«Орфей спускается в ад». Т. Уильямс.
Театр на Васильевском.
Режиссер Александр Баргман, художник Анвар Гумаров.

В ремарках своих пьес Теннесси Уильямс подробно и очень настойчиво описывает место действия, перемены картин, внешность и даже переживания персонажей. В этом плане ничто не напоминает авторских описаний «Орфея» при начале сценического действия. Нет здесь ни второго этажа, где лежит в своей постели смертельно больной Джейб Торренс, ни ведущей к нему лестницы, на площадке которой разворачиваются многие события пьесы. Уточню: в логике «Орфея» значение имеет не буквальное соответствие места, а эта его двухуровневая организация, где уровни противопоставлены друг другу. Один — территория Джейба Торренса. Другой — территория Лейди и Вэла...

«Дальше».
Томский театр юного зрителя.
Режиссер Дмитрий Гомзяков, художник Евгений Лемешонок.

Что будет с театром, что будет с человечеством, что будет с планетой и что будет конкретно со мной? Такими вопросами задаешься во время и после спектакля Томского ТЮЗа «Дальше», который поставил Дмитрий Гомзяков. Хотя «поставил», наверное, не слишком точное слово. Скорее он создал среду, в которой актерам и зрителям комфортно размышлять над своим прошлым и искать в нем ответы на вопрос, что будет дальше.

«A L O L A J. История в 12 струнах». К. Бесолти.
Няганский ТЮЗ.
Режиссер Мария Сиукаева, художник Ольга Богатищева.

Когда едешь в северный город Ханты-Мансийского автономного округа на спектакль по народному эпосу, то менее всего ожидаешь, что он будет осетинским. В округе живут свои коренные малочисленные народы — ханты и манси, а вот осетин в Нягани всего один.

«Сотворение мира». Й. Гайдн.
Компания «Фура дель Бауш».
Художественный руководитель, режиссер и сценограф Карлуш Падрисса.

Так уж повелось, что «Фура дель Бауш» — это имя, вес, гарантия масштаба, зрелища, невиданности. Звучит-то как — Фура, да еще и дель Бауш. Коллектив, зарекомендовавший себя как вечный апологет эксперимента — беспроигрышный партнер любого фестиваля и праздника. Поставщик оригинальности, так сказать.

«В окопах Сталинграда». По повести В. Некрасова.
МХТ им. А. П. Чехова.
Режиссер Сергей Женовач, художник Александр Боровский.

Все солдатики, которые час двадцать, что идет спектакль, сидят в блиндаже, много курят и рассказывают о себе, — мертвы. Сергей Женовач любит бездейственные истории, опирающиеся только на силу литературы, на значимость слов. Впервые из того, что я видела у него из серии «Женовач и МХТ», это работает на сто процентов. Хотя про войну, но Первую мировую, у него уже были «Бег» и «Белая гвардия», а под его кураторством — «Сахарный немец» его ученика Уланбека Баялиева.

«Циолковский». Б. Павлович.
Российский государственный академический театр драмы имени Федора Волкова (Ярославль).
Режиссер-постановщик Борис Павлович, художники Александр Мохов и Мария Лукка.

Калужский чудак Константин Циолковский в Театре имени Волкова. Один день из жизни, вместивший полеты и падения русского Икара.

Он довольно молод, страшно застенчив, абсолютно не приспособлен к быту, учительствует в женском епархиальном училище, платонически влюблен в своих учениц. Въезжает на сцену на велосипеде, разговаривает сам с собой, ничего не слышит — и, однако ж, являет собой самого настоящего гения в совсем неподходящих условиях российской провинции рубежа XIX–XX веков.

«Вещественные доказательства».
Театр Karlsson Haus.
Режиссер Борис Павлович, художник Ксения Перетрухина.

Борис Павлович продолжает изучать документальный театр, облекая исследование в форму практического сотворчества. В камерном пространстве театра Karlsson Haus зрителей ждет настоящий музей, экспонаты которого в течение нескольких месяцев собирались со всех желающих. Ложка, носки, порванные струны, книга, губная помада и многие другие, никак не связанные друг с другом бытовые вещи, как и в обычном музее, обрастают смыслом, благодаря хорошей экскурсии.

«Нос». Н. В. Гоголь.
Севастопольский ТЮЗ.
Автор инсценировки, сценограф и режиссер-постановщик Яна Тумина, композитор Дмитрий Максимачев, художник по костюмам Анис Кронидова, хореограф Алишер Хасанов, художник по свету Василий Ковалев.

Творческий вираж Яны Туминой в сторону Гоголя был ожидаем и в каком-то смысле закономерен. После Гофмана, Андерсена и Пушкина, пронизанных в режиссерских решениях многочисленными сюжетными аллюзиями, до Гоголя был ровно один шаг. Вот он случился и, наверное, впервые обозначил свойственные Туминой аберрации не только на уровне сюжета, но в пределах актуального событийного и даже географического пространства. Яна Тумина выступает в своем новом спектакле не только режиссером, но и автором инсценировки, и сценографом.

«Интервью В.» По мотивам книги А. Вертинского «Дорогой длинною».
Театр Ненормативной Пластики.
Режиссер Роман Каганович, сценография и костюмы Александра Мохова и Марии Лукки.

Жесткий свет пробивает снизу стеклянный стол, контрастно прорисовывая туловище нагого мужчины, графично выписывая контуры и фактуру тела. Как витрувианский человек, этот герой лишен каких-либо личностных признаков своего документального прототипа. Мужчина упирается взглядом в задник тряпочной непробиваемой занавески, поднимает напряженные руки, истово молит невидимого властителя о позволении вернуться домой. Спектакль начинается с высокого градуса накала, а эта сцена напоминает Страшный суд: все мирское осталось в стороне, родина для героя — рай на земле. Мы слышим голос, обрамленный безупречностью театрального выговора, силящийся замаскировать формальностью срывающиеся ноты отчаяния. Мы не видим глаз, не видим лица. Сергей Азеев, играющий Вертинского, стоит к зрителю спиной. Переломный момент в судьбе героя преобразован в трансляцию состояния, посыл — отраженный от стен — возвращается зрителю как обостренное обстоятельство, в котором будет развиваться дальнейшее действие.

«Красный цветок». По рассказам Вс. Гаршина.
Санкт-Петербургский Городской театр.
Автор сценической версии и режиссер Антон Корнилов.

Спектакль Антона Корнилова спасает всех. Мятущуюся совесть Гаршина — от парадоксов, героев его рассказов — от страданий. Зрителей — от тяжелых дум. Перед нами добрая сказка, Гаршин лайт-версия. И удивительный по сложности и новизне пафос: война — плохо, альтруизм — хорошо. Зло не прижилось в этой истории, и борьба прошла без жертв. Можно сорвать красный цветок и спокойно жить дальше.

В основу спектакля положены три рассказа — «Красный цветок», «Трус» и «Четыре дня», — действие которых развивается параллельно, образуя какую-то нескладывающуюся мозаику. Как целое они, вероятно, должны были монтироваться в коллаж, но события перебивают друг друга — ассоциативные и логические связи хромают.

«Смерть Тарелкина». А. В. Сухово-Кобылин.
Псковский театр драмы.
Режиссер Хуго Эрикссен, художник Ютта Роттэ.

В редакции Псковского театра драмы провиденциальный текст Сухово-Кобылина превратился в «криминальное чтиво».

Режиссер Хуго Эрикссен и художник-постановщик Ютта Роттэ предложили поиграть в киношный постмодернизм: поместили действие в длинные и тесные, как гробы, грузовые контейнеры на колесах: открывается борт, и зритель оказывается в обшарпанной питерской квартире из «Улиц разбитых фонарей», где Тарелкин инсценирует свою смерть и похороны...

«Вечно живые. История в лицах».
Театр «Современник».
Режиссер Виктор Рыжаков, художник Николай Симонов.

Весна в Москве. Тепло. Цветут бульвары. На Чистых прудах — сирень и одноразовая акция — документальный спектакль «Вечно живые. История в лицах». Ею театр «Современник» отпраздновал 15 мая свое 65-летие.

«Марина! Какое счастье!».
Театр «Комедианты».
Режиссер Нина Мещанинова, художник Александр Орлов.

В одном из очерков, посвященном гибели поэта-альпиниста Гронского, Цветаева писала про «своевольную фатальность стольких поэтических жизней и их концов — ту нарочитую уродливость, которую жизнь вымещает на поэтах за красоту, которую те несут». Писала это в 34-м году, конечно же, и про себя.

«Человек без имени». В. Печейкин.
Гоголь-Центр.
Коллективное сочинение Петра Айду, Александра Барменкова, Никиты Кукушкина, Кирилла Серебренникова.

Спектакль «Человек без имени» стал последней работой Кирилла Серебренникова в статусе худрука Гоголь-Центра. Сам режиссер подчеркивает, что это не его спектакль, а «коллективное сочинение Петра Айду, Александра Барменкова, Никиты Кукушкина и Кирилла Серебренникова» — именно так обозначена постановочная группа в программке. За основу этого сочинения (драматург Валерий Печейкин) взята биография почти забытого сегодня Владимира Одоевского, писателя, мыслителя, политического деятеля, музыковеда и еще многое-многое.

«Из фрески ВЕЧНОСТЬ. Вечер поэзии. Поэты-шестидесятники, их учителя и предтечи».
Малый драматический театр — Театр Европы.
Режиссер Валерий Галендеев, художник Александр Боровский.

Темнота зала сливается с «идеальной черной вечностью» сцены, чья глубина скрыта занавесом. Из его мягких складок поочередно выходят, словно делают шаг из небытия, оказываясь в луче света, тринадцать поэтов XX века: Пастернак, Блок, Евтушенко, Бродский, Цветаева, Тарковский, Ахматова, Ахмадулина, Есенин, Маяковский, Вознесенский, Рождественский, Слуцкий. Они друг другу — предшественники, учителя и современники. Прошедшие рядом, вместе и — мимо, разминувшиеся в жизни, что «оказалась длинной», разъединенные расстояниями, но чаще — смертью. Выбрав редкий сегодня формат поэтического вечера, Валерий Галендеев с актерами Малого драматического театра обращается к поэзии XX века. По словам режиссера, спектакль «Из фрески ВЕЧНОСТЬ» — это «попытка коллективного высказывания на тему национальной души». Возможность наметить тонкие связи, расслышать перекликающиеся мотивы, наладить диалог между поэтами сквозь время и вне его.

«Кто живет в театре?».
Драматический театр Балтийского флота (Кронштадт).
Режиссер Михаил Смирнов.

Жанр мероприятия «Кто живет в театре?» указан как «спектакль-путешествие, театрализованная экскурсия по театру», и это определение точно отражает суть происходящего. Маршрут ведет детей и взрослых через парадные интерьеры и тесные закоулки старинного здания Морского офицерского собрания, открывая зрителю двери в противоречивую историю театра в нетеатральном пространстве.

«Кровавая свадьба». Ф. Г. Лорка.
Государственный русский театр драмы им. Ф. А. Искандера (Сухум).
Режиссер Мария Романова, художник-постановщик Мария Филаретова.

13 мая стартовал ежегодный фестиваль «Балтийского дома» — «Встречи в России». Первым Петербург встретил Государственный русский театр драмы им. Ф. А. Искандера (Сухум, Абхазия).

Нельзя сказать, что русскоязычный театр отличает полноценное присвоение драматургии Федерико Гарсиа Лорки. Он совсем не наш, хотя на первый взгляд это не очевидно. Выбирая между сюрреалистическими драмами и деревенскими трагедиями, русские режиссеры почти всегда берут вторые, которые формально кажутся «более русскими», где действие происходит в деревне, отношения между поколениями сложные, любовь приравнивается к природе и к року, а нелюбовь разрушает жизни. В то же время деревенские трагедии насыщены поэзией и символами, которые требуют отказа от воспроизведения внешней межличностной истории в пользу метафизического погружения, проживания не столько судеб, сколько самого текста. Деревенские трагедии оттого и противоречивы: если игнорировать поэтическое и не задумываться о способе его передачи, то остается транслировать мелодраму.

«Кабала Святош/Мольер». М. Булгаков.
Молодежный театр на Фонтанке.
Режиссер-постановщик Семен Спивак, художник-постановщик Степан Зограбян.

В конце 80-х годов прошлого века, вскоре после премьеры на Таганке многострадального (в начале того десятилетия прихлопнутого цензурой уже на прогоне) любимовского «Бориса Годунова», пушкинист Валентин Непомнящий, услыхав вопрос «о чем спектакль?», выдержал паузу, сделал скорбное лицо и с интонацией полной безнадеги произнес: «Ну, вот, всегда у нас так!». Это была емкая рецензия, не нуждавшаяся в дополнительных пояснениях — понятно же, о чем речь. Причем, это «всегда у нас так!» относится ко многому, всего не перечислишь.

«...Многолетнее битье и ранняя смерть сделали судьбу Опоркова подчеркнуто драматичной. Для него самого, впрочем, это вряд ли гляделось классической драмой девятнадцатого века: во-первых, тогда трудно было представить, что может быть иначе, а во-вторых, его отношения со своей невеселой судьбой были своеобразны. Нескончаемое время, когда плохое заведомо лучше хорошего, когда „нужный“ спектакль, увы, даже при всем желании уже не может быть талантливым, а талантливый сродни вредительству, вгоняло в депрессию или просто сбивало с ног. Опорков тоже мог бы носить нашивки за ранения, но, во-первых, он был деликатен, а во-вторых, эта гадость его как-то странно возбуждала. Не знаю, подтвердят ли мою шаткую гипотезу историки, но до сих пор не покидает ощущение, что именно тогда, когда в так называемых кабинетах или в прессе начиналась кампания, в результате которой у него должны были отнять театр, или когда в самом театре поднималась очередная заваруха, грозившая теми же последствиями, он собирался, веселел и ставил лучшие свои спектакли. Похоже, эти „измерения“ театра он тоже любил; во всяком случае, дрался не без удовольствия».

Не учитывая мои пожелания, без моего участия готовится решение по назначению на пост директора Большого театра кукол. Решение принимается на уровне вице-губернатора Санкт-Петербурга, так что даже Комитет по культуре бессилен повлиять на ситуацию.

Ранее озвученная мной кандидатура Андрея Соколова — специалиста, отлично зарекомендовавшего себя в менеджерской театральной среде и находящегося со мной в партнерском диалоге, — не принимается во внимание. Имея блестящий репертуар, первоклассную молодую труппу, несколько масштабных проектов, театр остро нуждается в экономическом и менеджерском развитии. Поэтому нам нужен не просто директор, но заинтересованный в развитии антикризисный менеджер, способный вывести БТК на новый экономический уровень.