В день первого юбилея Константина Хабенского мы шлем ему привет с Моховой. Нет, не из 51-й, аудитории В. М. Фильштинского, которой он верен, а с Моховой, 30, где живет журнал, писавший о Косте Хабенском (назовем его так, ведь мы с Моховой) с первых шагов, с «Годо», «Войцека», «Калигулы».

Константин Хабенский

«На пестром фоне современной молодой актерской братии они выделяются особенно. Михаил Трухин и Константин Хабенский — любимцы Моховой. О них много говорят и пишут, на них ходят, как на звезд. Они и есть звезды. Талантливые, живые, заразительные, блестяще владеющие профессией. Их герои — герои нашего времени, мечущиеся и мучающиеся в поиске истины, в ожидании God-о, ироничные и одинокие. В их персонажах — взвинченный до предела нерв, тренированный мускул и одновременно необыкновенная ранимость, нежность», — так начиналась статья «Поколение войцеков и сторожей», которую многие помнят и которую мы решили перепостить в этот юбилейный день. Ее писали тогдашние студенты-театроведы, а ныне два состоявшихся режиссера Екатерина Гороховская и Дмитрий Егоров (под псевдонимом «Бур» он писал и про «Калигулу») Юрия Бутусова с Хабенским в главной роли. Спустя годы, уже учась на драмфаке, Катя и Митя не бросят кумиров своей юности и напишут про вторую редакцию «Войцека» — уже без Хабенского и Трухина.

Мы печатали интервью с Константином Хабенским, и не одно, а целых два и в разное время: с актером разговаривали М. Дмитревская и О. Варганова. Но в день юбилея редакция решила вернуться к старому «поколенческому» тексту, к истоку судьбы художественного руководителя МХТ им. А. П. Чехова Константина Юрьевича Хабенского.

С днем рождения и удачи!

ПОКОЛЕНИЕ ВОЙЦЕКОВ И СТОРОЖЕЙ

На пестром фоне современной молодой актерской братии они выделяются особенно. Михаил Трухин и Константин Хабенский — любимцы Моховой. О них много говорят и пишут, на них ходят, как на звезд. Они и есть звезды. Талантливые, живые, заразительные, блестяще владеющие профессией. Их герои — герои нашего времени, мечущиеся и мучающиеся в поиске истины, в ожидании God-о, ироничные и одинокие. В их персонажах — взвинченный до предела нерв, тренированный мускул и одновременно необыкновенная ранимость, нежность.

В сознании они неразделимы. Как Пьеро и Арлекин, хотя в первом может вспыхнуть вдруг бесшабашный азарт Арлекина, а второй позаимствует у Пьеро трагический излом бровей. Как человек — и его отражение в зеркале, хотя все грани стерты и невозможно определить, кто именно находится по ту сторону зеркала. Когда на сцене один из них — а соло звучит не менее сильно, чем дуэт, — кажется, что второй сейчас появится. Даже когда они связаны с другими партнерами, предполагаешь появление Мика-Хабенского рядом с Астоном-Трухиным в «Стороже» и Сципиона-Трухина рядом с Калигулой-Хабенским в «Калигуле». Они похожи и непохожи, идеально дополняют друг друга и каждый сам по себе — целое.

Пьеро

Если играть в ассоциации, то Михаил Трухин — низкое петербургское небо, темный призрачный город, «Портрет» Гоголя, «Униженные и оскорбленные» Достоевского, белые ночи промозглого питерского июня и туманный рассвет над Крюковым каналом… Трухин — очень петербургский артист, казалось бы, шагнувший в наше время из XIX века, из маленькой каморки, затерявшейся в сетке линий, где больной сырой петербургской чахоткой актер учит роль при колеблющемся пламени свечного огарка…

Когда актеру все время достаются чем-то схожие роли, рождается амплуа. Михаил Трухин с недавних пор прочно укрепился в амплуа «неврастеника» — амплуа довольно редком, тем более, что герой Трухина не просто неврастеник, он — интеллектуальный неврастеник (вот почему умственная неразвитость мента-лейтенанта Славы Волкова из сериала «Улицы разбитых фонарей» ему не удается).

М.Трухин (Владимир), К.Хабенский (Эстрагон). «В ожидании Годо». Театр им. Ленсовета. Фото В.Васильева

П.Сезанн. «Масленница»

Его герой — нервный Пьеро, который в большинстве случаев вызывает грусть и сочувствие, а если чем и может насмешить, так это лишь своим страданием, своей забавной зрителю грустью. Столь рано Трухин уже создал себе маску — тощую, бледную, нервную, дерганую. Но в этой маске много интересного, важного, симпатичного. Три роли в спектаклях Юрия Бутусова сделали его известным. К этому прибавилась роль в «Улицах разбитых фонарей». Разумеется, это не кинороли Хабенского, который в венгерском фильме «Наташа» Томаша Тота («Женская собственность» Дмитрия Месхиева — не в счет) зарекомендовал себя как отличный киноактер. Трухину это, похоже, не нужно, ему вполне хватает того, что у него есть, — Петербурга. Его фактура изначально противоположна столичной разухабистости, которую пробовал на себе Хабенский, пытавший счастье в московском «Сатириконе», Трухин работает, тщательно используя свою ухмылку-тик и подростковые интонации. Неврастеничность его героя, плавно переходящая из одного спектакля в другой, приобретает самые различные формы — от бешеного опустошения Войцека до тихой ненормальности Астона.

Арлекин

Константин Хабенский — гибкость, гуттаперчивое лицо, способное измениться в один миг. Это нечто неуловимо бесовское и одновременно детское. Бес может быть лукавым и безумным, как в «Войцеке», или изысканно, по-театральному жестоким, как в «Калигуле». Хабенский — это бесовская живость и бесовское обаяние.

В его возможностях — и подробный психологический театр, и экзистенциальный гротеск. Он невероятно подвижен — как внутренне, так и внешне. Он умеет делать весь зрительный зал своим союзником с помощью одного подмигивания и умеет быть на сцене невероятно одиноким. Если играть в ассоциации — это ртуть, шип, стриж, болезненная мистика Гофмана, безумие венецианского карнавала. Хабенский — генератор энергии. Но это не нервная вибрация Трухина, это энергия земли, нагретой солнцем, бурлящей горной речки.

О, если только заметят, заметят,
Взглянут в глаза мне за пестрый наряд!…
Может быть, рядом со мной они встретят
Мой же — лукавый, смеющийся взгляд!
А.Блок «Двойник»

«В своем ли ты уме? Тут стоит крепостной человек, а он при нем бранится, да еще эдакими словами; не нашел другого места.» — смущенно ругался бледный Подколесин, раздетый при Степане зловещим Кочкаревым. Это был спектакль «Женитьба» — одна из первых работ Юрия Бутусова. Роль Подколесина сыграл Михаил Трухин — «фильштинец» среди «малочевцев». Об этом спектакле на Моховой вспоминают до сих пор. Совсем умудренные опытом сравнивают «Женитьбу» с «Играем „Преступление“» Гинкаса. А те, кто спектакля не видел, но много слышал, посмеиваются над фразой: «А тут, вообрази, около тебя будут ребятишки…» — здесь Кочкарев обычно прыгал к кому-нибудь из публики на колени. Однажды он прыгнул не совсем удачно. Так была выбита коленная чашечка проректора по учебной работе… С «Женитьбы» все и началось. Начала складываться команда, актеры обрели своего режиссера. Их стихией стала импровизация, их темой — поиск логики в абсурде, их пьесой — «В ожидании Годо» Сэмюэля Беккета. И не случайно среди выпускных спектаклей «фильштинцев» сценический путь продолжил лишь «Годо», что со студенческими спектаклями случается крайне редко…

Продолжить чтение