«Манон». Ж. Массне.
Московский музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко.
Дирижер Феликс Коробов, режиссер Андрейс Жагарс.

Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко представил первую московскую оперную премьеру 2016 года. Ключевые фигуры новой постановки театру хорошо знакомы. Несколько лет здесь с успехом шел «Вертер», еще один великий опус французского мастера, к сожалению, не избалованного вниманием российской сцены. Режиссер Андрейс Жагарс тоже свой человек в театре: осенью 2013 года он поставил на Большой Дмитровке вагнеровского «Тангейзера». А музыкальное руководство премьерой уверенно взял на себя главный дирижер театра Феликс Коробов.

Лучшие оперы Массне, к которым относится и «Манон», — это прежде всего прекрасная музыка и сюжет, всегда способный вызвать отклик в сердцах людей. Последнее обстоятельство дает возможность переносить действие в любую эпоху, ведь во что ни ряди главных героев — в камзолы и корсетные платья или в современные дизайнерские вещи, — поступки и чувства сути не меняют. Не случайно Жагарс подчеркивает, что в своих постановках старается «добиться того, чтобы зрители эмоционально воспринимали сюжет, могли узнать в героях оперы себя или своих знакомых». Массне в этом смысле надежный союзник: он умел писать чувственно, но без лишней слащавости, умел создавать большие сцены сквозного действия, мастерски фиксируя в них стенограмму человеческих чувств. Жагарс переносит действие в 1960-е и решает его в стиле кинематографа тех лет, столь же откровенного и чувственного, какой он видит историю Прево — Массне. Образ главной героини режиссер копирует с Брижит Бардо и Катрин Денев, сыгравшей в фильме «Манон-70». Но, увлекаясь этой игрой, Жагарс противоречит сам себе, ведь мы начинаем воспринимать действие как фильм в совершенно определенной эстетике, что автоматически дистанцирует зрителя от сюжета, и в итоге пресловутую четвертую стену преодолеть не удается.

Е. Афанасьева (Манон).
Фото — О. Черноус.

Впрочем, режиссер не прогадал, решив, что вольные нравы Манон идеально впишутся в ситуацию европейской сексуальной революции конца 1960-х. Девушка из глубинки уже на вокзале очарована воздухом свободной и красивой жизни. Соблазнительные обещания богатого «папика» Гийо лишь заронили в ее душу первые сомнения. А встретив пылкого юношу, она недолго мучается выбором, живо меняет скромные кеды на яркие туфли и устремляется на встречу с манящим неизвестным.

Сценография Рейниса Сухановса лаконична: серая коробка с крошечными окнами справа, которые то наполняют воздухом просторный вокзал, то превращаются в витражи Сен-Сюльпис, а в финале становятся печальным узором тюремного здания. Камерные сцены решены более стильно, а вот в массовых подчас много лишнего быта. В первой картине пьют и едят в вокзальном буфете, покупают билеты в кассе, в сцене на Кур-ла-Рен торгуют всем подряд и даже ездят маленькие грузовички. Впрочем, мы же в кино, и тут должно быть все будто по-настоящему.

Стильный лофт с панорамным окном и видом на Эйфелеву башню, горничная и страстно влюбленный красавец — не так мало для начала столичной жизни скромной провинциалки. Но журавль в небе (точнее, обещания очередного поклонника — де Бретиньи — сделать Манон королевой красоты, окружить богатством и роскошью) оказывается более привлекательным. Даже обещание любимого жениться не может побороть ее смятения и страстного желания удовольствий. И вот, против воли де Грие предоставив его заботам отца, она выбирает жизнь, полную наслаждений. Хотя, признаться, несколько странно видеть ее в следующей картине королевой парижского… рынка: площадь Кур-ла-Рен, заключенная в серую коробку декораций, напоминает российские перестроечные рынки-ангары, где торгуют всем подряд. Неужели состояние де Бретиньи позволяет ей выбрать лучшее лишь среди дешевой бижутерии, разложенной на открытых лотках?

Е. Афанасьева (Манон), Л. Аветисян (Де Грие).
Фото — М. Логвинов.

Сцена на Кур-ла-Рен становится бенефисом прекрасной художницы по костюмам Кристине Пастернака (кстати, и для героев «Тангейзера» в постановке Жагарса создавшей великолепные наряды). Уже в первой картине на Каннском вокзале, куда по воле режиссера прибывает героиня (да и куда еще приезжать двойнику известных кинодив?), Кристине придумала обаятельное дефиле повседневной моды 60-х. Во втором действии ее безграничная фантазия дарит настоящее шоу городских модниц: яркие цвета и силуэты, бесконечное разнообразие аксессуаров — за их разглядыванием быстро пролетает массовая сцена, предваряющая выход Манон. В этом контексте ждешь от появления главной героини чего-то сногсшибательного, но накидка в приглушенных тонах и даже платье с пайетками смотрятся бледновато. Тем не менее, Манон окружена всеобщим обожанием, ее фото появляется на обложке глянцевого журнала, ее преследуют папарацци.

Но очень скоро оказывается, что золотая клетка не способна удерживать вечно. Едва услышав о возлюбленном, Манон готова вновь круто изменить свою судьбу и молить де Грие оставить ради нее рясу священника. Сцена в Сен-Сюльпис начинается как еще один бенефис Кристине Пастернака: «коллекция в черном» представляет общество богатых парижанок, которых таинство службы интересует гораздо меньше молодого харизматичного аббата. Но ни они, ни отец, который предлагает долю наследства и просит вернуться к обычной жизни, не могут убедить де Грие отказаться от своих намерений. Появление Манон заставляет его повиноваться вновь вспыхнувшей любви, в искренность которой помогает поверить изумительная музыка.

В казино с неоновыми лампами, куда приходят промотавшие состояние любовники, та же суета, что на Кур-ла-Рен, и еще одно дефиле — на этот раз «вечерняя коллекция». Сцена в игорном доме позднее не раз становилась кульминацией и развязкой оперной драмы; так и здесь — композитор, вслед за ним дирижер и режиссер доводят атмосферу до максимального накала, только мизансцена очень уж напоминает расхожий аналог из «Пиковой дамы» (в какой-то момент даже казалось, что де Грие вот-вот запоет знаменитое «Что наша жизнь — игра»). Но события, как известно, принимают иной оборот, и в потасовке Манон смертельно ранит Гийо, раскрошив о его лысый череп стеклянный стакан, за что вместе с де Грие отправляется за решетку.

Е. Афанасьева (Манон), Л. Аветисян (Де Грие).
Фото — О. Черноус.

Так как в либретто оперы Массне масса промежуточных событий опущена, финальную картину решить не так-то просто. Почему умирает Манон, которая еще недавно была полна сил и энергии? И зачем режиссер заставляет ее умирать стоя, образуя не самую трогательную мизансцену? Ответить на эти вопросы может лишь музыка: обычно это не замечают, но именно Массне, как мало кто другой, умел запечатлеть в звуках последние минуты чуть теплящейся жизни, последние всполохи чувств.

Не случайно говорят, что «Манон» — бесконечный дуэт, перемежаемый массовыми сценами и вставными номерами. Эта опера требует как минимум двух солистов экстра-класса, обладающих не только выдающимися вокальными возможностями, но и драматическим талантом. Открытием спектакля стал Липарит Аветисян, солист Ереванского театра оперы и балета, приглашенный на роль де Грие и покоривший всех голосом и обаянием. Он очень органичен и искренен на сцене, а вокальная свобода и красивый тембр делают его лидером постановки. Чуть менее убедительна Евгения Афанасьева в роли Манон: чувствуется, что ей пока не хватает свободы, но со сложнейшей — и по части вокала, и по насыщенному режиссерскому рисунку — партией она справляется успешно. Прекрасно вписались в ансамбль благородный баритон Антона Зараева (Леско), характерный тенор Валерия Микицкого (его стараниями Гийо становится очень заметной фигурой в спектакле), теплый бас Дениса Макарова (граф де Грие). Запоминается очаровательное трио легкомысленных кокоток Пусетта — Жавотта — Розетта (Валерия Зайцева, Наталья Владимирская и Екатерина Лукаш), которое в массовых сценах становится не только визуальным, но часто и вокальным центром.

Роскошная, но в тоже время полная изящества и галантности (дань эпохе, описанной в романе) партитура звучит ярко, насыщенно, правда, пожалуй, излишне по-русски. Оркестру под руководством Феликса Коробова не хватило игры в полутона, но отличное качество звучания позволяет надеяться, что со временем эта составляющая спектакля обретет подлинно парижский шарм и шик.