I фестиваль «Новая драма в Челябинске»

С 4-го по 7-ое декабря  Челябинский Центр современной драматургии под руководством Евгения Ланцова и Владимира Спешкова (уже год существующий) провел свой первый фестиваль. Мероприятие проходило в неформальной обстановке: без громких административных речей, без обильной рекламы, и, к сожалению, практически в отсутствие руководителей челябинских театров. Но, как показывает и питерский опыт, даже крупным театральным деятелям не так-то просто сосватать молодого режиссера и современный текст. Поэтому, значение даже небольшого форума, на котором за четыре дня были показаны всего четыре спектакля да три эскиза, и состоялся круглый стол на тему продвижения современной пьесы в театр, нельзя переоценить.

Когда-то Милена Авимская (также приехавшая сюда, чтобы поделится опытом) совершила маленькую революцию в нашем консервативном городе Петербурге, познакомив не только с молодыми режиссерами, но и с современной пьесой. Сейчас идеологи челябинского фестиваля пытаются сделать нечто подобное в своем регионе. И пока Москва и Петербург охвачены политическими митингами, в столице Южного Урала делаются первые шаги к революции в зрительских головах, в сознании театральной общественности, которая несмотря на усилия Нового художественного театра («Марьино поле» О. Богаева, режиссер Е. Ланцов), «Камерного» («Утюги» А. Яблонской, режиссер С. Александровский), театра «Манекен» («Чатский-Камчатский» А. Яблонской, режиссер Ю. Бобков), мастерской современной пьесы «Бабы» («Жертва» А. Молчанов, режиссер Е. Калужских) настороженно относятся к новой драматургии.

Потому, одной из самых важных составляющих фестиваля стали именно читки (или эскизы), прошедшие на малой сцене Челябинской драмы и последующий разговор со зрителем. Разговор сложный, проявивший непонимание, раздражение, недоверие к современной пьесе у людей театра, разговор который наметил проблему, но пока, конечно же, не решил её.

Фото — из архива фестиваля

«Танец Дели» Ивана Вырыпаева прозвучал в исполнении актеров Камерного театра (режиссер Е. Ланцов поставил задачу сделать именно читку), актеры магнитогорского театра показали полноценный эскиз «Ярмонки» Вадима Голышева в режиссуре Максима Кальсина, и, в заключение дня, Тимур Насиров — почти готовый спектакль по пьесе Вадима Леванова «Святая блаженная Ксения Петербургская в житии». Мы увидели три способа представить пьесу. Евгений Ланцов выстроил ритм и лаконичную мизансцену, Максим Кальсин сделал режиссерский разбор, (магнитогорские актеры разработали характеры и отношения своих героев, так, что показалось, будто стулья, на которых они сидят, уже только мешают). А Тимур Насиров представил решение будущего спектакля. И подробнее всего хочется рассказать именно об этом эскизе.

Насколько сюжет его вызывал вопросы, настолько эскиз… нет не ответил на них, а сделал неважными, даже глупыми. Вот, например, вопросы: как играть святую, как играть сумасшедшую, юродивую? А не надо играть ни святую, ни сумасшедшую, словно бы вкрадчиво намекает Насиров, а актриса Татьяна Каравайцева — и не играет. Её Ксения — логична по-своему и спокойна совершенно особенным образом. Но это её внутренняя «тишина», как «тишина» древнерусской иконы, заставляет бесноватых корчиться, грешных, сирых и убогих трепетать и биться в очистительных припадках гнева, ярости, страха. Вокруг тихой Ксении беснуется черное войско слепых, юродивых, инвалидов, поэтов, — в общем всех тех, кто издавна на Руси «примазывается» к блаженным. Каждый приходит к ней, вызывая на конфликт, а уходит с миром. Насиров представил текст так, что левановская формулировка «пьеса в клеймах» не кажется странной. Мы и правда видим как одна за другой из черной человеческой кишащей массы вокруг героини выстраиваются сюжеты, застывающие в успокоении. Незабываем эпизод с Марфушкой, той самой лжеблаженной (Евгения Зенина). Внимательно, с легкой улыбкой, смотрит на неё Ксения. Марфушка причитает, бьет себя плеткой, кликушествует, даже откровенно обвиняет Ксению в шарлатанстве, но мы словно видим глазами главной героини её страх, одиночество, даже сиротство, детскую наивную душу, видим, что и Ксению она любит, потому и пришла к ней, потому и ждет от нее сострадания и прощения. А как только получает их, тут же становится тихая-тихая, замирает в ряду других клейм…

На обсуждениях эскизов зрителями можно было услышать иногда удивительные вещи: например, что публика не готова смотреть семь альтернативных версий одной истории, как в «Танце Дели» или что шутки с классиками (Пушкиным и Гоголем) недопустимы (В. Голышев «Ярмонка»). Активно конфликтный настрой присутствующих чувствовался буквально кожей. Но вот эскиз по пьесе Вадима Леванова, нарушающей, казалось бы, все возможные табу, рассеял это напряжение, снял конфликт и сообщил зрителю то особое спокойствие, которое позволяло Ксении так чутко видеть и слышать других.