Читки польской драматургии в проекте «Стены».
В разгар майских праздников, когда и вечерние спектакли не делали никакой кассы, а некоторые из-за отсутствия зрителя (по слухам) даже отменялись… Так вот, повторюсь: 2-3 мая, в самый разгар первых после долгой зимы всеобщих дачных выходных, одно интересное театральное событие, прошло, как уже можно догадаться, совершенно незамеченным.
Организованные Марией Бошаковой читки польской драматургии, приуроченные ко Дню флага Польши и Дню Конституции Польши, должны были состоять из трех разных и по времени написания и по природе текстов. В итоге одну из читок пришлось отменить, две другие: «У нас все хорошо» Дороты Масловской и «Рыдания» Кшиштофа Бизе прошли в узком кругу лично заинтересованных актеров, режиссеров и критиков.
«Рыдания» делали режиссер Сергей Щипицин с актрисой МДТ Уршулой Малкой. Это типичный европейский текст. Три монолога: матери, дочери и бабушки, каждая из которых маниакально желает какую-то вещь (пальто, джинсы или мраморную плиту на могилу покойному мужу), и ради обладания ею готова пожертвовать своими принципами, чувствами, даже жизнью. У этого текста простой, но актуальный месседж: вещь становится идолом, Богом, в нашем потребительском мире. В том, как читала текст Уршула Малка, можно было расслышать не только маниакальное стремление заполучить желанный предмет у каждой из трех героинь, но и причину, по которой все они так одержимы. Просто в мире, где люди способны существовать только в монологе, но болезненно мечтают о собеседнике, пальто, джинсы, мраморная плита могут хоть как-то заменить маму, бабушку, дочь. И те самые горькие «рыдания» в конце каждой из трех историй (рыдает дочь, рыдает мать, рыдает бабушка) превращают читку в один коллективный плач о невозможности человеческой близости, о бессмысленности семьи, о неизбывном одиночестве.
Однако мое присутствие в стенах фабрики «Светоч» (там все и проходило) подогревалось не столько интересом к польской драматургии вообще, сколько к читке, которую сделала московский режиссер, ученица Марка Захарова, Анна Потапова. Собрался уникальный, неповторимы актерский коллектив, чтобы прочесть лучший (намой взгляд) текст о нашей сегодняшней реальности: Алена Бондарчук, Борис Драгилев, Алена Старостина, Дарья Степанова, Павел Чинарев, Ирина Саликова, Юлия Дейнега, Кристина Скварек, Валентина Зудова. Артисты разных питерских театров и актерских школ, вместе с московским режиссером за три с лишним дня создали виртуозно балансирующее на стыке высоких и низких театральных жанров зрелище.
Для начала — нелепая попытка пересказать сюжет «У нас все хорошо». Чтобы упростить себе задачу, буду прибавлять, как и половина героев пьесы, ко всем глаголам частицу «не» или же просто заменять «есть» на «нет». Все события происходят/не происходят в наше время в Польше. Бабушка (Ирина Саликова), пережившая/не пережившая войну, её дочь (Кристина Скварек), и её внучка (Юлия Дейнега) живут/не живут (как вариант — их никогда не было) вместе в маленькой квартирке. У бабушки есть её воспоминания о войне, возможно ненастоящие, у девочки есть комната, которой нет, а у матери, есть работа кассирши в супермаркете «Теско» и подруга «жирная свинья» (Валентина Зудова), с которой они вместе читают гороскоп в журнале «Не для тебя». Есть еще кинорежиссер (Борис Драгилев), он все время (не)сочиняет сценарий фильма «Конь, который ездил верхом» (псевдожизненную, социально-обличительную «эпохалку», напоминающая все российское «серьезное» кино сразу). Есть актер (Павел Чинарев), который снялся в этом несуществующем фильме и теперь дает интервью тележурналистке (Дарья Степанова). Есть еще зрительница этого не вышедшего фильма (Алена Бондарчук), мучающаяся после просмотра острой потребностью сделать что-нибудь хорошее (кого-то спасти из огня или хотя бы навести порядок в собственной сумке). Есть главная героиня «киношедевра» (Алена Старостина), слепо-глухо-немая девушка из рабочего квартала, одна прокормившая свою семью, в полном составе болеющую раком, а затем родившая себе детей и мужа. Все они определенно есть! Потому что слеплены из нашей реальности, из массмедиа-шлака, из мифологем общества потребления. И, одновременно, никого из них нет, потому что реальность эта насквозь вторична, и образец, которому она подражает давно утерян в процессе бесконечного копирования-искажения. В таком мире возможно или, как героиня Юлии Дейнега, с раннего детства ни во что не верить, даже рассказам бабушки о концлагерях, или, как герои Старостиной и Чинарева, верить во все сразу: в великое прошлое Польши, тяжелую жизни китайских, молдавских и русских граждан, в заводское происхождение винограда и в подлинность жизни на экране.
Еще страшнее, убедительнее и универсальнее, чем в первой её пьесе («Двое бедных румын, говорящих по-польски»), в «У нас все хорошо» Масловская показывает, до какой степени невозможно в таком вторичном обществе самоопределение. Ведь когда ты не знаешь, что виноград растет на лозах, а остросоциальный фильм снимаешь, подражая другому такому же, когда ты не уверен, была ли вообще какая-то война и концлагеря, или наоборот твердо веришь, что весь мир изначально был Польшей (первой у поляков отобрали Австралию, последней Россию), и при этом говоришь «я — не Поляк, я — европеец», когда нельзя уже понять, что «не-», а что «есть», когда нет точки отсчета, нет ни одного достоверного исторического факта, никакой объективной реальности (одни только слоганы, лозунги, ложные установки, реклама и пропаганда), тогда время идет вспять, тогда снова возвращается «тук-тук, кто там, это я, Вторая Мировая».
Масловская писала пьесу про Польшу, про самоидентификацию поляка, польского народа, и так далее. Но, боже мой, как, именно сейчас, в России почти все в этом тексте попадает в десятку.
Потапова, в свою очередь, как чуткий режиссер, не торопит текст, не требует от актеров ритмического отстраненного чтения, наоборот — за несколько дней все характеры и темы в читке уже намечены. Но присутствует легкость, то самое необходимое ощущение, когда герои то ли есть, то ли их нет. И потому зритель включается в поиск чего-то, что останется после вычитания и героев, и сюжетов, и исторических фактов. А остается одна только объективная реальность — война. Та, которая была — «вторая мировая». И та, которая есть — информационная. И та, которая будет последней.
Комментарии (0)