В Казани прошла режиссерская лаборатория «125» по произведениям Евгения Шварца

Удивительная вышла лаборатория по Шварцу в Казанском ТЮЗе. Да лаборатория ли? К 125-летию со дня рождения великого сказочника главный режиссер Радион Букаев собрал замечательную компашку: Петр Шерешевский, Дмитрий Егоров и совсем молодой Артем Устинов. Каждый открывал Шварца по-своему, это понятно — но удивительно, насколько ясным, незамутненным с точки зрения стилистики был каждый эскиз. Без свойственной, зачастую извинительной, в лабораториях интонации «ну это же процесс». Работы напоминали целостные по форме спектакли. Не без огрехов, но все же. Как иронизировал Петр Шерешевский, «за пять дней я собрал спектакль, что же я делаю на постановках, растянутых на недели и месяцы, — неужели морочу людям голову»? Эта профессиональная черта и колоссальный опыт по крайней мере двух режиссеров придали событию знак неизменного качества. Когда лаборатория проводится впервые за тридцать лет, а в Казанском ТЮЗе случилось именно так, наверное, важен не столько сам эксперимент, сколько гарант, что твои артисты находятся в надежных руках. Но, поверьте, эксперимент тоже был здесь.

Сцена из эскиза «Тень».
Фото — архив театра.

Эскиз Петра Шерешевского по пьесе Шварца «Тень» выполнен во вполне узнаваемой стилистике режиссера: камера, наводящая крупный план на артистов, мрачные пэды, создающие медленное погружение в угнетающую атмосферу, и, конечно, перенос места действия в наши реалии. В зеркальном зале, где проходил показ, есть окно, из которого можно наблюдать окна соседнего дома. Лежит матрац — в номере отеля, как и положено по пьесе, встречаются Ученый и певица Юлия. Правда, их встреча происходит наутро в постели. Реплика Юлии «вы не узнаете меня, что ли?» звучит совершенно в ином качестве, предполагая, что добрый Ученый ведет весьма беспорядочную половую жизнь. В этом же номере мы встретим позже и Цезаря Борджиа в одном банном полотенце: откровенность, в которой он признается, приобретет весьма конкретные сексуальные черты. Ну а сам Ученый никакой не Ученый — Алексей Зильбер выдает нам сразу скорее его Тень. Весь этот мир, полный жестокости и эротики, рассказывает нам историю о теневой стороне человеческой души, и, нужно отдать должное, вполне правдоподобно.

Сцена из эскиза «Тень».
Фото — архив театра.

На стену проецируется крупным планом лицо Ученого, отраженное в зеркале, на первом же плане мы видим его содрогающуюся спину, между ними повисла тень, брошенная от артиста софитом на белую поверхность. В этом укрупненном отражении застыла гримаса несчастного, побитого жизнью человека. Тень корчится, кривляется, юродствует — нет, перед нами отнюдь не положительный и стремящийся к установлению мира и красоты Ученый. Его мы встретим позже, юным и влюбленным, в исполнении Ярослава Каца, и образ юного Ученого покажется слишком сентиментальным, в этом смысле Тень Алексея Зильбера сыграна более объемно — здесь и злость, и усталость от жизни, и разочарование. И все это вторит режиссерской концепции — «переосмыслить шварцевский ʺсчастливый конецʺ». И конечно, откуда ему взяться, если из пьесы убрана славная Аннунциата — единственный друг Ученого и единственный человек, способный испытывать настоящую любовь. Здесь, скорее, суть сказки Андерсена, не случайно в финале Тень и Доктор на кухне будут жарить яичницу, пить водку, слушать Гребенщикова и, как в старые недобрые времена, петь правду о государстве, в котором «некуда больше бежать». Но говорить и восклицать будет только Доктор, заложник системы, — Тень будет лишь молчаливо внимать. И здесь, в пронзительном вопле Доктора, на долю секунды пробрезжит свет, но по сценарию придется «махнуть на все рукой, ведь так легче жить». Сам Петр Шерешевский считает, что ставил простую историю про взросление, и все может быть, только вот эту линию еще нужно подтянуть, чего искренне и желаю, может даже, на большой сцене…

Сцена из эскиза «Шварц, человек, тень» .
Фото — архив театра.

Эскиз Дмитрия Егорова создан по пьесе молодого драматурга Маргариты Кадацкой, специально написавшей ее для лаборатории. И пьеса хороша во всем — в ней встречаются сам Шварц, его современники и персонажи его сказок и пьес. Этот замысел воплощен с такой легкостью и обаянием, что невольно задумываешься: как раньше никому не пришло в голову объединить биографию писателя, его дневники и произведения — ведь сама его жизнь обыкновенная что ни на есть сказка.

Действие делится на три части — три этапа жизни писателя. По собранным материалам можно снимать художественный фильм, но действие отнюдь не скатывается в набор событий серии ЖЗЛ. Мы видим Шварца, который еще не знает своего предназначения, — перед нами прочерчен его путь сомнений, взлетов, падений и надежд. Писатель в исполнении Сергея Мосейко обаятелен, по-детски немного взволнован и игрив. Особенно его детскость видна во взаимодействии с другом Олейниковым: писатели бегают по редакции Маршака, бросаются стишками друг в друга и, кажется, не боятся никаких цензоров. Однако — время тьмы, и те самые людоеды из шварцевской «Тени» встретятся на их пути еще не раз. И не только они. Во время допроса Шварц вдруг начинает отвечать текстом зайца, и вот, надевая шапочки медведя, лисы и волка, следователи разыгрывают «Красную Шапочку». «Не могу выступить против Олейникова! Не рычите. Мне придется с вами подраться! Я ненавижу вас!» — восклицает Шварц-заяц. Ему в ответ следователи-звери: «Поживи еще часок», — и, развернув поэта, дают ему смачный пинок.

Сцена из эскиза «Шварц, человек, тень» .
Фото — архив театра.

При жизни Сталина пьесы Шварца не ставили, а вот в постановке Дмитрия Егорова у них случается любопытный разговор: Сталин вдруг начинает говорить текстом Аннунциаты, предупреждая писателя, а может, и вовсе угрожая: все сказки заканчиваются печально. Но не для Шварца. Замечательная сцена с дочкой прочерчивает столь важную для его творчества тему: тему веры и надежды, «ведь не может, не может сказка закончиться плохо, это тетя ошиблась, сказав, что медведь умер». Погружая в мир фантазий свою дочь, писатель перевоплощается в Сказочника из «Снежной королевы» и нежно так произносит, поднеся указательный палец к губам: «Снип-снап-снурре, пурре-базелюрре!» Через много лет, будучи взрослой, дочь, покидая отца, так же, как и он когда-то, поднесет свой указательный палец к губам и произнесет заклинание, только вот это заклинание сработает ли в реальной сказке?

Эскиз играли в пространстве фойе театра, и зритель оказывался зажат между двумя залами, где под сводами расположились две условные сцены, и, конечно, третья сцена за еще одним сводом впереди. Пространство как нельзя лучше работало на замысел режиссера, иногда рисуя кабинеты чиновников, камеры пыток, кабинет самого Шварца и зал для пиршеств. Пространство подземельное — вполне про это подпольное время и, конечно, про сказки Шварца, которые рассказывают нам, как все было, есть и будет на самом деле. «Шварц, человек, тень» — так подписывался Шварц, и так назвали свою работу авторы. И так хочется, чтобы дальше это трезвучие звучало: в этом фойе, с этими артистами, в наши времена.

Сцена из эскиза «Снежная королева».
Фото — архив театра.

Эскиз Артема Устинова (вот уж кто сказочник современной режиссуры) был, наверное, самым неровным — но это не значит ничего. Напротив, стихийно возникающие образы, которые, надеюсь, художнику еще предстоит собрать воедино, сами по себе уже способны будоражить воображение.

Артем Устинов разыгрывает «Снежную королеву» через социальные проблемы современной России. Еще до начала спектакля по театру расклеены листовки «Пропал мальчик» — Кай. А вначале спектакля Сказочник зачитывает статистику пропавших детей в России за последний год. В этой системе координат история становится более чем правдоподобной. Из дома бежал Кай. Его подруга Герда много лет разыскивает своего друга (который уже, может, утонул, или был похищен бандой, или…) и все-таки его найдет. Но что ей скажет Кай спустя так много лет? Эта история, конечно, еще и про взросление, про то, как сложно сохранить непосредственность и легкость, будучи отягощенным знанием и горьким опытом. Кто такая здесь Снежная королева, кто такие вороны, кто такие принцесса, разбойница и самолюбивый король? Кто все эти сказочные персонажи для современной социальной среды? На эти и многие другие вопросы режиссеру еще предстоит ответить, но путь задан, и он предлагает крайне любопытный маршрут.

Сцена из эскиза «Снежная королева».
Фото — архив театра.

Зритель расположен прямо на сцене, перед ним пустой зал ТЮЗа: кресла символизируют реку, у которой Герда просит вернуть ей Кая, но река только выплевывает на сцену старые башмаки. Кулисы становятся ветром, с которым сталкивается Герда на своем пути. У Устинова получается такая сценическая сказка, где на каждый театральный, а местами даже феллиниевский прием будет найден свой, совершенно конкретный реальный сюжет. По авансцене идет с длинными палками поисковая команда («Лиза Алерт»?), прощупывая каждый дюйм театрального дна, но никого в этот раз не найдет. Все по Шварцу — на каждый реальный сюжет выдается доза иносказательности, чтобы современность не била так больно. Или же чтобы звучала ясней? Не знаю, как будет точно, могу сказать одно: здесь нет надежды и счастливого конца. Герда останется одна, и весь мир ее счастливых воспоминаний также останется где-то в сказках старого доброго Шварца, ну а здесь новый герой и безнадежный исход, отражающий бездну нашей действительности.

Тень, человек, Шварц. Сегодня, наверное, так.