«Остров Тюлипатан». Ж. Оффенбах.
«Геликон-опера».
Режиссер Илья Ильин, дирижер Филипп Селиванов, художник-постановщик Ростислав Протасов, художник по костюмам Ника Велегжанинова.

Беспечный остров в южных морях, где все свободны, веселы и счастливы был изобретен либреттистами Жака Оффенбаха Альфре Дюрю и Андре Шиво в 1868 году в Париже. Вокруг происходила Вторая империя с ее строгими, но справедливыми законами: сенат назначался императором из числа старых друзей, выборы в законодательный корпус существовали, но агитация перед выборами была запрещена (как и любые предвыборные собрания), голоса подсчитывали назначенные императором мэры, печать строго контролировалась, и только какие-то враги общества (вроде Эмиля Золя) что-то вякали из-за рубежа. И если в газетах обсуждать текущую реальность было сложновато — дискуссии перекочевали в театры.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Шымчак.

Парижская оперетта тех времен (или опера буффа, как называл ее сам Оффенбах) — это поток несущихся со сцены политических шуточек, где под именами греческих богов или титулами правителей диковинных государств возникали хорошо узнаваемый парижанами люди. И что тут поделаешь — попробуешь запретить какую-нибудь оперетку, так над тобой будет хохотать весь город, мол, узнал себя в шуте гороховом и признался в этом. Поэтому (ну и потому, что музыкальность у французов в крови, а Жак Оффенбах любил свою работу) новые оперетки выходили раз в полтора-два месяца. Некоторые из них стали затем репертуарными хитами на много лет — вроде «Прекрасной Елены» и «Периколы», «Парижской жизни» и «Великой герцогини Герольштейнской» (с перерывом на время франко-прусской войны, когда истинные патриоты объяснили публике, что в поражении виновен насмешник-автор оперетт), многие — вроде «Острова Тюлипатан» — исчезнут надолго, чтобы вновь появиться на сцене уже в XXI веке.

В России «Остров Тюлипатан» впервые сыграли почти сразу после парижской премьеры (первой подсуетилась ростовская антреприза, но затем пришел черед и Императорской труппы в Петербурге и в Москве), но надолго он в репертуаре не остался. В ХХ веке и первых двух десятилетиях XXI его и вовсе у нас в театрах не было — и вот теперь «Геликон-опера» возвращает его публике. Возвращает в изрядно переработанном виде — оперный театр, честно исполняющий оперы на языках оригинала, решил, что оперетта должна звучать по русски, чтобы зритель понимал каждое слово и смотрел при этом на сцену а не на экран с титрами. Перевели «Остров Тюлипатан» (а фактически сочинили новый текст, оставив лишь сюжетный каркас) Марина Скалкина и Шура Никитин.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Шымчак.

В их переводе нет и следа того ехидства (чаще всего антивоенного), что было свойственно Оффенбаху (и что в некоторой мере присутствовало еще в «Прекрасной Елене», которую театр ставил восемь лет назад). Прежде всего поменялся сам характер острова: у Оффенбаха Тюлипатан во главе с монархом Какатуа был государством чрезвычайно воинственным. Собственно, ровно потому, что Какатуа все время вел войны с другими странами, жена маршала Ромбойдаля в свое время (за восемнадцать лет до начала событий в оперетте) обманула мужа, сообщив, что у них родилась девочка. На самом деле на свет появился мальчик, но женщина все восемнадцать лет дурачила супруга — а ребенка одевали и воспитывали как девочку. Все это было ради того, чтобы ребенок не попал в армию. Одновременно жена самого Какатуа тоже разрешилась от бремени и тоже соврала мужу: король жаждал получить сына-наследника, и королева убедила супруга, что он его получил. Девчонку одевали и воспитывали как мальчишку — и, как и следовало ожидать, дочь маршала Гормоза (Виталий Фомин) и сын короля Алексис (Лидия Светозарова) встретились и влюбились друг в друга. Но по версии «Геликона» это все случилось не на воинственном острове, а на острове-курорте.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Шымчак.

Художница Нина Велегжанинова одела двор короля Какатуа по моде шестидесятых: придворные носят брюки клеш, дамы — мини-юбки. Все это — таких кричащих оттенков синего и сиреневого, что кажется, цвета спектакля апеллируют к тем временам, когда молодежь свободно могла достать вещества, изменяющие восприятие реальности. Даже дирижер (Филипп Селиванов) одет в сиреневый фрак. Еще, конечно, прически (парики) в духе поп-певцов шестидесятых и — у всей свиты — манеры вечно обдолбанных (простите) существ. Вадим Заплечный в роли Какатуа при этом рисует своего героя с ласкового проповедника истории моды Александра Васильева; собственно, режиссер Илья Ильин и художница Велегжанинова создают остров, где правит поп-культура и уверяют, что это очень счастливый остров.

Исполнители главных ролей ведут свои линии четко и честно, и несмотря на превращение текста сатирического в текст шуточно-бытовой (при этом как бы абсурдный, потому что никто никогда не примет певца Виталия Фомина за девушку, а певицу Лидию Светозарову за парня), выдерживают градус веселого безумия, свойственного оффенбаховским опереттам. Гермоза, отправляющаяся (-ийся?) на охоту и наносящая (-ий?) себе на щеки маскировочный грим, передвигающаяся (-ийся?) с грацией молодого Арнольда Шварценеггера вызывает восторженный хохот в зале — а Фомин еще и поет весьма неплохо. Алексис, сочиняющий (-ая?) мечтательные поэмы и оплакивающий (-ая?) в безупречно исполненной арии побег любимого попугая из клетки так изящно пародирует манеры лирических теноров, что также получает свою долю восхищения публики. И — что важно — работая с заданной режиссером комической аффектацией, артисты ухитряются безупречно создать впечатление, что их герои — пара, что они прямо предназначены друг другу судьбой, вполне всерьез и надолго.

Сцена из спектакля.
Фото — Ирина Шымчак.

В небольшом спектакле есть по-настоящему смешные сцены — например, та, где Гормоза пытается увлечь Алексис музыкой и сначала пробует играть на тромбоне, затем на барабане и наконец вручает девушке виолончель; понятно, что к совершенству ближе всего барабанные удары (у героев есть чувство ритма), а вот первые уроки игры на тромбоне и виолончели становятся — естественно, запланированным — испытанием для слуха. (Суровый дирижер покидает оркестр и прекращает это безобразие; но с каким же трогательным воодушевлением неофиты терзали музыкальные инструменты!). Но в целом режиссерское решение трудно назвать удачным: Илья Ильин так побоялся быть современным (за всю сегодняшнюю повестку дня отвечает единственная шуточка о празднике, на который можно прийти без маски; шуточка, прямо скажем, так себе; тема же ожидаемого поведения для мужчин и женщин, из которой можно получить материал для великого хохота и великих слез, использована так, как младенцы используют попавшиеся под руку драгоценности — засунута под шкаф), что не стал вообще никаким. Ну то есть «никаким» — по меркам оперного театра, по высоким меркам. На поп-острове он мог бы быть вполне состоявшимся режиссером.