Кто такой Кацман — как будто не надо объяснять никому. Без А. И. Кацмана трудно представить ЛГИТМиК, Моховую, театральный Ленинград, нашу театральную педагогику. Мастер, воспитавший плеяду выдающихся актеров, в том числе курсы «братьев и сестер», «звезд», «трех сестер» (по имени их учебных спектаклей). «Кацманята», «кацманавты» были и остаются такой же театральной легендой, как старшие — «зоновцы».

Даже уйдя, Аркадий Иосифович остался на Моховой каким-то энергетическим «домовым»: все время проявляется, выскакивает из каких-то углов, негодует, машет руками…

Когда-то, в № 5 «ПТЖ» мы собрали первую большую публикацию о Кацмане «Аркадия Аркадия». На ее основе в 90-е институт выпустил небольшую брошюру, чем-то дополнив нашу подборку. В начале 2000-х «ПТЖ» собрал «кацманят» в «Бродячей собаке» и это был удивительный вечер. А два года назад ученица Аркадия Иосифовича Наталья Колотова собрала и организовала прекрасный вечер его памяти в СТД, многие выступления с которого вошли в книгу.

Наталья Колотова, режиссер и педагог, — составитель этой книги.

Но был и еще один внутренний моторчик — Елена Викторовна Назарова — абориген Моховой, многолетний зав. нашей аспирантурой, человек, наполненный живыми историями и точно помнящий, как лечила фурункул Пете Семаку или насморк… ну, много кому — насморк. Она помнит прошлую жизнь Моховой объемно и в лицах, ее дочь Анна Назарова — с курса «звезд», она дружна со многими поколениями петербургских театральных людей.

И вот год назад Елена Викторовна тихо-скромно появилась в редакции «ПТЖ» и смиренно спросила, не издадим ли мы книгу о Кацмане, на подготовку и издание которой есть небольшие спонсорские деньги бывшего кацмановского студента Володи Бурмистрова (Чувашская студия). В общем, все есть, так что дело за нашим желанием. Отчего ж не издать — решили мы, и скоро Бурмистров привез деньги, которые мы сразу отправили в типографию: книга-то, как говорили нам, сложена и почти сверстана…

А дальше прошел год… И все же, стараниями Н. Колотовой и М. Дмитревской, книга сделана. И нет причины не обнародовать текст Елены Викторовны Назаровой о том, как все начиналось…

Кстати, 11 февраля в знаменитой 51-й аудитории состоится ее презентация.

ВМЕСТО ПАМЯТНИКА ЛЕНИНУ

В этот вечер я думала, что ухожу из Академии последней, так было тихо и поздно. Свет везде погашен, неважно, дорогу к выходу знала и в темноте, но когда дошла до колонного зала, удивилась: горели все лампы, и у одной из витрин спиной ко мне стоял незнакомый мужчина, и по всей позе видно было — переживает.

Отдаю ключи от научной части дежурившему в тот день начальнику охраны Дмитрию Ефимовичу. Он просит задержаться ненадолго в связи с неожиданным посетителем. Человек этот, объяснил мне Дмитрий Ефимович, приходил сегодня днем, чтобы заглянуть в аудиторию, в которой учился, вспоминал 60-е, годы учебы, лучшие годы своей жизни. «Впрочем, так почти все говорят, — добавил он. — Я вопросов никому не задаю, обычно сами рассказывают, а этот человек именно не сказал, но все повторял, что учился у великого Мастера и всем ему в этой жизни обязан. Да еще расстраивался, что аудитория его давно без ремонта, и дверь парадная облупилась, и он никого из учителей не нашел».

Тут подошел сам бывший студент, и дежурный обратился к нему:

— Вот Елена Викторовна здесь очень давно работает, может быть, узнаете друг друга?

— Нет, — произнес бывший студент, — я вас не помню, уж извините, но ведь и вы меня тоже не помните, — и улыбается грустными такими карими глазами непростого человека. Не знаю, почему и как это у меня вышло, но в ту же минуту говорю:

— А я вас не забыла, вы Володька Бурмистров с курса Кацмана.

Он руку на сердце:

— Осторожно, у меня уже один инфаркт был. Но все-таки как же вы меня узнали, когда я сам себя иногда узнать не могу!

Я ответила:

— По таланту вашему, Володя, по тому Тихону в «Грозе» в легендарном этом спектакле Аркадия Иосифовича. Сколько раз я его смотрела. Забыть такое? Я тогда просила Наташу Владимирову, с которой дружила, написать о вашем Тихоне. А она засмеялась и сказала, что сама пробовала это сделать, но не стала, потому что как-то получалось очень похоже на то, что писали более ста лет назад о великом Мартынове — Тихоне в «Грозе» Александринки (1859).

Помолчали. Потом на мой вопрос, где он сейчас, ответил, что после Чувашии работал в Москве, и у Анатолия Васильева даже, а сейчас из профессии ушел, и что очень хочется ему сделать что-нибудь в память об Аркадии Иосифовиче Кацмане: аудиторию привести в порядок, доску повесить в его честь.

Утром с этой идеей он пришел к ректору Академии Льву Геннадьевичу Сундстрему. Ректору эта идея не показалась… В связи с ремонтом дверей и лестницы надо было связываться с КУГИ (Комитет по управлению государственным имуществом), что непросто, а потом, с тех пор в 35-й аудитории работали многие мастера. Что, всем доски вешать? И вообще ему тогда было не до Бурмистрова. Но Бурмистров не успокоился и стал искать варианты. И тут его осенила мысль: поставить памятник Кацману на том месте, где стоял памятник Ленину. Он мне позвонил из Москвы и попросил это передать ректору, а если ректор будет переживать за других педагогов, назвать эту фигуру, чтобы никого не обидеть, «Памятником театральному педагогу», но обязательно с лицом Кацмана. Все за его, Бурмистрова, счет.

Прихожу я к ректору, секретарь меня не пускает: «Очень занят». Я ей говорю, что я по делу Бурмистрова из Москвы, и села, хотя никто не предлагал.

Фамилия Бурмистрова почему-то подействовала. Она (секретарь) открыла дверь в кабинет ректора и не без пренебрежения:

— Лев Геннадьевич, к вам Назарова по вопросу «памятника театральному педагогу».

Я подошла, не дожидаясь приглашения. Весь ректорский стол был завален бумагами, работал компьютер.

— Лев Геннадьевич, — с приятностью в голосе обратилась я к нему, прекрасно понимая, что ему сейчас только меня и не хватало, — звонил Бурмистров с курса Кацмана, мечтает поставить ему памятник на том самом месте, где стоял памятник Ленину.

Сундстрем посмотрел куда-то вдаль, подумал и спросил как бы самого себя:

— А где стоял памятник Ленину?

— Бюст стоял на мраморной лестнице, в пролете, под Малой сценой.

— А куда и когда он делся? — продолжал свой монолог Сундстрем.

— Так его же уронили по дороге из театра.

— По какой еще дороге? — ошалело спросил ректор.

— Вспомните, Лев Геннадьевич, вспомните! Бюст всегда стоял в пролете, но когда в Учебном театре проводилось что-то торжественное, его и тумбу, на которой он стоял, переносили в Учебный театр и ставили на задник за столом президиума. Вот и носили его туда и обратно, да обронили.

— А кто носил?

— Студенты, кто еще! И не самые лучшие, а те, кто провинились и в порядке исправления. Ведь тяжесть-то какая и Ленин, и тумба.

— Когда это было?

— В перестройку, разумеется. Им еще сказали, что придется стоимость бюста возместить, но они оказались непростыми ребятами и стали пытать, сколько с них возьмут за Ленина, которому нет цены. Потом еще и оказалось, что Ленина этого на балконе не было. А постамент они отнесли и поставили на место.

— Слушайте, Елена Викторовна, скажите Бурмистрову, что я подумаю. В общем, я очень занят, мечтал сегодня поработать над новыми программами, хоть в конце дня, и тут вы появляетесь то с тумбой и памятником, то с тумбой без памятника, увольте!

— Нет, почему с тумбой без памятника, на нее в тот же вечер кто-то взгромоздился в образе и подходящей кепке.

— Сочиняете.

— Конечно. Бурмистрову передам, что вы очень заинтересовались его предложением.

— Нет, нет, просто скажите, что я подумаю, подумаю, — и он уткнулся в компьютер.

Разговор этот состоялся зимой 2011 года, а в июне 2014-го Владимир Николаевич приехал в наш город с дочкой и сыном, и в тот же день мы встретились у Светланы Михайловны Куд¬рявцевой-Сагалевской, которая была педагогом по мастерству актера на курсе Кацмана, где учился Володя.

Я показала им книжку о Кацмане, выпущенную институтом вскоре после его кончины и давно ставшую уже библиографической редкостью.

Володя решил ее ксерокопировать, и тут же возникла мысль ее переиздания, переиздания с позиций сегодняшнего дня.

И идея эта, и средства для ее осуществления принадлежат Владимиру Николаевичу Бурмистрову, ученику Мастера.