Сегодня в Электротеатре в рамках «Золотой Маски» пройдет презентация сборника статей Александра Соколянского. Соберутся его друзья, коллеги и те, кто никогда его не знал. И, увы, мало читал. Потому что критика доинтернетной эпохи 90-х (на это время пришелся расцвет Сашиного творчества) канула в историческую бездну безвозвратнее критик других эпох, когда еще сидели архивисты, когда каждая статья о театре каталогизировалась и складывалась в папку.

«Петербургский театральный журнал» решил вывести статьи блистательного критика к читателю снова.

К слову, обложка книги, кажущаяся зеленой, на самом деле — довольно сложносочиненная по цвету. Мы тяготели к «шехтелевскому» фисташковому, который, как говорят, любил Саша Соколянский, и мучили поисками колорита дизайнера Ксению Люстикову, а затем и типографию — многочисленными перепечатками («Убавьте на 1 % синего», — пытал печатника Алексей Исаев...). Мы стремились совместить мхатовский окрас с конструктивностью плашек и классичностью шрифтов, но чтобы — без манерности и сладости. (Тексты Соколянского внятны, но и многосоставны по колориту, он был стилист и знал толк в «измах».) Всех этих, быть может, лишних, упражнений утомленного издательского ума не видит и не чувствует читатель, и пусть. Главное — действительно и только тексты, возвращающиеся к читателю.

«Пролетая над гнездом кукушки». По мотивам романа К. Кизи.
Свердловский академический театр драмы.
Режиссер Дмитрий Зимин, художник Владимир Кравцев.

Слушайте, написала больше полстатьи про премьеру, включаю ТВ «Дождь», любимую программу «И так далее». И как вы думаете, какие слова буквально первыми, после приветствия, произносит Михаил Фишман? «Пролетая над гнездом кукушки». Дальше не один раз на протяжении сюжета цитирует и даже показывает фрагмент фильма. О каких издевательствах и пытках сюжет, о ком конкретно речь, думаю, всем понятно.

Этот номер населен десятками спектаклей... Лоскутное одеяло пандемийной зимы, прошедшей в общей тревожности, в попытках жить как всегда, но в масках. Встречаясь с кем-то, всегда прикидываешь — привит? переболел? не опасен? можно снять маску?.. В общем, конечно, на нормальную жизнь похоже не слишком.

С одной стороны, все стало более дробным, неструктурированным, поспешным (вдруг завтра снова всех закроют?), все хотят все успеть поставить, посмотреть... С другой — давно не случалось таких крупных социальных волнений, таких массовых протестов, таких массовых просмотров какого-то фильма, как было с «Дворцом». От разных явлений одно и то же ощущение: пробка готова вылететь, столько скопилось внутри за время карантина.

В эти месяцы мы и делали этот номер. Пока европейские театры закрыты, особый, алогичный «российский путь» дал такой театральный взрыв, какого давно не случалось. В прошлом номере мы писали о «Горбачеве» Херманиса и «Сыне» Бутусова, в этом крупно (крупнее у нас не бывает) даем «Братьев Карамазовых» Додина, значение которых выходит за рамки сезона. Эксперты «Золотой маски» вдруг открыли для себя «Донецк» Праудина, а он уже завершил потрясающую документальную трилогию и сделал грустный памфлет «Версальский экспромт», не выпущенный к широкому зрителю (Людовик же не был доволен «Версальским экспромтом» Мольера? Вот и у нас свой Лувр — Балтдом). Андрей Могучий тяжело идет по пескам от части к части «Трех толстяков», иногда вязнет, поход долгий, Григорий Козлов выпустил «Ромео и Джульетту», несколько премьер вышло в Александринке, и вообще каждый день где-то что-то происходит...

Читайте!

Содержание номера
Марина Дмитревская. К читателям и коллегам

«Кармен». Ж. Бизе.
Пермский театр оперы и балета.
Режиссер Константин Богомолов, дирижер Филипп Чижевский, сценограф Лариса Ломакина.

Хорошо, что все и всё уже описали: тампон, ежик-еврей, финальная резня бензопилой... Так что обычной рецензии вроде и не нужно. На вопрос «как поставил г. Богомолов оперу Бизе „Кармен“?» ответ простой — никак. Он не ставил оперы Бизе и, думаю, никакой другой оперы никогда не поставит. То, что мы видели, раньше называли «музычно-драматычным» спектаклем, и, учитывая густой одесский колорит, это наиболее полное определение. Как и в драме, он делает некое авторское высказывание по поводу «Кармен». И источником здесь становится исключительно сюжет либретто (с музыкой у постановщика напряженка). В принципе, с самого начала Богомолов лихо заменяет Мериме на Бабеля, и дальше понеслось: еврейка Кармен, русский солдат Хозе, его сестра Микаэла из архангельской деревни («Так ты сестрат»? — пошутила моя коллега), съемка фильмы «Тореадор», большой немецкий актер Эскамильо Херцог, страсти в клочья и финальное «убивство» всеми мыслимыми подручными средствами. Так что по жанру практически — сериал, «мыльная опера», если угодно.

Сын провокаций, хайпа, славы Константин Богомолов поднял постановкой «Кармен» очередной скандал. Нет, это не «битва за „Эрнани“», судя по всему, никакого нового направления Богомолов не родил, хотя кучи мусора на головы его сторонников противники постановки скидывают уже который день (если кто не помнит — так поступали классицисты с романтиками перед премьерой пьесы Гюго). Спектакль требует от критики понять и обозначить берега. Критика — причем самая профессиональная — видит эти берега по-разному или считает, что режиссерская безбрежность и полное отсутствие табу — необходимая и реальная характеристика нашего мира, и так тому и быть. Берега отменяются.

Мы — журнал, свободный от тенденциозности, и мы получили два очень разных аналитических отзыва на богомоловскую «Кармен» наших оперных критиков-«первачей» (надо сказать, критические перья до крайности возбуждены сценическим текстом). Печатать статьи рядом не стали, а объявляем «ДЕНЬ КАРМЕН». Сейчас читайте рецензию Гюляры Садых-заде, а через несколько часов — тест Ларисы Барыкиной. Интригу сохраняем.

«Живой».
Театр «Современник».
Режиссер-постановщик Виктор Рыжаков, музыкальный руководитель и режиссер Татьяна Бурель, художник-постановщик Николай Симонов, видеограф Владимир Гусев.

Виктор Цой в последнее время стал главным мифологическим героем нашего театра и кино. Нет, конечно, есть спектакли, посвященные СашБашу, Хвосту, Егору Летову (стоит прочесть недавнюю статью Анны Павленко «Рок-н-ролл мертв, а мы еще нет». Роман русского театра с рок-культурой), конечно, нет-нет, да и возникнет Высоцкий, претендующий на наше «Спасибо, что живой». Но Цой — вне конкурса по частоте художественных реинкарнаций, возникновений, интерпретаций. Фильмы Кирилла Серебренникова и Алексея Учителя, спектакли разных театров с самыми разными подходами (надеемся обобщить этот цоевский материал в проблемной статье следующего номера «ПТЖ»)

На прошлой неделе фронтмен группы «Кино» стал героем еще одной премьеры — спектакля «Живой», поставленного Виктором Рыжаковым. Поскольку далекая «звезда по имени Цой» нешуточно манит, отдавать московским критикам ленинградского парня с Московского проспекта нашим редакционным людям не захотелось — и в столицу поехали сразу два критика с Моховой — Ирина Селезнева-Редер и Алексей Исаев.

«Распад». О. Жанайдаров.
Музей русского импрессионизма.
Режиссер Елена Ненашева, художник Мария Левина.

Музей русского импрессионизма стал идеальным пространством для пьесы Олжаса Жанайдарова «Распад». Конечно, ее можно сыграть и в других, вполне конвенциальных театральных местах. Можно и в совершенно иной манере, чем та, которую выбрали режиссер Елена Ненашева с артистами Юлией Волковой и Виталием Коваленко. Эти играют в разреженной музейной среде и без сочных бытовых подробностей. Но можно было бы и с ними, коль скоро речь в пьесе на двоих идет о трагедии распада семьи и шире — человеческой личности, так как жена постепенно погружается в бездну психического недуга, а муж вынужден не только с этим существовать, но и предпринимать какие-то действия.

«Скеллиг». Д. Алмонд.
Омский государственный театр куклы, актера, маски «Арлекин».
Режиссер Александр Янушкевич, художник Татьяна Нерсисян.

Режиссер Александр Янушкевич и художник Татьяна Нерсисян третий раз обращаются к текстам Дэвида Алмонда в переводе Ольги Варшавер. Явных перекличек с прошлыми постановками по прозе этого автора у создателей нет. Есть другая, важная и точная, работающая на контрапункте. В знаменитой «Толстой тетради» в Перми мальчики-близнецы находили мертвого солдата, и с этого начиналось их превращение в монстров. Скеллига дети — Майкл и Мина — тоже поначалу принимают за мертвеца. У него большая усохшая голова с печальными умными глазами и торчащими, словно у мумии, зубами, искривленные артритом руки и ссутулившиеся под тяжестью крыльев плечи. Его находят по частям в мусоре старого гаража только что купленного дома и, кажется, из старья и собирают.

К юбилею Сергея Лейферкуса

Всемирно известный баритон Сергей Лейферкус дебютировал на сцене детского музыкального театра «Зазеркалье» в партии Джанни Скикки в одноименной комической опере Пуччини в канун своего дня рождения.

Сергея Лейферкуса знают в мире прежде всего как фирменного оперного злодея — барона Скарпиа в «Тоске» Пуччини или интригана Яго в «Отелло» Верди. Не забыть знатокам и его верховного жреца Дагона в «Самсоне и Далиле» Сен-Санса, повелевшего Далиле поскорей соблазнить Самсона, чтобы лишить его сверхъестественной силы и ослепить. В этот же ряд идеально вписывается иезуит Рангони из «Бориса Годунова» Мусоргского, который дьявольски наущает Марину Мнишек. Певец долго был и незаменимым Онегиным в опере Чайковского, а в его же «Пиковой даме» захватывающе рассказывал историю «Венеры московской» в своей балладе и отчаянно кутил в игрецкой, исполняя шаловливые куплеты про милых девиц.

«No woman, no cry».
Невидимый театр.
Режиссер Алессандра Джунтини, художник София Матвеева.

Нельзя сказать, что female gaze — нечто новое, не свойственное предыдущим режиссерским работам Алессандры Джунтини. Такие темы, как насилие в отношении женщин, несправедливость мужского взгляда на мир, заложенного в мировой культуре, и раньше поднимались в ее спектаклях, например, «Строптивая» в Курганском театре драмы и «Антигона» в Няганском ТЮЗе.

Все всё хвалят. На каждый спектакль находится кто-то, кому он (спектакль) нравится. Если не нравится никому — никто и не пишет. Так складывается как бы история театра.

В театрально-критическую бочку меда мы решили периодически вбрасывать ложку дегтя. Хотя бы иногда. Хотя бы по пятницам. И решили завести рубрику «Черная пятница». Если у кого-то возникнут ассоциации с распродажами и низкими ценами — это будет правильно лишь отчасти: плохой спектакль — всегда некий дефолт. Но мы просто выбрали черный день.

И как только мы решили завести эту рубрику (аналог «Русского театрального инвалида» внутри журнала, выходящего на бумаге), — сразу подвернулся спектакль из разряда «немогумолчать».

В переписку о нем вступили Марина Дмитревская и Владислава Куприна, посетившие недавно Нижний Новгород.

В архиве появился № 99. Новые номера регулярно будут пополнять сайт,
приглашаем читателей и коллег не терять из виду этот процесс!

С 4 по 7 марта на площадке Театра Поколений и в студии «Да!» в рамках фестиваля «Ребра Евы» проходили показы эскизов феминистской лаборатории «Ничья», инициированной группой «12:12».

Этой лаборатории могло бы не быть вовсе, или она оказалась бы совершенно иной, если бы не воля и упертость (в хорошем смысле) ее идеологов и организаторов — куратора и продюсера Анны Сагальчик и режиссера Тимофея Ткачева, и не материальная и человеческая поддержка «Ребер Евы» Фондом имени Генриха Бёлля. Импульсом же для ее появления стал сборник пьес белорусских драматургов на феминистские темы. На лабораторию отбирались пьесы, написанные исключительно женщинами, и режиссерами были тоже только женщины. В течение четырех дней показали семь эскизов разного художественного уровня и почти все — с актуальными социальными, этическими и т. п. посылами.

«Жар и холод, или Идея господина Дома». Ф. Кроммелинк.
Алтайский краевой театр драмы им. В. М. Шукшина.
Режиссер Владимир Золотарь, художник Наталья Зубович.

Владимир Золотарь вернулся на постановку в Алтайский театр драмы «без обид», хотя 12 лет назад режиссер «Великодушного рогоносца», «Войцека» и многих других памятных спектаклей уезжал из Барнаула «под давлением общественности» и на фоне невероятного скандала с чиновниками. В его спину летели обвинения в пошлости, мрачности и беспросветности творческого высказывания. Во многом именно спектакли Золотаря в конце нулевых — начале десятых запустили волну всевозможных «оскорбленных чувств», истерию «черной» зрительской активности с кляузными письмами и попытками открытой театральной цензуры. Сегодня этим никого не удивишь. Поэтому и в Барнаул вернуться — не проблема. Когда-то одним из первых спектаклей Золотаря здесь был тот же Кроммелинк — «Великодушный рогоносец», слава которого была не меньше, чем у золотомасочного «Войцека». И сегодня режиссер возвращается в театр с новым Кроммелинком, хотя называет это совпадение случайностью.

«Мама». Ф. Зеллер.
Театр им. Ленсовета.
Режиссер Илья Мощицкий, художник Сергей Кретенчук, видео Влада Амелина.

Постановка пьесы Зеллера — тем интереснее, чем меньше понятно, что на самом деле происходит. Все только так, как в отражении сознания героини. Она переживает (или сочиняет?) свою ненужность взрослому сыну, уход мужа, ну и дальше начинается цепная реакция: ее фантазии, фантазии режиссера, наши фантазии. Пространство соответствующее: сбоку — залитая лиловым светом зеркальная стена (стильный пластик/металл), сзади — видеопроекция, на которой появляются снятые двумя камерами из разных точек персонажи, находящиеся на площадке. Одновременно фигура героини может быть перед нами в четырех разных ракурсах, отражениях, восприятиях. Иногда на задней стене повторяется закольцованное сюрреалистическое кино: по винтовой лестнице в одиночестве, не останавливаясь, куда-то вверх, вверх идет карнавально наряженная героиня. И до начала действия, и после его окончания (если можно думать о точках начала и конца) в видеопроекции — гримирующаяся актриса, готовящаяся играть роль.

«Дай найти слова». По книге «Время сердца. Переписка Ингеборг Бахман и Пауля Целана».
ТЮЗ им. А. А. Брянцева.
Режиссер Андрей Слепухин, инсценировка и сценография Екатерины Августеняк.

1948 год. Весь мир восстанавливается после Второй мировой войны и пытается прийти в себя. Осенью в Вене знакомятся они — Пауль и Ингеборг, чтобы начать «время сердца», многолетнюю переписку друг с другом.

Андрей Слепухин и автор инсценировки Екатерина Августеняк не пытаются создать «жизненную историю» и реконструировать, например, знакомство Ингеборг Бахман и Пауля Целана на вечере сюрреалиста Эдгара Жене. Герои помещены в метафизическое пространство, словно их тела остались на земле, а они со своей любовью уже где-то в другом измерении.

«Последняя лента Крэппа». С. Беккет.
Театр МТЮЗ.
Режиссер Кама Гинкас.

В спектакле МТЮЗа по Беккету нет художника. Есть белое пространство флигеля. Есть пьеса. Есть артист. И есть, как это ни странно, режиссер. Режиссер в белом пространстве флигеля рядом с артистом.

Режиссер — Кама Гинкас. Артист — Игорь Ясулович. Пьеса — «Последняя лента Крэппа». Именно в такой последовательности они появляются перед зрителями: приветственное слово Гинкаса прерывается появлением запаздывающего, не успевшего даже снять пальто, Ясуловича, в чьих руках — истрепанные на долгих репетициях листочки с текстом Беккета.

Когда новый главный режиссер ставит свой первый спектакль в новом театре, мы обычно ждем, что будет дальше, и, как правило, это «дальше» что-то проясняет в программных намерениях.
О первом спектакле Дмитрия Акимова в Томском ТЮЗе мы внезапно получили два совершенно противоположных мнения двух сибирских критиков. Это, знаете, даже завораживает и вызывает вопрос, чья оптика точнее. Хотя вполне очевидно, что точной оптики в нашем деле нет. Так что лучше — два противоположных мнения.

«Пакетик, который хотел стать нужным». Г. Насырова.
Новая сцена Александринского театра.
Режиссер Петр Чижов. Художник-постановщик Катерина Андреева. Композитор Даниил Посаженников. Художник по свету Стас Свистунович.

В рамках программы «Здесь и сейчас» на Новой сцене Александринского театра состоялся проект, посвященный проблемам экологии — «ЭКО/ЭГОцентричность». Одну из самых главных болевых точек современного мира пытались осмыслить не только путем разговоров на специально организованной дискуссии, но и театральными средствами. Так, на сцене медиацентра прозвучала пьеса Гули Насыровой «Пакетик, который хотел стать нужным». Эта небольшая драма, жанр которой обозначен как «экологическая сказка», рассказывает о путешествиях полиэтиленового пакетика, ищущего свое место в мире. Незаурядный главный герой не мешает определить эту пьесу и как историю взросления. На пути к постижению устройства вселенной для пакетика заготовлено множество сюрпризов, судьбоносные встречи со Стаканчиком из-под кофе и Оберткой от шоколада «Аленка».

«Улитка и Кит». По мотивам книги Д. Дональдсон.
Театр «Открытое Пространство».
Режиссер Екатерина Гороховская, художник София Матвеева, куклы Татьяны Стоя и Григория Лайко.

Так, давайте честно: сколько бы улитка ни медитировала, ни практиковала йогу и стойку на голове, сколько бы ни занималась самовнушением — «я большое многоуважаемое млекопитающее», — она никогда не станет китом. Нет. И улитка вряд ли сможет сама переплыть океан. Но улитка — брюхоногий моллюск с раковиной — может отправиться в кругосветное путешествие на хвосте кита. Не верите? Напрасно. Спектакль «Улитка и Кит» — тому доказательство. Он сделан по одноименной книге-картинке Джулии Дональдсон, автора, придумавшего милейшего Груффало с запоминающейся фразой: «Ой, мама, это Груффало, оно меня понюфало». Новая книга — тоже лаконичная история в стихах и картинках, где весь объем страницы занимает иллюстрация Акселя Шеффлера, а текст в переводе Марины Бородицкой — одну-две строки на ней.