В бывшем здании «Коляда-театра» начал работу Центр современной драматургии…

А «бен»? а «бошки»? а что «каждая девушка может насосать на машину»?.. Простите! Мне самой противно повторять, но что делать, если новая драма, по крайней мере в уральском ее варианте, с момента своего появления взяла на себя миссию говорить от лица тех, кого мы слушать не хотим, показывать в жизни такое, на что смотреть не хотим, заставлять думать о том, о чем не хотим, не хотим, не хотим…

Невозможно не поражаться человеческой мощи Николая Коляды. Получив в апреле от областных властей шикарное большое здание, свою резную чудо-избушку в центре Екатеринбурга, прослужившую ему верой и правдой больше восьми лет, он сумел-таки оставить за собой и разместил там Центр современной драматургии. Так ЦСД, существовавший прежде где-то в бумажно-воздушном пространстве (осуществив при этом ряд интересных проектов в пространстве вполне реальном — например, номинант «Золотой Маски» «Казус Послера» в Доме актера или «Рыжий» в Камерном театре), обрел второе рождение. Коляда-избушка — место для ЦСД лучше не придумаешь: бедно-стильное, уютное, а главное — намоленное. И он сразу заявил о себе как набирающий силу полноценный театр, со своим репертуаром (пока наполовину состоящим из спектаклей Коляда-театра, но — и Николай Владимирович это подтверждает — именно пока), со своими проектами, своей стратегией. Это не отменяет того, что и актеры, и администраторы-монтировщики-костюмеры-гардеробщики-уборщики — все из того же гнезда: колядовские студенты драматического и актерского курсов. Зрители, заметим, в подавляющем большинстве и по возрасту, и по внешнему облику мало отличаются от хозяев, и пока все там творится очень по-домашнему, с бесплатными чаем/сушками, большими удобными неновыми диванами, иногда с пирогами и спонтанными обсуждениями спектаклей всех со всеми. Среди этой совершенно демократичной публики, как экзотическая птица, легко носит свою стать высокая, всегда в шикарных французских нарядах, бессменный директор ЦСД, известная переводчица французской новой драмы Наталья Санникова, что добавляет в общую картинку уместный постмодернистский оттенок.

«Концлагеристы» В. Шергина. Сцена из спектакля.
Фото — архив ЦДС.

Что касается стратегии, то, вероятно, здесь уже можно фиксировать намечающийся социальный акцент. По крайней мере, самые интересные проекты в сегодняшней афише отчетливо отражают эту ориентацию. Главный режиссер Александр Вахов (угадайте, выросший из актеров какого театра?) тонким психологическим наблюдениям популярной Ярославы Пулинович предпочитает социальный сарказм малоизвестного пока Валерия Шергина. И сегодня визитной карточкой ЦСД, наверное, мог бы стать спектакль «Концлагеристы», где словно Атлантида всплывает наше коллективное бессознательное с его историко-генетическими фантазмами и страхами, столь актуализировавшимися на фоне известный событий последних недель. На сцене — кафкианский мир, государство Чмуходранск, население которого напоминает безликую черную массу скользких червей. Вот они, извиваясь, протягивают пустые кружки — просят хлеба и чая, послушно смотрят регулярные новости, состоящие всегда из одной фразы: «В Чмуходранске все хорошо». А еще они воют и сопят, чавкают и блюют, слушая голос Власти (Александр Вахов), звучащий ниоткуда и отовсюду, заполняющий все пространство их нехитрого бытия. В фокусе — история Федота (Сергей Федоров) с супружником Педросом (Антон Макушин) и дочерью (девушкой по бумагам, юношей — по фактическому полу) Акчаруд (Евгений Чистяков), решившихся бежать в свободный мир со Сталкером, прибывшим специально для этой цели. Их семейные отношения, отягощенные вынужденной половой гомогенностью (в Чмуходранске запрещены женщины), предстают на сцене в сложной жанровой палитре (раскрашенной актерами талантливо, ярко и точно), где острый сарказм сочетается с трогательной душевностью и искренней заботой друг о друге в этом мире черных червяков. Мистический оттенок происходящему придают знакомые едва ли не всем в зрительном зале песни группы «Курара» Олега Ягодина — исполнителя роли Сталкера. «Смерти нет. Есть только ветер» — слова из знаменитой курарской песни — рефрен спектакля, задающий отстраненный, словно бы метавзгляд на все, что творится на сцене, что — ассоциации не могут не сработать! — творится сегодня в нашей стране, с нашими «я» и «мы».

«Я. Мы» — еще одно яркое название в репертуаре ЦСД. Проект, сотворенный вместе с дружественным екатеринбургским ГЦСИ (Уральским филиалом Государственного центра современного искусства). И хотя авторы — драматург и режиссер — те же, данное действо трудно назвать спектаклем, проект обозначен в афише как «откровенный разговор со зрителем». Процентов семьдесят отведенного времени все происходит на экране — это интервью, взятые на улицах и в наркоцентрах Екатеринбурга, о причинах-следствиях наркозависимости и монологи молодых женщин, проходящих реабилитацию в знаменитом ройзмановском фонде «Город без наркотиков». Основная режиссерская фишка в том, что в какой-то момент одна из них — Полина Сытых, только что на экране сидевшая у окна с решетками на своей больничной кровати, вдруг встает из первого ряда и, повернувшись к зрителю, продолжает свою историю. Заслуживает внимания реакция зала: громкий смех, прикольные комментарии вслух сопровождают интервью с прохожими, но мгновенно сменяются гробовой тишиной, предельной концентрацией во время Полиной и других исповедей. Так мы узнаем, что такое бен, баян и бошки, узнаем много всякой мерзости от этих девушек, как ни удивительно, с чистыми хорошими лицами. Какой все это имеет социальный эффект — просчитать трудно, но то, что здесь — на сцене, на экране, прямо перед нашими глазами — бьется живая настоящая человеческая боль, уже дорогого стоит.

«Наркоман — это человек?» — звучит с экрана, и люди отвечают по-разному. А червяки-концлагеристы? А девушки, что приобретают машины различными способами? А мы, допускающие в своей стране вопиющие беззакония, циничную ложь? А я?.. Я… Мы… Ямы — вместо ответов, видеть которые мы не хотим, не хотим. Не хотим. Как будто смерти нет. А есть только ветер.