«Новаторы».
Театр им. Вл. Маяковского.
Режиссер Никита Кобелев, художник-постановщик Мариус Яцовскис.

В этом сезоне Театр им. Вл. Маяковского выпустил пять премьер на разных площадках — одна другой интереснее. Худрук театра Миндаугас Карбаускис поставил на Сретенке «Семейный альбом» (который настигло коронавирусное бедствие сразу после премьеры, и теперь зрители ждут его в новом сезоне) и превосходную «Школу жен» на главной сцене. «Дикарка» Юрия Иоффе, «В день свадьбы» Анастасии Имамовой и «Как важно быть серьезным» порадовали зрителей и показали новые творческие возможности и постановщиков, и труппы.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Просторный подвал на Сретенке за последние годы собрал небанальный яркий репертуар и стал не меньшей точкой притяжения на театральной карте Москвы, чем историческая сцена на Большой Никитской. Последней премьерой сезона там стал спектакль Никиты Кобелева «Новаторы». Это уже четвертая работа Студии-OFF — студии документального театра в Маяковке, которая открылась восемь лет назад и выпустила спектакли «Девятьподесять», «Декалог на Сретенке» и «Человек, который принял жену за шляпу». В последнем Кобелев исследовал особенности сознания и психики, границы нормы и болезни по книге психолога Оливера Сакса. Ряд остроумно обыгранных монологов и иногда дуэтов, в которых важны тонкость и изящество актерских приспособлений, особенная приглушенная, сдержанная правдивость существования и легкая, графичная характерность, которая позволяла бы в персонаже, присутствующем несколько минут на сцене, увидеть индивидуальность и судьбу.

Этот прием использован и в нынешней работе, как и документальная основа — книга Уолтера Айзексона «Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию». Новаторы — это реальные люди Старого и Нового Света, которые когда-то провидели, а потом и воплотили создание интернета и всех гаджетов. Та реальность, которая подросткам сейчас кажется единственно возможной, на самом деле чрезвычайно молода — лет полтораста назад она могла быть воспринята разве как опиумное видение курильщицы Ады Лавлейс (Зоя Кайдановская). Эксцентричная дочь эксцентричного отца, лорда Байрона, она и стала математиком и визионеркой, описавшей будущую вычислительную машину.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

На небольшой сцене — фоном гигантская перфокарта, которая сменяется то черно-белыми фото, то видеопроекциями, — лаконичная и выразительная работа сценографа Мариуса Яцовскиса, видеохудожника Ильи Старилова и художницы по свету Елены Перельман. Десять эпизодов — от байроновской Англии и первой идеи алгоритма до Финляндии и создания Linux — построены по хронологии и разыграны камерными группами актеров, от дуэта до восьми человек. Если бы содержание спектакля исчерпывалось повестью о том, как развивались технологии, он и представлял бы интерес лишь для гиков. Но здесь компьютерная история оказывается столь же поучительна, впечатляюща и удручающа разом, как и любой аспект истории человечества.

Как гениям часто никто не верит и их идеи считаются чудачеством. Как не найти богача, желающего финансировать непонятные изобретения, и из-за отсутствия денег встреча человечества с компьютером откладывается почти на век. Как тараном, двигающим научное развитие, оказываются война, оборона, разведка, а вовсе не гуманистические идеи. Как вненационален и внеполитичен человеческий гений, одновременно осеняющий ученых в Германии и Америке, работающих над вычислительной машиной. Как часто великое воображение оказывается ловко использовано умом менее великим, зато куда более практичным. Как талант, обеспечивший победу английской разведки над немецкой, не спас создателя шифровальной машины, преследуемого за гомосексуальность. Как именно убеждения оказываются тем, что одушевляет такие, казалось бы, далекие от этики сферы, как наука и бизнес. И, конечно, феминистский вопрос. И близкий к религиозному вопрос о душе как различии между человеком и механизмом.

Молодая часть труппы Маяковки — собрание интересных и запоминающихся индивидуальностей. Здесь каждый играет по нескольку ролей, скользя от эпохи к эпохе, от образа к образу с легкостью, отчетливостью и грацией, свойственной хорошо поставленному танцу.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Наталья Палагушкина — вот с удовольствием демонстрирует свою Грейс Хоппер: дама в военной форме, взрослая, с низким голосом, уверенно-победительной повадкой, первая программистка. А вот она же — совсем юная Френсис, воздушная, в белом платьице, в кругу таких же порхающих подруг; именно девушки обслуживали первую электронную машину, и программистка была такой же женской профессией, как, например, кассирша. Это потом гендерные весы качнулись в другую сторону, и сфера, в которой появились большие деньги, стала престижной и почти исключительно мужской.

Алексей Сергеев — вот он кудрявый Байрон с порочной улыбкой, подхватывающий на колено то одну, то другую красотку, а вот — хрупкий Алан Тьюринг, нервический социопат, муштрующий себя на беговой дорожке, как машину. И он же, потрясенный возможностью на самом деле стать машиной, когда суд приговаривает его к химическому «лечению» от гомосексуальности, выбирает умереть, оставшись человеком. Он надкусывет отравленное яблоко — самый ясный символ в спектакле: яблоко познания, яблоко Ньютона, яблоко Джобса.

Всеволод Макаров — красавец-победитель Шокли, яростно рвущийся к успеху, быстро и легко шагающий по головам, предающий друзей и впадающий в бешенство от любого противоречия, — постепенно превращается в реликт мачизма, в сумасшедшего старика, не желающего знать нового мира и его ценностей. А вот он же — обросший до глаз молодой ученый, видящий будущее и застенчивый в настоящем, — Алан Кей.

Роман Фомин — интеллигентный немец Конрад Цузе, растерянный наступлением войны, и он же — Билл Гейтс, поданный с точно дозированной смесью комизма и фанатичной устремленности к лидерству, узнаваемый, как шарж.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Евгений Матвеев — сумрачный изобретатель Атанасов, в забегаловке в приступе лихорадочного вдохновения набрасывающий на салфетке принцип работы первой ЭВМ и потерпевший неудачу в воплощении своей идеи, которую у него аккуратно увел обходительный и обаятельный Мокли (Иван Выборнов). И Матвеев же рисует эволюцию Джобса — из полубезумного босого дервиша, не замечающего ни людей, ни мир вокруг, до надменного и одинокого главы всемирной империи Apple.

Мужских ролей в пьесе больше, потому что в истории компьютеров их больше — но отчетливо феминистская нота выразительно звучит в спектакле. И бабочками летающие, прыгающие через кабели, как через скакалку, девушки 50-х сменяются психоделической тусовкой вызывающе смелых девчонок Сан-Франциско 60-х, мечтающих со своими друзьями-гиками о будущем справедливом, свободном и открытом мире, каким они себе представляли интернет. И это еще одна мысль, которую рождает финал спектакля: как величайшее изобретение, которое в самой основе своей имело идею равенства, просвещения, безграничности и мессианства, оказалось способом разобщения, ухода от реальности, инструментом слежки, войны идеологий, порнографии и всевозможной торговли; как, подобно другому чудесному изобретению, Прометееву огню, оно стало в руках людей совсем не тем, чем видели его в мечтах создатели.