«Домашние монстры».
Театр «Karlsson Haus».
Режиссер Светлана Бень, художник Лина Хесина, композитор Денис Кудрявцев.

В «Карлссон Хаусе» вышел спектакль, который очень близок петербургскому зрителю. Ведь где, как не в Петербурге, развлекаться нюансами коммунальных соседских разборок. Однако постановщики спектакля во главе со Светланой Бень придумали детский спектакль и сознательно дистанцировались от всяких аллюзий с коммунальной квартирой, — они у взрослого зрителя возникают сами по себе.

Сцена из спектакля.
Фото — @fotoday.spb.

«Домашние монстры» — спектакль яркий, энергичный и лишенный всякой мечтательности. Оно и понятно: приспосабливаться к постоянно меняющимся условиям общежития приходится немедленно. Главный персонаж этого спектакля — месье Крюшон (Филипп Бородин/Денис Полевиков) — живет вроде бы где-то во Франции, но на самом деле может вывернуть на встречу в ближайшей подворотне. Он тоже слегка монстр — эдакий чудаковатый и совершенно безобидный фрик в элегантном пальто и красных носках.

Домик, в котором ему приходится обретаться (художник Лина Хесина), но в который ему даже не зайти, густо населен: буквально из каждого окошечка, двери, прорези и даже мусорного ведра в любой момент могут вынырнуть диковинные существа-соседи всех размеров и мастей. Их монстрообразность — не в нагнетании страха и ужаса, а в поглощении любого пространства для жизни. Для режиссера персонажи спектакля — перчаточные куклы ярких, нетривиальных цветов и диковинных форм — способ указать на полную невозможность соответствовать этой разномастной когорте зацикленных только на себе существ.

Прелести коммунального житья здесь разного, но очень знакомого свойства. Сосед Палтус намертво прирос к ванной комнате, где поет оперные арии из «Евгения Онегина» и романсы на стихи Пушкина, отчего умываться месье Крюшону приходится на кухне. Мадам Гортензия излишне и зримо вытягивается от кофе, который приходится заменить на чай, но и этот достается не Крюшону, а невидимому соседу с тигриной лапой. Мадам Клаксон с характерной халой на голове сообразно своему имени подогревает и без того богатую на шумы палитру спектакля и буквально подобна радиоуправляемой, хаотично передвигающейся машинке. Трехглазый сосед-экспериментатор герр Штребер с дымом где-то в районе затылка разговаривает только формулами и норовит поджечь дом. Мусорная корзина выплевывает мусор, почтовый ящик — письма, а где-то внизу Крюшона из раза в раз подстерегает подставляющая подножки розовая нога, существующая здесь только для того, чтобы досадить кому-нибудь.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Звуковой ряд этого спектакля так же насыщен, как и визуальный (композитор Денис Кудрявцев). Музыкальная тема, замкнутая в некое подобие бойкого рондо, рифмуется с действием спектакля и обогащается то звуками клаксона или битбокса, то стуком неведомых палочек, то лязгом невидимых замков, то переливами узнаваемых детских музыкальных игрушек. К тому же здесь все персонажи бесперебойно что-то болтают, напевают и насвистывают. Месье Крюшон, существующий по принципу невмешательства, может рассчитывать на сочувствие априори. Он здесь с первых минут — безвинная жертва, у которой нет права ни на что, и сюжет спектакля как раз в уходе от роли жертвы и примирении с обстоятельствами. Отправная точка этих перемен — заложенный в сюжете приезд бабушки, которая «любит чистоту и порядок». Непонятным остается главное — отчего вдруг неугомонные домашние монстры прониклись нуждами Крюшона, хотя до этого шумели, мусорили и всячески мешали безо всякой доли сочувствия? На этом фоне и эмоциональный взрыв Крюшона, вдруг возопившего: «Убирайтесь вон!», на премьерных показах выглядел не криком доведенного до предела человека, а ничем не спровоцированным и необоснованным возгласом в пустоту.

Но даже исчезновение монстров не прерывает цепи мучений: сюжет предполагает нашествие лампоедов — монстров совсем иной породы, светящихся и лохматых, погружающих дом во тьму. Война с ними, завершающаяся криками и воплями в полном хаосе, — уже удел не месье Крюшона, но его тоже слегка чудаковатой бабушки (Наталья Слащева/Алена Сергеева).

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Светлана Бень со свойственной ей лихостью и легкостью обратилась к теме, которая могла бы объединить и детскую, и взрослую аудиторию. Детям по нраву мир диковинных назойливых монстров и их брутальных, по-детсадовски глупых шуток. Но в очень дальней перспективе, требующей от постановщика чуть больше иронии к себе и материалу, это мог бы получиться спектакль о том, как, казалось бы, обычная и безобидная жизнь на самом деле может быть подмята и обесценена, как безропотный человек манипулируем изворотливым большинством и становится пищей для бесстыдных наглецов. Бытие интеллигента перед лицом намертво взявших свое соседей узнается в этом спектакле неотвратимо, но только на фоне эфемерных и не подкрепленных сценическим текстом аллюзий. Трагедии безропотного человека здесь не случается, она как бы растушевана жизнерадостным финалом. Тут все просто, мажорно и незатейливо. И минутный взрыв уже оборачивается сожалением Крюшона, монстры возвращаются перевоспитанными и чуткими, а к приезду бабушки все пышет чистотой и уютом.

Условия общежития оказываются веселым развлечением. «Здесь иногда слишком шумно и тесно… Но я люблю свой дом», — констатирует месье Крюшон.