О читках пьес в рамках финала конкурса современной драматургии «Рeмарка» в Красноярском драматическом театре им. А. С. Пушкина

В нашей стране много драматургических фестивалей, и это хорошо. Не в том смысле, что количество лучше качества, а в том, что множество достойных текстов, которые не доходят даже до лонг-листа у одной ридерской команды, все-таки имеют шанс сделать это у другой. Фестивали придумывают себе особые ограничения, которые позволяют отличаться друг от друга, особые условия воспроизведения текстов и систему отбора. Главные особенности «Рeмарки» всем давно известны: финал конкурса каждый раз проходит на новой площадке, эскизы представляют не команды режиссеров, а команды театров (что дает больше шансов на будущую премьеру), а все пьесы в рамках фестиваля распределяются по старомодному возрастному критерию (12-, 12+ и 18+). И если особенности формата «12-» более-менее ясны, то 12+ часто отличается от «взрослой» категории только отсутствием обсценной лексики.

Читка пьесы «Семен вместо дерева».
Фото — Елена Юрисова.

Между тем пьесы, которые пишутся специально для детей и подростков, становятся все более популярны: ТЮЗов как театров, которые готовят зрителей к переходу из детского зрительского возраста во взрослый, больше не существует как класса, и каждый театр вынужден сам так или иначе задумываться о том, как не потерять в будущем естественный приток аудитории. Вот только в пьесах ли стоит искать ключ к дискретному восприятию зумера? Способны ли драматурги найти такие слова, которые будут восприниматься новым зрителем как что-то для них и про них, а не как очередная попытка бумеров навязать свою точку зрения?

Первый день финала «Ремарки» был полностью посвящен драматургии для детей и подростков. По крайней мере, так эту драматургию позиционировали сами авторы. Пьесу Нины Беленицкой «Семен вместо дерева» представлял Красноярский театр кукол, и его эскиз был оформлен уже почти как готовый спектакль. Художница Яна Устюгова создала несколько миниатюрных кукол, пару пространств, которые помещаются на грани небольшого куба, и плоскую фигурку воробья для элемента теневого театра. История о мальчике Ване, у которого есть друг, буквально «мальчик с пальчик» Семен, по строению напоминает скандинавские сказки: в ней так же нет явного конфликта и почти нет сюжета. Это медитативная история для маленьких, в которой через взаимодействие героев с миром объясняется то, каким этот мир может быть, если относиться к нему внимательно и по-доброму. Артисты сидели за черным столом и аккуратно читали этот текст, будто бы стараясь стать фоном для его иллюстрации в куклах. Небольшие фигурки персонажей передвигались очень подробно, так, чтобы у потенциальных зрителей возникало желание с ними взаимодействовать, поверить в реальность этого небольшого мира.

Родители Вани в этой истории готовы легко включиться в любую фантазию сына, и именно этим, а не наличием Семена в реальности, объясняется то, что они активно с ним взаимодействуют. Появление этого воображаемого друга в жизни Вани сначала объясняется в пьесе, как в сказке — он спускается с Луны на веревке, но потом дается и более рациональная причина его возникновения — выясняется, что Ваня не слишком активно общается с ровесниками в детском саду. История заканчивается тем, что Ваня решает проследить за вечно убегающим в город Семеном, и это становится поводом сблизиться с еще двумя мальчишками, после чего Семен покидает этот мир, снова забираясь на Луну. Интересно, что рассказывая такую несложную историю, драматург делает попытку насытить ее экологическим подтекстом: дети обнаруживают, что Семен убегает в парк, чтобы целый день изображать из себя дерево, которое недавно спилили. Ребята тоже включаются в эту игру, а родители, которые успели потерять их из виду, находят единственно верное решение: нужно организовать клуб по посадке новых деревьев. И пусть в пересказе это выглядит почти пропагандой экоактивизма, в пьесе и в эскизе все сделано тонко, так, чтобы ребенку только на подсознательном уровне закладывались такие мысли.

Читка пьесы «Море. Звезды. Олеандр».
Фото — Елена Юрисова.

Две другие пьесы этого дня были рассчитаны уже на детей старшего возраста и даже, скорее, на их родителей. Это попытки исследовать психологию ребенка и подростка, продемонстрировать, как важно уделять их проблемам большое внимание. Пьеса Марии Малухиной «Море. Звезды. Олеандр» — монолог девушки, которая только что видела убийство. Автор пьесы построила ее по принципу детектива — о том, что именно и почему произошло в лагере на берегу моря, мы узнаем только в последней трети пьесы, а остальное время следим за рефлексией героини и ее описанием персонажей.

Постепенно выясняется, что убит был молодой человек, к которому главная героиня испытывает чувства. Нюанс в том, что убит он был другой девушкой, которую пытался изнасиловать. Муниципальный театр города Мотыгино, который представлял эскиз по этой пьесе, буквализировал внутренний диссонанс: текст зачитывали две актрисы, которые постоянно пытались доказать друг другу свою точку зрения. Еще на сцене присутствовал актер, который периодически приказывал актрисам, как себя вести, и включал им музыку через смартфон. Кажется, таким ходом режиссер читки Дмитрий Турков транслировал диктатуру маскулинности, из-за которой, в общем-то, и произошла вся эта история.

Пьесу Елены Щетининой «Свинья в стене» Канский драматический театр решил представить без эскиза, подготовив качественную читку. Это позволило лучше расслышать литературные достоинства текста, хотя и оставило открытым вопрос о том, каким образом этот текст можно представить на театре. Пьеса хоть и не является по своей сути монологом, но вполне видится монодрамой. Мы наблюдаем за развитием сюжета через призму детских воспоминаний девушки Лизы. Когда она была маленькой, ей запомнился анекдот, рассказанный папой, про то, что розетка — это пятачок свиньи, которая живет в стене. И вот теперь эта Свинья стала навещать Лизу в кошмарах и галлюцинациях. История могла бы восприниматься как психологическая сказка о детских страхах, если бы только Свинья не начала выпрашивать у девочки еду, а потом «наказывать» ее с явным эротическим подтекстом. До самого финала автор оставляет эту странность непроясненной, а концовку пьесы вообще пишет в духе Тарантино или даже Ларса фон Триера: двадцатилетняя Лиза возвращается в дом спустя десять лет после описанных событий, жестоко убивает насильника, который до сих пор живет в соседней квартире, и «наказывает» уже следующую маленькую девочку, пробираясь через общее между помещениями отверстие в шкафу. Реальность это или только мечта девушки о долгожданной мести? Финал остается на откуп режиссеру этого театрального (а может быть, и кино-) триллера.

Читка пьесы «Свинья в стене».
Фото — Елена Юрисова.

Эти пьесы так или иначе отрабатывают детские или подростковые травмы и даже дают некоторые подсказки о том, как уберечь от них ребенка: в первой пьесе это подчеркнутое внимание родителей; вторая заканчивается тем, что героиня решает поддержать соперницу-убийцу, осознавая, насколько ей тяжело переживать сложившуюся ситуацию; в третьей порицается родительское невнимание — девочка так и не рассказала никому о Свинье, что стало для нее травмирующим опытом. Вот только по форме все три произведения остаются нарративными, почти без возможности вовлечь в них реального зрителя. В них по большей части есть попытка рассказать ребенку о собственных страхах, предостеречь его от своих ошибок, но никак не возможность поговорить с ним на его языке о возникших проблемах.

Шаг в эту сторону можно обнаружить в пьесе из категории «18+» — «Созвездие Ориона», которую читали артисты Лесосибирского театра «Поиск». Написал ее тандем драматургов, скрывающихся под псевдонимом Иван Веселов. По своему строению, наличию художественной ремарки (которая читается как закадровый голос) и постоянным флешбэкам пьеса больше походит на киносценарий. Это, впрочем, никак не ограничивает театральный потенциал текста, просто ставит режиссерам непростые задачи.

Когда читаешь пьесу, возникает ощущение, что перелистываешь небольшие отрывки видео, словно свайпишь stories в инстаграм. Сюжет, который занимает большую часть повествования, это история абьюза: сын, Женя, узнает, что отец бьет мать, которая случайно нашла папку с делом, где сказано, что отец когда-то изнасиловал девушку. Мать подает на развод (несмотря на то что беременна), после чего уезжает с Женей в другой город, где делает аборт. Отец их находит, но новость об аборте становится причиной смертельной аварии, в которую он попадает. Всю эту историю мы видим через мысли друга Жени — Андрея, и именно за счет этого отстраненного взгляда пьеса приобретает дополнительный сюжет. Андрей, который на словах вроде бы готов поддерживать друга, на деле сам относится к своим девушкам, как к объектам, выдает отцу Жени его адрес (под страхом избиения), а после не понимает, почему Женя от него отворачивается. В этом размежевании слова и дела видна реальная попытка зафиксировать сознание современного человека и даже вывести тип некоего современного героя — не бездействующего совсем, как в драме 2010-х, но не понимающего, почему его действия приводят к таким результатам.

Читка пьесы «Шепоты чащи».
Фото — Нина Соломатина.

В последний день фестиваля одну из пьес уже буквально представляло поколение Z. Подростки из музейного театра-студии «Сибирячок» читали «Шепоты чащи» Марии Зелинской. Кажется, такая пьеса действительно подходит для школьного театра — в ней много действующих лиц (деревья, гриб, гусеницы и другие представители лесного мира), есть размеренный и внятный сюжет, и в то же время здесь заложен разговор о важности собственного выбора в жизни. В итоге дети представили очень обаятельную читку, нашли себе характерности и приспособления, а главное — через придуманных персонажей неизменно проглядывали они сами. Сюжет пьесы, правда, кажется несколько старомодным: две семьи деревьев заранее договорились друг с другом о том, что их младшие дети станут новой ячейкой лесного сообщества, но в эти планы вмешивается внезапное появление дерева другого вида — ели, которая очаровывает представителя одной семьи, тем самым разрушая изначальный план. В самом лесу выстроена четкая вертикаль отношений: отец мальчика-героя — избранный председатель какого-то лесного комитета, а предполагаемая невеста принадлежит к богатой (разумеется, питательными веществами) семье, которая в скором времени может разориться. Основной мотив этого произведения соответствует актуальной повестке: толерантность ко всем, кто отличается от тебя, становится основной ценностью, которую защищают герои. Вопрос только в том, насколько эта тема действительно интересна детям и подросткам? Или это зумерам вновь навязывают темы, которые волнуют бумеров и миллениалов?

Впрочем, этот вопрос стоит задавать не драматургам, а скорее театру в целом — потому что, если раньше достаточно было рассказать, что «This is хорошо», то теперь всех интересует «что было дальше?». Вполне возможно, что тот тип театра, где зрителям транслируют сюжет с определенными темами (пусть даже актуальными), новому зрителю уже перестал быть интересен.