Порою художественный текст спектакля становится для рецензента-критика провокацией. Так спектакль Театра «На Литейном» спровоцировал нашего автора Елену Вольгуст на вольный фантастический очерк о природе того очевидного, но невероятного, что встретилось ей в театре.

«Требуется старый клоун». М. Вишнек.
Театр «На Литейном».
Режиссер-постановщик Сергей Морозов, художник-постановщик Денис Денисов.

Жил-был пожилой режиссер с несчастливой судьбой и красивой внешностью. Трудился он в далеком, навсегда секретном городке. В плохом климате. Власти не позволяли жителям ничего, кроме как с первыми петухами чинно вставать к изготовлению танков. Или истребителей. А после — возвращаться домой. В хрущевские пятиэтажки, к детям и телевизорам. Когда-то, еще в советское время, поступило распоряжение: создать местными силами театр. Ну, это когда у нас обостренно велась борьба с пьянством. Народный театр, конечно же. Вот тогда жителям и заслали скромного режиссера. Ну, не заладилось у него ни в городах, ни в столицах. Не ухватить было ни Малой Медведицы, ни Большой. Бывает. Но дело он любил. И театрик тянул. Как мог. Для детей играли сказки, для взрослых — Островского в основном. В месяцы исполнения оборонного заказа, никак не совместимого с вечерним пьянством, — стоя на вынужденной просушке, — играли Чехова.

Но тоска по современному вон из души не шла. Редкие пьесы из новых, которые все-таки попадались на глаза, резали ухо. Чего-то он в них решительно не понимал, а посему и не воплощал. К благополучным коллегам за подсказкой не обращался. Помогала жена. Мужнину маяту, рыбье выражение лица переносила плохо. Звонила друзьям, крепко вросшим в искусство региона. От щедрот как-то прислали произведение Матея Вишнека «Требуется старый клоун». Муж-режиссер уже после изучения первого акта приосанился. Вот ведь подарок — пьеса полурумына-полуфранцуза. Про трех старых клоунов: то ли талантливых, то ли бездарных, давно выпавших из манежа, про то, как они, несчастные опустившиеся люди, вдруг встретились друг с другом. И в момент совокупной грезы ждут вызова на мифический кастинг «Требуется старый клоун». В ожидании — беседуют. То зло и неприязненно, вспоминая былые обиды, то вдруг нежно и заботливо. Один из них умирает. На пике псевдонадежды на новую артистическую жизнь, успех и славу.

Сцена из спектакля.
Фото — Д. Пичугина.

Главное ведь что: пьеса оказалась совершенно понятной по содержанию, тематически безупречной для их небольшого коллектива, всего-то на три однополых, в солидном возрасте действующих лица. Мужики Народного театра ходили в завязке.

«Беккет!» — страстно выкрикнул жене пожилой режиссер. Но развивать промелькнувшее не стал. Сказал лишь, что материал идеально ложится и на него самого, давно живущего без надежд, и что оформление незатратное. А главное, как прочитал про клоунов — так сходу музыкально возбудился: темой из фильма «8 ½». Неважно, что три года назад он уже ее использовал в детской елке. Пускал под нее детишек хороводом. Вещь-то хорошая!

Режиссер вспомнил также, что сцена в клубе с подполом! Ранее в своем творчестве он его никак не использовал. Но сейчас, когда про бесприютных цирковых артистов, то можно же дать в руки героям по чемодану, а в дальнейшем использовать чемодан для демонстрации фокусов! Режиссерский ход вызвал шквал оваций на премьере. Из чемодана стали появляться шарики! Новаторски длинные, а вовсе не круглые! Их из подпола подавали! Копперфильду на зависть, не иначе. Этими оформительскими роскошествами и ограничился. Однако совсем голой сцену не оставил. Посредине выложил железный обруч, символизирующий манеж. Ему работяги подсказали, что могут, если надо, даже приподнять обруч в какой-нибудь судьбоносный момент и повыше. Согласился. Приподняли во время чтения одним из героев фрагмента монолога Сида.

Артистам пьеса понравилась. Их, правда, слегка напряг метод режиссерского устранения: «Я должен в вас умереть». Впрочем, фразу эту они слышали от него не в первый раз. Привыкли сами справляться. Тут и текст оказался простым для заучивания.

Не уверенные, правда, в привлекательности своей фактуры в ее нынешнем виде, — попросили лишь одеть их фантазийно. Спрятать как можно дальше под хорошим костюмом.

Тут режиссер постарался. Привлек сына местной учительницы. Тот рисовал. Но не мудрил. Три клоуна — два действия. В первом — они в цивильном, но ярко театральном. Один — весь лиловый в крупную клетку. Другой — в зеленом с голубым, материал как бы сильно б/у, брюки, само собой, коротковаты. Третий — однотонный, в цвете свежеобожженного кирпича.

Сцена из спектакля.
Фото — Д. Пичугина.

А во втором действии — все уже от и до в клоунском: парик белый, пушистый, грим классический, шаровары. Доминирующие цвета сохранены, но много жабо!

Приодевшись таким образом, остались на авансцене трое мужчин наедине с текстом, тремя чемоданами и своим умением. Ну, в момент неприязненной беседы помутузили друг друга знакомым самодеятельным наскоком. Когда речь шла о былых сценических достижениях — озвучили эти достижения. То повышая голос, а то и слегка понижая.

Тот, кто цвета морской волны, гордо показывал тому, кто в клетчатом, старую газету со своей фамилией. Это в первом действии. А во втором — вспоминал, как непревзойден был в пантомиме. Конечно же, у зрителя сжималось сердце: пожилой приземистый с одутловатым лицом неказисто размахивал крыльями костюма, пытаясь двигаться легко, полетно.

Но как-то по-бабьи получалось. Жители городка, давние приятели, хвалили друга. Сам, мол, того не ведая, косит под Борю Моисеева.

Над чемоданом, в напряженной слежке за выдвижением длинных шариков, колдовал тот, кто в крупную клетку. Этим ограничилось его воспоминание о заслугах в жанре «высокий иллюзион».

Третий — излагал собратьям по цеху, что он-то на самом деле большой драматический артист. Доказательством служило варварское, надо отметить, проявление беспричинной режиссерской прихоти: заставил зачем-то мужчину по-французски заучить кусок из Корнеля. Правда, с толикой гуманизма: французский звучал из глубины клубной сцены.

Р.S. В программке были и такие строки: «В спектакле используется „звучание“ планет Солнечной системы».

Планеты, меж тем, проявили редкое коварство, отомстив за «звучание»: на месте пожилого режиссера оказался молодой. Далекий городок обернулся Петербургом. Народный же театр — Театром «На Литейном».

Вот и весь «Беккет».