Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

11 июля 2022

ВЕНИАМИНУ МИХАЙЛОВИЧУ ФИЛЬШТИНСКОМУ — 85!

Сегодня в театральном институте на Моховой большой праздник — юбилей Вениамина Михайловича Фильштинского, выдающегося педагога и режиссера.

За тридцать лет жизни «Петербургского театрального журнала» школа В. М. Фильштинского множество раз становилась объектом нашего пристального внимания. Мы портретировали отдельные выпуски: например, вот, вот и вот.

Анализировали и школу в целом.

Поздравляя с юбилеем мастерской, снова пытались увидеть, зафиксировать, назвать основные черты этой школы и беседовали с мастером: читайте «Фильштинский и дух демократии».

Вениамин Михайлович только что выпустил очередной магистерский курс режиссеров-педагогов и в эти дни уже набирает новый. Не выходит из легендарной 51-й, несмотря на жару и духоту. Юбилейные торжества и выпуск из печати новой книги В. М. Фильштинского нас ждут уже осенью, по холодку.

Поздравляем дорогого Вениамина Михайловича и предоставляем слово его ученикам, актерам и режиссерам разных поколений.

Константин Хабенский

Когда мы учились, Вениамин Михайлович довольно часто повторял две фразы: «Найдите в себе силы уйти из профессии» и «Не бойтесь продолжать учиться профессии».

Мы были первыми, на ком Вениамин Михайлович оттачивал «инструментарий», который потом вложил в наши души и головы, чтобы мы могли работать в любых обстоятельствах и практически с любым драматическим материалом. Если говорить проще, то это называется ШКОЛА, которую нам дал наш МАСТЕР.

Я безгранично благодарен Вениамину Михайловичу за то, что он отдал огромную часть своей жизни мне, нашему курсу и последующим выпускам!!!

Хочу пожелать здоровья для того, чтобы мой МАСТЕР и дальше продолжал передавать азарт, знание и ключи к профессии!!!

Андрей Прикотенко

Я почему-то привык к тому, что юбилей мастера это как что-то само собой разумеющееся, как какой-то твой важный праздник, один из тех, которые ждешь, к которому мысленно возвращаешься, вдруг вспомнив или, конечно же, подумав об этом, потому что уже скоро, или как прошел тогда (в том году), или в другом, или каким остался в памяти, когда был первый раз. А затем был еще вместе с Глебом, а до этого без него. Постепенно это создает ритм жизни, необходимый тебе, как биение сердца, как каждый раз заново наступающий день. И не только эти прекрасные даты, но и он сам, к которому в мыслях ты обращаешься просто так или вдруг остро понимаешь, что давно не звонил, или кому-то рассказываешь о нем, и в глазах слушателя считываешь, как на самом деле тебе важен ставший уже давно чем-то, что является частицей тебя самого, как то же сердце, или твои мысли, или твои глаза, или голос, или жесты, или походка, потому-то во всем, что ты есть, он как-то таинственно расположился, или повлиял, или как-то невзначай подправил, или просто заново научил. Так бывает, когда долго живут рядом друг с другом супруги и становятся немножко похожи друг на друга, или дети оказываются копией родителей, или ученики делаются узнаваемы, созданные рукой мастера. Ученики, немножко похожие на своих учителей.

Надо пойти обязательно записать в тетрадочку эту мысль!!!

С юбилеем Вас, дорогой, любимый МОЙ Вениамин Михайлович!

Руслан Барабанов

В мире людей идет нескончаемая война.

Метафизическая война — Света и Тьмы, Любви и Ненависти, Таланта и Серой Плесени, Пены-на-Клыкаx и Милосердия. Война пыточныx подвалов и смеющегося зала. Война полета и пресмыкания, прогресса и гниения.

Война Жизни и Смерти.

В. М. на этой войне — великий воин Света и Добра, воевода Таланта и Вдоxновения. А поле битвы — сердце каждого из его учеников.
И родимый Скотопригоньевск, я полагаю, до сих пор не пожрал целиком несчастное Отечество только благодаря тем самым праведникам, без которыx давно бы уже не стояло наше село. И в ряду которыx Вениамин Миxaлыч занимает столь важное для нас место.

Драгоценный Учитель, до ста двадцати!

Нельзя словами выразить даже малую часть благодарности и любви к Вам, которые живут в сердцаx и душаx. Обнимаю Вас крепчайше, Мастер.

Люблю.

С Днем Рождения.

Руслан Б.

Валентин Захаров

Спасибо, Мастер! Как же мне, семнадцатилетнему пареньку, повезло 21 год назад! Меня выбрала эта профессия, меня выбрал мой Мастер. Я уж точно ничего и никого не выбирал, до поступления я был в театре только раз, чему учат в театральном институте, представлял слабо. Попав на Моховую случайно, я даже не мог выговорить фамилию Фильштинский правильно, не то чтобы написать. Кое-как поступив (у всех остальных слетел сразу), я очутился в волшебном мире 51-й аудитории, где нас учили свободе, правде, любви к жизни, этюдности и немного театру. Даже не хочется думать, как сложилась бы моя творческая судьба (и была бы она творческой?), если бы не ВМ с его неиссякаемой энергией, с его юмором, страстью, с его внимательностью к подлинности! Все это мы, конечно, впитывали тогда и стараемся сохранять, развивать по мере возможности сейчас, но до Мастера еще далеко.

Мои профессиональные достижения, и актерские, и режиссерско-педагогические, не были бы возможны, если бы не наша Школа. А какая она? В двух строчках не опишешь, но главное, что она живая, она всегда развивается, пробует что-то «по-новому», не отменяя проверенного «старого». ВМ учит нас всегда учиться, искать, придумывать, наблюдать, видеть красивое, удивляться, никогда не останавливаться и сам изо дня в день делает то же самое. Меня поражают его слова: «Они будут учиться у нас, а мы у них!» или «Давайте учиться друг у друга!»

Есть ли мастерские и мастера лучше? Наверное, есть. Допустим, что есть «лучше», но «лучше» не надо. Надо, как Фильштинский. С юбилеем, Мастер! Здоровья и чутких учеников, а я всегда рядом, если что.

Дарья Шамина

Дорогой Вениамин Михайлович!

Вот так я могу написать вам письмо — в последнее время я пишу много писем. Это обусловлено географией. И все же письмо порой гораздо более близкий и теплый контакт, чем звонок или иная форма даже суперсовременной коммуникации.

Все время, что мы знакомы — это не много, но и не очень мало, 11 лет — я размышляла, что же занимает мысли моего учителя? Вы рассказывали нам, но я порой неделями, месяцами, годами не могла понять, что же вы имеете в виду. А потом оказалось, что самые прозрачные мысли имели самую большую ценность, в сущности — драгоценность. Я надеюсь, какие-то из них мне удалось унести с собой.

Мне хочется в этот день, как и в другие, поделиться с вами своим размышлением. Пара лет в «большом мире», после выхода из мастерской, показали мне, что научить театру невозможно. В чем же тогда заключается сущность школы? Школы, которая происходила со мной все эти годы?

Мне кажется, что понять школу — это значит открыть в себе феномен живого человека. Не только и даже не столько актера, режиссера или педагога. Человека, который умеет любить, человека, которому «не все равно». Знаете, Вениамин Михайлович, я наблюдаю мир, в котором толпам людей — толпам — совершенно все равно. Могли бы они быть актерами? Неважно, в каком театре. Центральное знание, которое вы передали мне — нет, не могли бы. Отвернуться от беды и сделать вид, что ничего не происходит — это такая травма души, которая не позволяет тебе потом заниматься театром (на уровне художника, исследователя, кого угодно внутри любой системы отношений, которая решила назвать себя театром), каким бы он ни был, какие бы новые, старые, странные формы в нем ни проросли. Это же, в сущности, не имеет значения — есть только два критерия «живое» и «неживое». Сохранить, вырастить, дать укрепиться живому вопреки всей нежити. Мне кажется, это ваши мысли во мне и ваша/наша/К. С. школа.

Знаете, меня потрясла штука, что на всю жизнь распространяются гуманистические законы школы. Видите, сегодня я думаю о попранном гуманизме. Попранном на всех уровнях, не только глобальном (это всего лишь результат): сплетнями, враньем, замалчиванием, соглашательством, превозношением одних над другими.

И я не перестаю удивляться и радоваться, что профессиональные, глубоко гуманистические навыки ребят, с которыми мне посчастливилось работать, стали навыками человеческими.

Во время нашего совместного (всего) вы постоянно говорили мне: «Ты идеализируешь». В ответ на анализ того или иного урока, репетиции, чего угодно. Я часто вспоминаю сейчас два этих простых слова. И продолжаю идеализировать, несмотря ни на что. Помимо прочего, вы научили верить в человека, в то, что он делает, искать в нем. Красота в глазах смотрящего — думаю. То, что мы видим и от чего отворачиваемся, говорит гораздо больше о нас самих, чем о наблюдаемом. Как в классическом упражнении, да? Стоит начать имитировать «другого» — все вранье и чушь. Стоит испытать сочувствие, а, возможно, секунду любви — все становится настоящим, даже если грим и костюм идиотские.

Я желаю этому миру вот этой любви к другому. Спасибо вам, что учили этому меня и тех, кто был до меня, и будете учить после.

Пожалуйста, будьте здоровы, наш общий учитель. Этому миру, который совершенно слетел с катушек, вы очень нужны.

Николай Русский

Я помню, как на одном из первых занятий на первом курсе мастер, разозлившись на нас, кричал: вы должны понимать мой птичий язык! Действительно, наше общение строилось на каком-то неосязаемом, неведомом, неизвестном языке, который открывал что-то неизвестное, что-то, чего ты никогда не знал, не ощущал, и не думал, что оно существует. Но потом это «оно» стало основой моей работы. Кому-то из артистов это нравится, кого-то это бесит, но для меня это стало фундаментом, на котором стоит мое театральное мышление. Я не знаю до сих пор, хорошо это или плохо, но это факт. Бесспорно, время обучения у Фильштинского стало самым интересным временем в моей жизни, а сам Вениамин Михайлович — одним из главных, если не самым главным человеком в моей жизни. Не знаю, будет ли у меня на пути еще подобный опыт. Очень бы хотелось, но, наверное, Мастер в жизни может быть только один. Я рад, что мироздание выписало ему столько счастливых лет, пусть будет еще больше. И в день рождения я желаю вам, Вениамин Михайлович, еще много-много новых учеников. С любовью и нежностью, Коля Русский.

Илья Якубовский

Обучение у Вениамина Михайловича похоже на гонку. Правда, в ней вам обоим не нужна победа, главное — двигаться вперед. Прямо как в загадке про Ахиллеса и черепаху. Только тебе начинает казаться, что ты что-то понял, открыл, и теперь-то все понятно, он уходит дальше и ставит новые задачи, новые вопросы. И в этой жадности к обучению и поиску, наверное, и есть мастерство. Но про это, скорее всего, и так знают все, кто хоть мельком видел работу в «51». Мастер — это не только про профессию, но и про человека.

Я помню такой диалог во время обучения. Гостей в мастерской всегда было много, и вот 11 июля после поздравлений кто-то из них спросил:

— Вениамин Михайлович, а сколько вам исполнилось?

— 18!!! Бррр, 81…

И, мне кажется, в обоих случаях он говорил правду. Я уже год работаю с детьми, и я восхищаюсь их способности радоваться мелочам, солнцу, снегу за окном, кошкам. Видеть все впервые, по-новому… И только сейчас понял, что именно этому нас и учил Вениамин Михайлович.

— не икебана, а вокругнаска;

— этюд — кусочек жизни, мгновение;

— не отклик, а резонанс, потому что резонанс не имеет права быть бесчувственным.

23:30, метро закрывается в 0:30, идти минут 15, еще надо успеть что-то прибрать, закрыть мастерскую, переодеться… Заканчивается прогон:

— Хорошо, но давайте с начала и по-другому, по-новому!

Хорошо, давайте сначала и по-новому. Дорогой Вениамин Михайлович, с юбилеем!

В именном указателе:

• 

Комментарии (0)

  1. Евгения Тропп

    Соглашусь с Дашей Шаминой: Фильштинский – человек, которому «не всё равно». Формальный подход ему категорически чужд. Даже там, где вполне можно обойтись ритуалом, распределенными ролями и выученными заранее речами (пример: недавняя защита диссертаций магистров – режиссеров-педагогов), ВМ на это не идет, превращая защиту в открытый диспут, дискуссию, обмен размышлениями. Его интересует только проникновение в существо дела, а не формальности.

    Казалось бы, вот магистратура – зачем уж так серьезно погружаться в процесс обучения, ведь уже все взрослые профессиональные люди, в основном с актерским дипломом, многие – со сценическим опытом, некоторые даже уже учились в 51-й, то есть, владеют школой Фильштинского (Надежда Черных и Мария Милютина). Только направить, слегка скорректировать их профессиональный вектор, да и дело с концом… Боже, как я могла такое вообразить про ВМ?! Он, невзирая на ковид, в зуме – так в зуме, не в зуме – так в аудитории, маска на подбородке, работал с магистрантами, как со студентами-юнцами, вгрызаясь в мастерство, жадно и страстно добивался жизни на площадке.

    Посвятить жизнь педагогике — это серьезный и мужественный выбор определенного способа жить, отдавая себя, почти всего себя — другим людям. Правда, хорошо, что это иногда окупается сторицей. Так прекрасно, что ВМ умеет верить в человека и его способность становиться лучше, глубже, честнее. Фильштинский способен открывать в других то хорошее и настоящее, о чем эти самые люди даже, может быть, не догадывались.

    Его страшно интересуют его ученики! Неделю назад, после выпускных показов магистратуры, которые длились три дня — по четыре часа каждый день, после вручения дипломов в 51-й накрыли небольшой фуршет, выпускники говорили тосты, благодарили мастера… А мастер показал им пухлый блокнот, в котором записаны его уроки с ними (после мастерства еще хватает сил и желания всё, что произошло на уроке, всё, что сделал, показал, сказал каждый ученик – зафиксировать, осмыслить!).
    И, конечно, Вениамин Михайлович Фильштинский не устает ходить и смотреть спектакли, которые выпускают ученики. Недавно, весной (был какой-то выходной майский день, когда хорошо посидеть на природе…) пришла я на «Площадку 51», там у Маши Селедец и Филиппа Дьячкова был вечер – не совсем спектакль, а некая акция. Филипп читал «Медного всадника», Мария – речь Достоевского о Пушкине, а потом еще было обсуждение со зрителями, разговор об историческом пути России и т.д. И что вы думаете?.. Естественно, в первом ряду сидел Вениамин Михайлович. И больше всего его интересовало не то, как жить всей России, а получилось ли у Филиппа зацепиться за пушкинского Евгения, увидел ли он его своим внутренним взором, смог ли его нам показать так, чтобы мы его пожалели, посочувствовали…

    «Этюдный метод», который исповедует мастерская Фильштинского, не дает закоснеть, забронзоветь, остановиться – ни студентам, ни самому учителю: «этюдно» значит по-живому, всегда в поиске и в движении, всегда свежий взгляд и острый ракурс. Жить этюдно – значит кипеть, волноваться, чувствовать и радость, и боль, всё – как в первый раз. Возможно ли такое?.. Смотрим на Фильштинского и его учеников и признаем: да, возможно.

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.

 

 

Предыдущие записи блога