Фестиваль «Арлекин» в этом году открылся спектаклем «Удивительное путешествие кролика Эдварда» МХТ им. А. П. Чехова. В блоге ПТЖ уже была статья Натальи Зайцевой про спектакль. Но сейчас мы вам предлагаем свежее впечатление после фестивального просмотра.

«Удивительное путешествие кролика Эдварда». Кейт ДиКамилло.
МХТ им. А. П. Чехова.
Режиссер Глеб Черепанов, художник Полина Гришина.

При всей чехарде режиссерских приемов и желании поиграть во все виды театра, включая совсем допотопные и прекрасные (изобразить море колыхающимся целлофаном или затеять теневой театр), при всех возможностях современных технологий (рисовать на заднике новое место действия одновременно с событиями или стирать ластиком умерших персонажей), «Удивительное путешествие…» впечатляет, волнует, дразнит и слегка разочаровывает. Хочется его пересказывать, говорить о том, как он сделан, но неизменно сбиваешься на сюжет. Он не привычен, но и не фантастичен. Повесть о простом, но чаще замалчиваемом: о потерях и боли, которую причиняет жизнь. История кролика Эдварда, не имеющего других добродетелей, кроме красоты, становится нелегкой дорогой к любви, через разочарования и утрату веры в чудесное спасение.

Так устроено любое путешествие длиною в жизнь — оно должно привести к изменению героя. Одиссея фарфорового кролика с пушистыми ушами из настоящего меха не должна быть исключением, но изменение не происходит. Все легко, игриво и обаятельно. Не драматизируя излишне, спектакль пробегает смысловые узлы, не угнетая и не навязывая правила поведения. Такой спектакль не отвратит подростка от театра и, может быть, позволит ему вернуться. Но невыносимая легкость давит, заставляя вглядываться в происходящее в поисках договоренной мысли.

А. Молочников (Эдвард), М.  Зорина (Лолли).
Фото — Д. Пичугина.

«Проблема» Кролика озвучена и наглядно продемонстрирована. Бабушка Пелегрина (Наталья Кочетова) рассказывает внучке Абилин (Яна Гладких), которой подарила Кролика, сказку о красавице принцессе. Вздорная принцесса была превращена злой колдуньей в бородавочника и убита охотниками, потому что никого не любила (это сделано нехитрыми средствами теневого театра). Вот и Кролик никого не любит, кроме себя. В финале он должен и полюбить, и через страдание сильно «очеловечиться». Его голос из «компьютерного» и обезличенного станет живым, басовитым и наглым. И даже больше — он сможет уйти со сцены своими ногами. По закону этого представления фарфоровый Кролик сам не двигается. Только люди могут изменять положение его тела, и это служит поводом к забавным «оценкам» со стороны Кролика. Впечатляюще выглядит его танец для умирающей девочки: к рукам и ногам Кролика привязывают резинки и брат девочки дергает за них, как настоящий кукловод, а Кролик делает смешные и узнаваемые движения марионетки. Все передряги и вся нелегкая «жизнь» привели Эдварда к очеловечиванию, но вряд ли изменили. Заставили страдать, но, похоже, ничему не научили.

В спектакле есть персонаж (не считая живого музыкального сопровождения), вынесенный за рамки представления. Рамки в прямом смысле слова — на сцене выстроен еще один театральный портал, окаймляющий небольшую наклоненную сцену, — мир Кролика и его хозяев. А на авансцене за столом сидит и наблюдает за происходящим в раме Бабушка. Она создала Кролика и склеила, когда его разбили. Но жестко потребовала от его очередного хозяина отказаться от любимой игрушки, чтобы Кролик жил. Бабушка, наделенная по отношению к герою функцией Создателя, испытывает разочарование от своего детища и наказывает его. А к спасению приводит как-то нехотя, исподволь. Выросшая девочка Абилин, первая хозяйка Эдварда, найдет его в пыльной витрине и уведет с собой. Пересказ сюжета — это все, что можно сказать о бабушке и многих других героях, сделанных в одно касание. Одна-две характерные черты — и весь «объем» роли заполнен.

Сцена из спектакля.
Фото — Д. Пичугина.

Эдвард (Александр Молочников) вполне себе человек и модник, хоть по сюжету и фарфоровая игрушка. Он бесконечно любуется собой, гордится сшитой специально для него одеждой — модными белыми штанами, удобными мокасинами и носками ровно по щиколотку. Принадлежность к миру животных заявлена только пушистой шапкой с заячьими ушами, в такие на детсадовских утренниках наряжают сопротивляющихся мальчиков. А «игрушечность» обозначена несамостоятельностью в передвижениях. Во всем остальном — он человек: не деятельный, циничный, самовлюбленный и ждущий, что его спасут. Основные выразительные средства — его «внутренний голос», которым он постоянно комментирует происходящее, и мимика. Голос все время меняется — то становится басовитым, когда Кролик падает в море, то неожиданно нормализуется или отдает свою «компьютерность» другому персонажу. Например, взрослая дочь очередных новых хозяев Кролика, Лолли (Мария Зорина) — нечто среднее между гестаповкой и училкой младших классов, начинает говорить «электронным» голосом, то есть становится немного куклой, что могло иметь смысл, если бы продлилось хоть сколько-нибудь долго. А так выглядит технической неполадкой. Мимика, по всей видимости, прибавляющая обаяния Эдварду, его «оценки», исключительно с помощью взгляда, в большом зале Молодежного театра терялась.

Понять, почему Кролик не игрушка, в этом спектакле — легко. Мир спектакля не совсем живой, герои не совсем люди, и человекообразный Кролик такой же гибрид, как и все. Человеческого в нем не намного меньше, чем в первой хозяйке Абилин, или жене рыбака, или брате Сары-Рут. А вот кукольного, масочного, гротескового в «людях» спектакля много. Все персонажи могут быть созданиями Бабушки, тогда ясна их недочеловечность. Но и Бабушку невозможно описать подробно. Набор одних и тех же эпитетов кочует из рецензии в рецензию. Наделяя Бабушку функциями Бога, режиссер не стремится сделать ее полнокровнее по отношению к остальным персонажам. Все одинаковые — то ли люди, то ли куклы.