«Жизнь артиста». В. Семеновский.
СамАрт.
Режиссер Александр Кузин, художник Александр Орлов.

Неточка Незванова сошла со страниц недописанного романа Федора Михайловича и зажила своей жизнью. В пьесе Семеновского «Жизнь артиста». Теперь и в спектакле Александра Кузина.

После открытия легкого полупрозрачного занавеса дама, сидящая рядом, шепотом спрашивает: «Это по Достоевскому?» Конечно по Достоевскому: железная кровать в углу пустой холодной комнаты, чахоточный кашель Неточки, которой уже за сорок и которая пьет водку в одиночку…

О. Агапова (Неточка), А. Меженный (Ефимов).
Фото — архив СамАрта.

«Пить в одиночку — последнее дело», — говорит Неточке сначала черт во фраке, а потом и отчим, вошедший в комнату через зеркало, словно булгаковский Азазелло. Собственно, на этом Достоевский заканчивается, и моя соседка, услышав, как Неточка обвиняет призрак отчима во всех своих бедах, произносит: «Какой кошмар!» и в антракте, конечно же, уходит. А Неточка остается. Сорока-сорокапятилетняя, у которой уже «вон и седина видна», и одновременно Неточка десяти лет. И ничто не смущает, не коробит в Ольге Агаповой, которой для перемещения во времени только-то и нужно — снять-надеть серую растянутую кофту. Ничего. Этот спектакль вполне мог бы стать для Агаповой бенефисным. Вот обделенная вниманием девочка в толстых шерстяных носках стремительно передвигается, стуча пятками по полу… Точно так же Ольга Агапова бежала по сцене в роли Джульетты двадцать лет назад, и отчего-то это моментально всплывает в памяти. А зайдя-выйдя, возвращается потрепанной жизнью теткой со щенячьим взглядом. И в какие-то мгновенья, словно вспышка, в памяти возникают фрагменты из другого спектакля — «Привет, Рэй!», где языком ребенка взрослые (и Ольга Агапова) говорят о смерти.

Но это не бенефисный спектакль.

Пожалуй, и Алексей Меженный (отчим скрипач Ефимов), и Игорь Рудаков (музыкант Бархатов), и Павел Маркелов (Инферниус и черт) здесь одновременно и персонажи, и актеры с целым багажом сыгранных прежде ролей, которые, словно призраки, всплывают между репликами. И Маркелов — гибкий, юркий, при всем при этом чертовски элегантный — перескакивает со стула на спинку кровати и вдруг заявляет: «Вы принимаете меня за какого-нибудь Хлестакова? А ведь судьба моя гораздо серьезней…» Вряд ли эти строки есть в пьесе Семеновского. Но в зале раздаются аплодисменты. Да, действительно, не только Хлестаков, вот и безумный Гамлет через Маркелова, через его роли смотрит в зал.

Сцена из спектакля.
Фото — архив СамАрта.

Потому что спектакль — о театре, о самих артистах, и в нем звучат размышления о том, выше ли искусство самой жизни, размышления о публике, которая дура, но слово ее — закон, о критиках… И один из героев, Ромасик Силкин, быстро переквалифицировавшийся из актеров в критики, уже зачитывает свою рецензию на еще не исполненный концерт, и в конце концов из уст Ефимова — Меженного звучит фраза: «Как это вас угораздило связаться с театром?», адресованная другу — музыканту Бархатову. Но и сам Ефимов надевает шапочку тюзовского зайчика с ушками (вместо черного плаща и «змеиной шапочки» Клавдия).

А чего стоит исступленный крик Неточки: «Ненавижу артистов, они не люди, они только притворяются людьми…»

Действие, судя по костюмам, происходит в начале ХХ века. И все на сцене напоминает старую фотографическую карточку: белый абажур и черные плафоны, несколько оттенков серого в платье Анны — матери Неточки (эту роль исполнила Ольга Ламинская). И даже лоскутное одеяло из черных, серых и белых кусочков и сменяющие друг друга сцены — как череда старых снимков из потрепанного альбома, черно-белые воспоминания… или кино. И занавес, обозначающий одну из стен комнаты, в какой-то момент сворачивается, словно кинолента, в полукруг, и на обратной ее белой стороне, как на экране, перед Неточкой и ее отчимом крутится легендарное прибытие люмьеровского поезда.

О. Агапова (Неточка).
Фото — архив СамАрта.

Еще одним персонажем, действующим лицом спектакля, стал свет, в направленных лучах которого черно-белое, кажется, вот-вот станет цветным. Благодаря игре света пространство сужается, сгущается и вновь разворачивается. И порой черные-черные тени, отбрасываемые Инферниусом, Ефимовым, Князем, начинают играть свое параллельное представление.

«Жизнь артиста». Точно так же называется и произведение Иоганна Штрауса.

«Жизнь артиста», — объявляет свой номер Ефимов. Однако в спектакле не звучит этот легкий, опереточный вальс, известный по «Летучей мыши», а звучит музыка Альфреда Шнитке, именно ее играет где-то там, в соседней комнате, Ефимов — Меженный.

На самом ли деле он непризнанный гений? Ведь заметил же его когда-то итальянский виртуоз — скрипач Инферниус, даже подарил Страдивари…

Появление Инферниуса в спектакле сопровождается музыкой Корнелюка, «Великим балом у сатаны». Он появляется эффектно, распахнув дверцу платяного шкафа, как чертик из табакерки. Во фраке, с тростью и в круглых малиновых очках… Видимо, что-то творится сейчас в Самаре: вот только закончился фестиваль, на котором одним из спектаклей стал «Фауст», вот только в филармонии выступил скрипач с «Дьявольской трелью» Тартини. По легенде, композитор эту музыку услышал во сне, ее на скрипке играл сам дьявол. И тут Инферниус — Маркелов предостерегающе читает Ефимову — Меженному стихи Гумилева:

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка, Не проси об этом счастье, отравляющем миры, Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка, Что такое темный ужас начинателя игры!

Читает долго, зловеще, под музыку Корнелюка, на экране в это время падают в адскую бездну скрюченные обнаженные тела… И все, конечно, заканчивается плохо — признания музыкант не получил, радости от своего таланта тоже, жена и ребенок измучены… И все, в конце концов, умирают. И Ефимов, и Анна, и сама Неточка Незванова. Потому что по Достоевскому. Но у спектакля-то позитивный финал. Словно автор пьесы, а за ним и режиссер захотели нас утешить, смягчить трудно прожитый день доброй сказкой на ночь. Часть черно-белого пространства сворачивается в трубочку, словно кинолента, и обнажается та же комната с тем же круглым столом, абажуром, но только в цвете. И через зеркало, один за другим, входят Ефимов, Бархатов, Анна и даже ее первый муж в ярком зеленом шарфе, и Неточка, и Ромасик, и никто ни на кого не в обиде. Они берут гитары и поют романс «Не растравляй моей души воспоминанием былого…» — словно прожитая неудачно жизнь, потери, обиды, амбиции — это был только спектакль. Сыгранный, прожитый, пережитый — один из многих…