральные вещи (кроссовки, джинсы, футболка), и «докладывает» нежным голосом послание небес. Обещание твердо — и не надо плакать.

Федор Федотов — выпускник Санкт-Петербургской консерватории, и «Река Керлью» — его дипломный спектакль. Как и многие дебютанты, он хочет сказать все и сразу и при этом ни в чем не повторить того, что было до него. Что ж, нельзя сказать, что японские наряды и выбеленные лица такая уж редкость на мировой сцене, но они использованы разумно — все работает, а время для совершенно уникальных изобретений еще наступит. Название же режиссер выбрал беспроигрышное — созданная более пятидесяти лет назад маленькая опера Бриттена появлялась в России на сцене всего дважды. В 2013 году она прозвучала в Лютеранской церкви св. Екатерины на Васильевском острове (приезжала британская компания Mahogany Opera), а в 2019-м — в Москве, в Англиканской церкви св. Андрея — это был совместный проект Московской консерватории и Лондонского королевского колледжа музыки. В репертуар наших театров эта опера еще не входила — в Перми могут гордиться эксклюзивом.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Евгений Воробьев чутко и грамотно ведет небольшой ансамбль (опера, как мы помним, предназначалась Бриттеном для исполнения в церкви, никаких симфонических оркестров). Музыканты сидят справа от сцены, стараются быть невидимыми — и это им почти удается. Почти — потому что, мгновенно восхищаясь качеством звучания, зритель хочет рассмотреть, откуда идет звук, и иногда даже отвлекается от сцены. Впрочем, все рядом — и внимание быстро возвращается к плоту, что движется между мирами. К посланию театра, Бриттена и небес.