«Сумасшедшая любовь в селе Степанчиково».
По повести Ф. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели». Ростовский Академический театр драмы им. М. Горького.
Режиссер Геннадий Шапошников, художник Виктор Герасименко.

Что-то похожее на бедлам... Именно это показалось полковничьему племяннику Сереже, когда он провел недолгое время в усадьбе своего дядюшки. Вполне можно так поименовать и жанр премьерной постановки Ростовской драмы (пьесу по повести Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели» написал Владимир Малягин). Спектакль назвали «Сумасшедшая любовь в селе Степанчиково». То ли для дополнительного привлечения зрителей, то ли в порядке упреждения: будет вам сейчас изображаться слепое, безоговорочное, истеричное поклонение некоей персоне.

Спектакль «Человек» - последний из большого «гастрольного тура» Большого драматического театра в Москве. В программу фестиваля «Золотая маска» также вошли «Пьяные» Андрея Могучего и «Zholdak Dreams: Похитители чувств» Андрия Жолдака. О «Человеке» рассказывает Марина Дмитревская.

Сегодня премия для молодых «Прорыв» начинает показывать в Петербурге спектакли режиссеров — лауреатов премии. Первым — «Идиот» Максима Диденко в Театре Наций. О нем в блоге статья Веры Бирон.

На исходе зимы Канский драматический театр простился с замечательным, актером Владимиром Ивановым. 26 февраля он готовился сыграть заветную свою роль в мистической клоунаде «Счастливые люди или мертвые души?», но вместо спектакля состоялась панихида. Коллеги, друзья, соседи и благодарные зрители принесли любимому артисту столько цветов, сколько Владимир Ильич не получал никогда при жизни. 12 января этого високосного года ему исполнилось 57 лет. За окном шел снег, и Владимир Ильич напевал евтушенковское «Жить и жить бы на свете, да, наверно, нельзя». Он серьезно болел, но несерьезно относился к здоровью.

«Сегодня. 2016». По повести К. Фокина «Огонь».
Новая сцена Александринского театра.
Режиссер Валерий Фокин, сценография Николая Рощина.

Во-первых, это потрясающий аттракцион. Не люблю рецензии с подробным пересказом увиденного, но здесь особый случай. У входа в зал зрителей сортируют на группы человек по пять-шесть. Юные капельдинерши заботливо инструктируют почтеннейшую публику: во время спектакля с мест не вставать! Так что нервничать публика начинает еще в фойе.

Всех проводят внутрь. Сцены не видно. С одной стороны — огромный экран, напротив — помост с креслами в один ряд «покоем» окаймляет «яму», в центре которой возвышается прозрачный параллелепипед-колонна, 2×2 где-то. Он утоплен. Дна не видно. Помост, между прочим, двухъярусный, вниз ведет лестница. Кому-то, видимо, не так повезло с местами.

Его юбилейное лицо в трехдневной щетине, глядящее на вас в упор, украшает подземные переходы и станции петербургского метро, заставляя нетеатральных людей останавливаться: «Это выходит новый музыкальный альбом?!»

Но мы-то, люди театральные, знаем, что это не реклама поп-звезды: так Валерий Фокин смотрит на нас в свои юбилейные дни. А мы смотрим на него.

И точно знаем, что среди семи десятков других спектаклей Фокина за полвека (а «ПТЖ» писал о некоторых из них задолго до появления Валерия Владимировича в здании, построенном Росси ) есть один — такого масштаба, такой энергии, что он, несомненно, войдет в историю театра.

«Дульсинея». По мотивам пьесы А. Володина и текстам М. Сервантеса.
Небольшой драматический театр.
Режиссер Кирилл Семин, художник Елена Олейник.

Мать и отец засидевшейся в девках селянки Альдонсы мечтают побыстрее выдать ее замуж. Но на тобосском безрыбье выбрали жениха сколь неказистого, столь и мнительного. Подозревает жених, ни много ни мало, что вручают ему в жены возлюбленную ныне покойного Дон Кихота Ламанчского. Родители, чтобы спасти репутацию дочки, вызывают единственного человека, который может развеять подозрение жениха, — верного оруженосца Санчо Пансу. Сценой потчевания Санчо в доме родителей Альдонсы и начинается пьеса Александра Володина «Дульсинея Тобосская». Сытый, пьяный, расчувствовавшийся бродяга объявляет Альдонсу той самой Дульсинеей и... понеслось. Публичный дом и культ прекрасной дамы, благородные рыцари под окном и тощий Луис, новый покоритель ветряных мельниц, с распятием вместо меча. 1615 год. Селение Тобосо.

«Странники». А. Платонов.
Театр им. Ленсовета.
Режиссер Вера Камышникова, художник Мария Плаксина.

На малой сцене Театра Ленсовета, на обочине бутусовской магистрали, вышел спектакль «Странники» Веры Камышниковой по рассказам Андрея Платонова.

Выбежали люди с чемоданами, загудел паровоз (как же въехать в Платонова без паровоза? Все равно что про Пушкина сыграть без гусиного пера и крылатки...) — а дальше, один за другим, в законе литературного театра чередуются рассказы, разложенные привычным образом на интонированные голоса: «Жена машиниста», «Счастье вблизи человека», «Песчаная учительница», «В звездной пустыне», «Поэма мысли», «Заметки», «Старик и старуха», «Юшка», «Невозможное». Они чуть-чуть скреплены темой неприкаянного путешествия человека по жизни, а сценически — суетой с чемоданами. В остальном — актер и текст. То есть, актер — и гениальный текст...

Татьяна Владимировна Щуко, народная артистка России, с которой мы прощаемся в эти дни, не получала актерского образования. Ее путь — путь настоящего ленинградского интеллигента из хорошей семьи, посвятившего свою жизнь скромному и настойчивому служению делу. Делу театра.

Образцовая актерская судьба Татьяны Щуко берет начало не из традиционной ленинградской актерской школы на Моховой, а из театра-студии ЛГУ. Именно оттуда выходили два десятилетия самые мыслящие, интеллигентные ленинградские актеры. Режиссер В. С. Голиков рассказывал когда-то в «ПТЖ»: «В театре Университета начинали C. Юрский, И. Горбачев, С. Барковский, режиссеры Ю. Дворкин, И. Райхельгауз и многие другие. Из универсантов вышли прекрасные, образованные, умные, самостоятельно мыслящие актеры. Когда я пришел туда, студией руководила Евгения Владимировна Карпова... Все лучшее в духовном отношении группировалось именно там. Сама Карпова была непререкаемым педагогическим театральным авторитетом. Когда студент Военно-медицинской академии Андрей Толубеев понял, что не может без театра, отец Юрий Владимирович, великий актер, отправил его именно к Е. В. Карповой. Замечательная артистка, культурный человек, энтузиаст».

О новой программе «Пусть всегда будет солнце» в Цирке на Фонтанке.

В цирке на Фонтанке новая программа. После сюжетной пантомимы «Бал у Чинизелли, или 1001 Золушка» Росгосцирк представил петербургской публике шоу «Пусть всегда будет солнце», созданное в проверенном десятилетиями жанре дивертисмента. Этот спорный ход, возвращающий на арену стремительно устаревающую зрелищную форму, оправдан стратегически. После новаторской «Золушки» полезно было чуть отступить назад, вернуться к привычной зрителю номерной структуре с обязательными обезьянками, медведями и собачками.

XXIII Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль в Пскове (5–11 февраля 2016 года)

Город Псков и Пушкинский фестиваль — две вещи совместимые. Энергетика одного несомненно влияет на энергетику другого. На усеянной древними храмами псковской земле, где неторопливо протекает река Великая, погружаешься в другой ритм жизни. Спокойная, умиротворенная атмосфера старинного города диктует такую же простую, беспафосную атмосферу фестиваля. Здесь не тусуется какая-то особая фестивальная элита, залы переполняет вполне стандартный контингент зрителей. Растворяясь среди псковской публики, фокус восприятия которой не замутнен столичной потребительской насмотренностью, тоже обретаешь свежесть и остроту ощущений, начиная ценить театр за самое малое.

«Кролик Эдвард». К. ДиКамилло.
РАМТ.
Режиссер Рузанна Мовсесян, художник Мария Утробина.

«Кролик Эдвард» (перевод Ольги Варшавер) поставлен в РАМТе в рамках масштабного проекта «Большая сцена — детям», и этот системный подход важен. Если среди камерных пространств можно обнаружить настоящие удачи и даже события, то в большой форме — их пересчитать по пальцам одной руки. Пока в драматическом театре это «Счастье» Андрея Могучего и «Снежная королева» Романа Феодори — оба спектакля высоко оценены экспертным сообществом наравне со «взрослыми». «Кролик Эдвард» — не победительный, но существенный шаг в этом направлении.

«Дон Жуан». Ж.-Б. Мольер.
Театр Камала (Казань).
Режиссер Фарид Бикчантаев, художник Сергей Скоморохов, художник по свету Евгений Ганзбург.

«Дон Жуан» Фарида Бикчантаева — спектакль без центра. Если привычно понимать под «центром» персонаж, на который все завязано. Личностное начало, к которому центростремительной силой влечется все — женщины, религиозные оппоненты, ревнивые мужья, оскорбленные братья.

Художник Сергей Скоморохов и художник по свету Евгений Ганзбург набрасывают на мир покров иллюзии. То, что казалось в начале стеной, своего рода павильоном, опоясывающим практически пустую сцену, оказывается полупрозрачным экраном. По нему то плывут облака, то плещут волны, то колышется лес. Когда же Дон Жуан остается один — мир гаснет как экран телевизора, остаются только белые помехи.

В архиве появился № 79. Новые номера регулярно будут пополнять сайт,
приглашаем читателей и коллег не терять из виду этот процесс!

«Мой бедный Марат». А. Арбузов.
Театр «Святая крепость» (Выборг).
Постановка, сценография, музыкальное оформление и свет — Юрия Лабецкого.

Человек в «неореалистском» широком плаще и романтической шляпе с полями (герой!) набирает номер мобильного. Светится дисплей смартфона. В ответ кружок света на занавесе образует светлое пятно-дисплей, на котором расплываются фрагменты рассинхронизированной кинохроники: нынешний Питер — Ленинград 60-х — горит Белый дом, тонет корабль, ходят троллейбусы ֫— Ленинград 70-х — блокадный Ленинград... Человек в шляпе и плаще входит в комнату своей блокадной юности, в мир воспоминаний. Так и останется неясным, из какого времени он вспоминает эту историю (по идее, Марату нынче под 90, и уже не до шляпы, а если он бодр и выходит, к примеру, из 1980-х, то откуда смартфон?..). Но для жанра чистой мелодрамы, в котором решен спектакль Юрия Лабецкого, конкретные «предлагаемые» принципиально непринципиальны (историческая неточность — родовой признак жанра еще с тех времен, когда Мочалов играл «Тридцать лет, или Жизнь игрока»...). Абстрактный Марат звонит из абстрактного прошлого. Герой, до конца спектакля так и не снявший с головы романтической шляпы, но потерявший свою любимую...

«По ту сторону занавеса». Опыт реинкарнации в двух частях.
Александринский театр.
Сценарий, режиссура, свет Андрия Жолдака, сценография Андрия Жолдака и Даниэля Жолдака.

На спектакле Андрия Жолдака «По ту сторону занавеса» в Александринском театре кажется, что маститому режиссеру, где уже, вроде бы, только ни ставившему, давно не хватало как раз такого — какого-нибудь императорского — театрика. И дело не в том, что расточать технические богатства сцены с восхитительной свободой — его прямое дело (это, конечно, так), а в том, что Жолдаку, как и всякому нормальному режиссеру, по мере взросления понадобился театр с сильной многовековой историей.

Элегантной Александринке взрывной Жолдак сейчас оказался нужен ничуть не меньше. Реинкарнирующей самое себя в «Маскараде», пользующейся родной себе условностью в «Вороне», ей не хватало режиссера, способного вступить с ней в живой диалог, поглядеть на нее не с культурной, а с витально-полнокровной стороны.

«Манон». Ж. Массне.
Московский музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.
Дирижер Феликс Коробов, режиссер Андрейс Жагарс.

Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко представил первую московскую оперную премьеру 2016 года. Ключевые фигуры новой постановки театру хорошо знакомы. Несколько лет здесь с успехом шел «Вертер», еще один великий опус французского мастера, к сожалению, не избалованного вниманием российской сцены. Режиссер Андрейс Жагарс тоже свой человек в театре: осенью 2013 года он поставил на Большой Дмитровке вагнеровского «Тангейзера». А музыкальное руководство премьерой уверенно взял на себя главный дирижер театра Феликс Коробов.

Сегодня на Володинском фестивале «Саша, вынеси мусор» Виктора Рыжакова. О нем — статья Анны Степановой из ПТЖ № 82.

«Саша, вынеси мусор». Н. Ворожбит.
ЦИМ.
Режиссер Виктор Рыжаков, художник Ольга Никитина.

Пятидесятиминутный спектакль быстр, легок, летуч. Он клубится у кресел первого ряда, зависает под потолком в сладком чаде хорошо прожаренной на свином сале цибульки. Всякие натурализмы вроде горестных слез, настоящей еды, печальных подсчетов денег, гордого перечня запасов да и самого истошно исторгаемого в два женских голоса вопля про мусор —— просты, узнаваемы, понятны. Натурализмы эти чуть тяжелят фантомую ткань спектакля. Режиссер пытается хоть как-то связать её с укрощенной людьми повседневностью, но спектакль все рвется от повседневного, сегодняшнего, бытового в разные стороны и ввысь.

Сегодня на фестивале «Пять вечеров» спектакль «Победители» Томского ТЮЗа по прозе Светланы Алексиевич. О нем у нас текст Оксаны Ефременко, опубликованный в военном номере ПТЖ № 80.

«Победители. Голоса войны».С. Алексиевич.
Томский ТЮЗ.
Режиссер Дмитрий Егоров, художник Константин Соловьев, режиссер мультимедиа Наталья Наумова

Проломленная взрывом белая стена, обнажившая темно-красную кирпичную кладку, а за ней — пианино, на фоне крушения еще более хрупкое и элегантное, — вот первый художественный образ спектакля «Победители». Неестественное соединение лиричности и катастрофы предопределено материалом: в основе спектакля книги-документы Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» и «Цинковые мальчики». Эти тексты, опубликованные в перестройку миллионными тиражами, были результатом гласности, наряду с «архивной революцией» конца 1980-х годов, и уже не раз становились поводом для постановок, начиная с режиссерских опытов А. Эфроса и Г. Тростянецкого.

«Сон об осени». Ю. Фоссе.
Театр им. Ленсовета.
Режиссер Юрий Бутусов, художник Александр Шишкин.

Пьеса Юна Фоссе не имеет в России постановочной традиции. Лет 12 тому назад ее поставил в «Балтийском доме» Клим. Специалисты любят потолковать про ритмику диалогов у Фоссе, сопоставить его то с бессобытийным символистским театром Метерлинка, то с антитеатром Беккета. Тексты пьес Фоссе, переведенных на русский, а это «Однажды летним днем» и «Сон об осени» (перевод Веры Дьяконовой), дают тому основание: такого количества пустопорожних, ничего не меняющих в отношениях персонажей слов не встретишь ни в одной другой современной пьесе. Только, в отличие от Беккета, например, за этим нарочито бедным, невыразительным языком дребезжит натянутый человеческий нерв, мучительная невозможность самовыражения.