«Весна священная. Свадебка». И. Ф. Стравинский.
Екатеринбургский театр современной хореографии «Провинциальные танцы» в рамках проекта Dance резиденция, представляемого театром «Новая Опера» и фондом MART.
Хореография Татьяны Багановой, дирижер Валентин Урюпин («Весна священная»),
художник Александр Шишкин («Весна священная»), сценография Ярослава Францева («Свадебка»).
Когда Антона Гетьмана, директора МАМТа, в ноябре 2020 года перевели в «Новую Оперу», помимо справедливости такого назначения посреди сезона возникали отдельные голоса с вопросом: а танец — хорошо же получалось? Тогда говорилось «подумаем». Спустя год «Новая», в которой долго появлялся только балет, и тот арендный, открывает свою Dance резиденцию. Первая участница — Татьяна Баганова с программой «новое и лучшее». О «новом» — позже. «Лучшее» выбрано так, чтобы стало понятно, кто этот автор и почему она.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
Баганова, кажется, не говорит публично о взглядах и не выражает симпатии. Возможно, если назвать ее феминисткой, она обидится (за этим словом с советских времен тянется неприятный шлейф, противопоставление женщин с правами у нас и безумных активисток там; неудивительно). Спектакли ее — феминистские по духу: каждый раз это история о женщине, ее теле, ее ощущении себя и соотношении с мужским миром. Выбранные для открытия Резиденции «Весна священная» и «Свадебка» способны показать, почему то, что Баганова делает, можно осмыслять при помощи хотя бы упрощенной феминистской оптики.
Оба спектакля не новые. «Весна» — та, что была частью фестиваля «Век „Весны священной“ — век модернизма» в Большом, молниеносно выбывшая из репертуара Большого. История «Свадебки» более длинная и славная. Без преувеличения легендарный спектакль 1999 года, от которого сохранились рецензии потрясенных критиков и победа Багановой на «Золотой Маске», возрожденный в 2019 году и полностью переделанный. Отличиям «Свадебки»-1999 и «Свадебки»-2019 приличнее посвящать небольшие научные статьи, чем объяснять их впроброс. Ограничимся тем, что за двадцать лет взгляд хореографа стал намного жестче. Оригинал показывал брак как нечто сомнительно-принудительное, но все же не однозначно жестокое. Новая «Свадебка» в записи производила оглушительное впечатление — спектакль, который я не смогла посмотреть без паузы «на продышаться» после «Косы», так высока была концентрация насилия, которое Баганова почувствовала в одной из частей старинного ритуала. На сцене «Новой Оперы», довольно крупной для этой постановки, возможно, ушли мрачность, ощущение мира с низким потолком, который вот-вот начнет опускаться, подавляя героиню на пару с пятнисто-серыми стенами и толпой «охранников». Но один из мотивов багановской версии-2019, насилие общества над женщиной, никуда не делся.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
ПРИГВОЖДЕННЫЕ
Идея свести «Весну» и «Свадебку», кажется, понятная. Мысли Багановой продолжаются и развиваются в двух спектаклях, вышедших в разное время и при разных обстоятельствах. Постановки схожи даже визуально. Кто застал «Весну» в Большом, помнят высокую, мышино-серую, с грязными подтеками и нумерованными крюками, комнату Александра Шишкина — но то, что стены, придуманные Ярославом Францевым для «Свадебки», достаточно близки и по цвету, и по способу окраса к шишкинскому «павильону», что они выглядят как части единого пространства, пожалуй, не очевидно, пока не поставишь две вещи вместе.
Оба места чем-то напоминают колонию или больницу, локацию, где держат принудительно, — и героини что «Весны», что «Свадебки» не могут вырваться. В «Весне» мотив несвободы ярче. Баганова придумывает историю про буквально закрытое в одном помещении сообщество с ограниченными и редко поступающими ресурсами (также растиражированный визуально монструозный кран, из которого должна политься «манна»).
Женщины здесь — расходный материал. Они маются в ожидании благ (артистки «Провинциальных танцев» умеют так выразительно стоять, что контраст между их неподвижностью и постепенно разгоняющимся оркестром под управлением Валентина Урюпина превращает музыку «Вступления» в фиксацию эмоциональных перепадов людей, которые могут лишь гадать, когда же). Их можно расставить, как на витрине (дивная придумка с картонными пьедесталами, на которых девушек помещают несколько раз — сначала выставить, в финале повесить), разобрать оттуда «по рукам». Их можно воткнуть головой в землю. Наконец, их можно собрать и казнить за ненадобностью — Баганова «отменяет» фигуру Избранницы и ее выявление, заменяя его вереницей действий: прогнать всех женщин через стол, сложить лицом вниз, сбросить в мучнистый порошок, ненадолго оставить их, дергающихся, потом выстроить в линию, обезличенных, со сброшенными вниз волосами и букетиками в руках, и вздернуть.

Сцена из спектакля.
Фото — Дарья Попова.
Мужчины же — среднее между надзирателями и такими же заключенными, просто сильнее. Они таскают, забрасывают на себя, выворачивают тело наизнанку (Баганова в парную комбинацию, которую используют многие современные хореографы — баланс на одной ноге с закинутой на 90 градусов второй и отклоненным назад корпусом, женщина будто складывается внутрь собственных ног, — добавляет крепко впившуюся в лодыжку руку партнера, превращая эффектную позу в жест насилия).
По «Весне» принуждение, доминирование распределено тонким слоем, оно везде и не принадлежит никому отдельно. Мужчины в постановке угнетены так же, как женщины. В «Свадебке» насилие приобретает конкретный вид. Баганова убирает всех персонажей, кроме «брачующейся» Настасьи. У нее есть лицо и исполнительница, в Москве танцевала Любовь Савчук, которая впрямь похожа на «лебедушку». Вместо многочисленной родни — толпа людей без лиц (белые тканевые маски, превращающие голову в болванку) и в жестких фартуках, напоминающих обмундирование мясников. Расплетание косы, проводы девушки в новую жизнь, весь ритуал до алтаря Баганова превращает в противостояние. Савчук-невесту распинают на доске, выворачивают ей конечности, она танцует, как кукла, которую дергают за нитки, разбрасывая «квадратные» руки и ноги. Первые две сцены хореограф отводит под подробную, изощренную демонстрацию того, что замужество для молодой женщины может быть тем, что навязано извне, буквально физическим мучением.

Сцена из спектакля.
Фото — Дарья Попова.
ГОРЬКО
Однако если в «Весне» «дело» доводится до конца — девушек хоть и с освобождающим финалом, но все же казнят, — то «Весна» устроена сложнее и горше. «Коса» поставлена так, что невеста до алтаря дойти не должна: скрутят и замучают, или сама засопротивляется насмерть. Однако в «Проводах» хореограф добавляет еще одну линию — предсказание будущей жизни. Среди «охранников» и мужчины, и женщины (лиц нет, но по фигурам это угадывается); важно, что Настасью они мучают одинаково — именно как сообщество. Им дается небольшая, буквально фоновая история, быстрый пластический рассказ о том, что каждая женщина в маске была такой же испуганной девочкой, которая научилась жить по правилам и села на мужа (почти акробатическая композиция из танцовщиков и легких столов, в которой женщина неизменно взгромождается сверху и правит). Невеста пытается то увернуться, то приспособиться — и постепенно начинает копировать движения ансамбля. К сцене «Красный стол» она выделяется из всех лишь «обнаженным» костюмом, двигается уже в унисон.

Сцена из спектакля.
Фото — Дарья Попова.
Постепенное превращение испуга, попыток избежать участи в смирение и принятие, то, как медленно синхронизируются движения артистов, как постепенно пластика ансамбля «проникает» в рисунок движений Настасьи, — наверное, самая красивая и печальная часть багановской «Свадебки». Возвращаясь к началу: феминистское ли это высказывание? В той части, где невесту всем миром растягивают на доске, — да, по всем стандартам. Но это местная, окрашенная многими особенностями версия одного из важных понятий — женской солидарности: девонька, мучались все, но и привыкли многие; и ты привыкнешь, не боись.
Комментарии (0)