А. М. Володин «Пять вечеров».
Кинотеатр  «Колизей».
Режиссер Василий Сенин.

«Эта история произошла в Ленинграде, на одной из улиц, в одном из домов». С такой ремарки начинается пьеса Александра Володина «Пять вечеров», что, конечно, очень важно для её понимания. Современный Санкт-Петербург — это другой город, но возник он не на болоте, а на руинах советского Ленинграда. Возможно, поэтому «Пять вечеров» — столь любимая здесь пьеса. В ней и ностальгия (не идеализация прошлого, а чувство, схожее с тем, какое возникает, когда смотришь свои детские фотографии в альбоме), и память об эпохе, о лучшем, что было в Советском Союзе.

Филолог и писатель Андрей Аствацатуров в интервью для недавно вышедшего ПТЖ № 69 сделал одно интересное наблюдение: «…Поколение тридцатилетних сейчас очень мощно заявило о себе. […] как некий противовес постмодернизму девяностых и началу нулевых годов с его игрой с советским прошлым: и Владимир Сорокин, и Виктор Пелевин создали некий стилистический барьер, попытались замкнуть время, доказать изжитость традиций. Заслуга поколения тридцатилетних заключается в попытке размокнуть современную ситуацию, разрушить этот барьер, снова навести мосты […]Михаил Елизаров хорошо сформулировал это: мы любим СССР не за то, чем он в действительности был,[…] а за то, чем он мог бы стать. То есть я хотел бы жить не бок о бок с обычными советскими людьми, которые обладали человеческими слабостями и недостатками и думали, не знаю, о колготках, колбасе и джинсах, потому что был дефицит. Я хочу жить с героями советских фильмов, которых нам показывали…».

Новая постановка Василия Сенина — это именно такая реабилитация советской культуры.

На сцене — стол с настоящей едой, стулья и выгородка, обклеенная чем-то вроде фотообоев. По краям две двери, слева изображена книжная полка, посередине — спрятанный в шкаф велосипед, а правую часть стены заполняют написанные от руки отрывки из пьесы.

Режиссер уходит от штампов, которые налипли на пьесу за долгую сценическую историю. Тамара появляется перед нами не в бигуди (наконец-то!), во второй вечер герои не поют песню «Миленький ты мой, возьми меня с собой» (ее заменили другой — «Любви ты моей боялся зря» Новеллы Матвеевой). Кроме того, спектакль вовсе не стремится быть этаким слепком с жизни, театральность происходящего ненавязчиво, но последовательно подчеркивается. Некоторые ремарки драматурга отданы персонажам. Первую произносит Зоя (Наталья Бурмистрова): «Эта история произошла в Ленинграде…». Актриса читает эти строки отстраненно-эпически. Следующая ремарка отдана Ильину (Артур Ваха): «Перейдем сразу к вечеру, потому что за день ничего интересного не произошло». Есть ощущение, что персонажи не только участники и рассказчики этой истории, но и сами наблюдают ее со стороны. Во втором действии актеры и вовсе выходят в зрительный зал, нагло забирая себе и это пространство: Слава (Михаил Касапов) и Катя (Анна Арефьева) перекрикиваются друг с другом, разделенные несколькими зрительскими рядами, — зрители, как и персонажи, наблюдают и одновременно творят эту историю. Спектакль становится единым полем воспоминания об исчезнувшем городе Ленинграде.

Первая ассоциация с Ленинградом? Пожалуй, городской трамвайчик. Справа и слева от сцены установлены два экрана, на которых транслируется советская «трамвайная хроника» (черно-белые документальные кадры: вот трамвай бежит по рельсам, смешно, вперевалочку, вот пассажиры внутри — старушка, кокетничая по вечной женской привычке, примеряет шляпку, кто-то читает, кто-то задумался и смотрит в окно…). Вот только шум трамвая, стук железных колес о рельсы, обильно использованный в звуковой партитуре спектакля, накатывает тревожной волной, словно земля трясется под ногами, готовая пойти трещинами…

Спектакль строится как психологический, а самое важное в таком типе театра, конечно, актерские работы.

В роли Славы — актер Михаил Касапов, выпускник мастерской В. М. Фильштинского и актер театра «Мастерская». Молодой, энергичный, заносчивый. Но в сравнении с пьесой этот Слава более жесткий. С Томой он ссорится зло, без иронии, к Кате его манят лишь ее женские прелести, а Ильина он и вовсе невзлюбил.

Катя (Анна Арефьева), кстати, вовсе не смотрится «неровней» Славе. Они вместе неотесанные и чудаковатые. Танцуют с набитым ртом и вечно препираются. Тамара же с Ильиным смотрят на них снисходительно, как бы с высоты прожитых лет. Здесь нет конфликта поколений. «Дети» скорее умиляют «взрослых».

Такой типаж, как Зоя, пожалуй, сейчас исчез совершенно. С обесцвеченными кудрями, красными губами, массивными сережками «под жемчуг», одинокая продавщица из бакалейного отдела обладает всеми пороками советского работника торговли. Но только в этом спектакле героиня Натальи Бурмистровой без завивки, стройна, накрашена аккуратно, одета красиво (если не на работе, конечно). Зоя — не первая «володинская героиня» актрисы. В постановке Екатерины Максимовой 2010 года «Блондинка» Бурмистрова играла заглавную роль.

Оксана Базилевич (Тамара).
Фото — архив театра.

Тамара (Оксана Базилевич) — нервная, иссушенная жизнью, но все еще красивая женщина. В первый вечер она слишком агрессивна. Чрезмерная резкость ее тона граничит с психопатией. Но уже во второй вечер Тамара сильно меняется. Вот уже и в щечку поцеловала украдкой, оглянулась опасливо по сторонам (не видит ли кто?) и побежала вприпрыжку, словно девчонка…

Ильин — Артур Ваха здесь — совсем необаятельный, жесткий. Бросается целовать Тамару прямо с порога. Мощная фигура, почти совсем седые волосы, испещренное морщинами лицо. Он кажется погруженным в себя, уставшим и вначале даже вызывает отторжение. Но многое об этом персонаже становится понятно во второй вечер, в сцене застолья. Как он ест! Грубо, с ножа. Когда Тамара протягивает Ильину салфетку, он смотрит на нее с искренним удивлением. Разве человек с такими манерами может быть главным инженером-интеллигентом? В момент, когда Ильин убеждает Тамару уехать с ним на край света, он напевает тюремную блатную песню, в финале приходит объясняться не просто навеселе — он, перебрав, буквально ползает по полу. А Тамара в эту минуту смотрит на него с неподдельным восхищением. Какой он большой и сильный, сколько ему пришлось пережить. И выясняется, что она просто прятала за своим идеализмом женское одиночество, чувство потери, боль разлуки, горе войны. Прикрывалась долгом, таила за шаблонной моралью слабость, ожидание… В финале герои крепко обнимают друг друга, Тамара в слезах, и последнюю реплику она почти кричит: «Только б не было войны!».

Надо сказать, в постановке достаточно много пафоса. Но есть ощущение, что этот накал страстей в режиссерский замысел не входил (спектакль все-таки только родился, и какое-то время ему необходимо для того, чтобы все стало на свои места). А история, в общем, о бесконечной потребности человека в любви. Каким бы ни был Ильин, Тамара все равно будет гордиться и восхищаться им, все равно будет его ждать и оправдывать. И для Ильина Тамара всегда будет звездой, как бы ни ожесточила ее жизнь. Потому что в формуле любви объект совершенно не важен, он может быть любым. Все дело в субъекте. Для режиссера спектакля герой — каждый, кто способен любить, неважно, к какой эпохе он принадлежит.