О зрительской программе арт-резиденции «АванПост» красноярского Театра современной драмы «Вспышка»

Пока теория site-specific театра еще только формулируется, практики продолжают его осваивать. Красноярские зрители уже давно привыкли к всевозможным аудиопроменадам (свой есть даже у местного зоопарка), а «Театр на Крыше» являет собой пример, когда спецификой места обладает не каждый спектакль в отдельности, а целая театральная компания. Тем не менее, местные художники пока довольно редко берутся за подобные проекты — их создают москвичи и петербуржцы, что делает процесс создания не всегда удобным. Негосударственный Театр «Вспышка», в соответствии со своим названием, пытается взорвать сложившуюся ситуацию. В нем была разработана и проведена арт-резиденция, цель которой дать возможность местным художникам использовать столичный и европейский инструментарий, не просто показать зрителям, что театр может быть не только с креслами и колоннами, а научить местных ребят его делать. В программе арт-резиденции «АванПост» было множество мастер-классов, семинаров, спектаклей и перформансов, но самым главным событием стала лаборатория site-specific театра «Специфика места», которую курировал Семен Александровский.

Семён Александровский, куратор арт-резиденции.
Фото — avangard.rosbalt.ru.

Все события зрительской программы так или иначе обрабатывали понятие site-specific: спектакль в бутике женской одежды, на сцене филармонии, в литературном музее и даже в инстаграме — все это так или иначе работает с новым пространством, включает его в часть не только формы, но и содержания спектакля. Мария Булатова, руководитель «Вспышки», поставила в филармонии документальный спектакль «Партитура» — об артистах оркестра и месте, в котором они служат искусству. Зрителей рассадили на сцене, там же поставили пюпитры и закрыли зеркало сцены экраном. Пространство получилось довольно узким, вытянутым по ширине, что создавало ощущение, будто мы сидим с артистами в оркестровой яме. Текст «Партитуры» — это собранные и обработанные Алексеем Житковским интервью с музыкантами (их читает актриса Лариса Пискунова) и несколько произведений, которые исполняет ансамбль из шести музыкантов.

Весь спектакль музыканты не просто исполняли произведения, в основном это были обработки академической классики, но и существовали на сцене, имитируя свою обычную жизнь в филармонии — вытаскивали инструменты, пили чай за общим столом и просто валяли дурака, изображая, например, пюпитрами лопаты для уборки снега. На этом фоне актриса не пыталась сыграть героев интервью, она действительно пользовалась текстом только как партитурой, то есть произносила его, стараясь сохранить интонации героев. Первым персонажем стала уборщица, которая с благоговением рассказывала о своей любви к Чайковскому. Собственно, это основной мотив спектакля — все, кто работает в филармонии, страстно влюблены в классическую музыку и именно поэтому попали в это место. Перед нами постепенно проходит галерея мыслей скрипачей, валторнистов и ударников, пока, наконец, не доходит до дирижера. Он, конечно, тоже любит музыку, но к тому, что его артисты могут о ней говорить в публичном пространстве, относится слегка с опаской. Для него странен вопрос про отношение к артистам. «Я же их не порю», — говорит он, и это не похоже на ироничную шутку, сказанную даже через актерскую отстраненность.

После монолога директора нас ждала еще одна, самая пронзительная история. Ее герой — местный столяр, который ушел из оркестра к станку потому, что у него начались проблемы с руками. Он вдохновенно рассказывает, как каждый день по пути на работу слушает Чайковского или Вагнера, и как сильно привязан к этому месту. Он с неприязнью отзывается о Берге и вообще всей музыке XX века и удивляется, как можно не знать фильма «Парад планет» с музыкой Бетховена. На вопрос, почему он не ушел из филармонии на какую-нибудь более оплачиваемую работу, отвечает: «Дурачок», — тем самым подводя черту под описанием всевозможных причин любви к музыке и филармонии.

Сцена из спектакля «Специфика места».
Фото — Руслан Максимов.

Спектакль «Диалоги о теле» проходил в бутике женской одежды и представлял собой монолог женщины, адресованный продавщице. Актриса Анастасия Гуртовая периодически уходила в примерочную с очередным элементом одежды, но после небольшой паузы возвращалась к нам в том же, в чем и была. В финале она ушла из магазина, бросив напоследок: «Спасибо, мне ничего не подошло», — что, в общем-то, характеризует героиню как человека, которому нужно было выговориться, а не купить новую шмотку.

Монолог ее содержал в себе несколько историй о том, как дети нарушают личное пространство женщины, или как танец помогает полюбить собственное тело, и о том, как при всей современной толерантности и бодипозитивности невозможно даже взглянуть в сторону человека, который «запустил» свою внешнюю составляющую. В какой-то момент монолог прервался, и вместо речи актрисы, которая всякий текст произносила с несколько отстраненной интонацией, мы услышали записанный голос, который с надрывом рассказал самую щемящую историю из спектакля. Женщина после двух удачных беременностей сделала аборт, так как муж решил от нее уйти. Врачи сказали, что если бы не операция, то через несколько дней все могло закончиться для нее летальным исходом. Эта история, с одной стороны, кажется слишком мелодраматичной для игрового театра, с другой — слишком личной для пересказа у примерочной бутика. Но эти вопросы к тексту растворяются после финала — режиссер Татьяна Панина выходит к артистке и говорит зрителю о том, что она и является героиней монолога, то есть мы видели спектакль, в котором артистка с долей отстранения играет саму себя. Такая размытая граница между спектаклем и перформансом, очевидно, влияет на восприятие спектакля постфактум, делает произошедшее событием, а нас не зрителями, а свидетелями. Мог бы такой эффект сработать в обычном театральном помещении? Пожалуй, нет — слишком важно присутствие в бытовом пространстве, которое делает истории вещественней.

Итоговый показ лаборатории проходил в Литературном музее им. В. П. Астафьева, и, конечно, был расчет на то, что все участники попробуют сделать музей одним из героев своих мини-спектаклей. Но оказалось, что это ограничение возникает только в голове зрителя, создатели лаборатории выставили скорее другое обязательное условие: это должен быть спектакль в наушниках, основным технологическим инструментом в котором является аудиогид. Семен Александровский сам сделал таких спектаклей больше десятка, а потому свободно поделился с участниками несколькими шаблонами, инструментами, которые работают в таком типе театра.

Сцена из спектакля «Специфика места».
Фото — Анны Медведевой.

Зрителям выдали аудиогид и небольшую карту, где к нескольким локациям музея прикреплена цифра аудиодорожки. Всего на карте их было обозначено четырнадцать, и зритель волен был выбрать себе любой маршрут, руководствуясь названиями эпизодов и своими способностями к ориентированию. В зависимости от выбора маршрута, спектакль может получиться о памяти и переживании потерь, о важности «здесь и сейчас» в нашей жизни или о том, что нафантазировать можно все, что угодно, и именно это «все» является реальностью. В спектакле было несколько эпизодов, которые никак не связаны ни с пространством музея, ни с его экспонатами, и при этом они оказались хорошими спектаклями-аутотренингами. Так, Даниил Кабалин записал на аудио сто вопросов, которые мешают ему жить, и сначала пустил их в быстром темпе, а потом (проговорив предварительно цель) стал задавать их медленно, чтобы мы всякий раз могли задуматься: а какое влияние «наличными или картой?» или «а где найти деньги?» оказывает на нас. В другом эпизоде — «вырастешь — поймешь» — в одну из комнат музея были помещены детские игрушки, а в наушниках нам предлагали вспомнить молодые годы и, например, обвести разными цветами написанные на листе ватмана фразы, которые точно повторяли взрослые в твоем детстве и которые ты теперь тоже говоришь младшим.

Сам музей как документ, как специфичное пространство для театра участниками использовался довольно редко. Скорее были привязки к отдельным экспонатам или людям, связанным с этим местом. В мини-спектакле «В центре шаманского бубна» Вероника Головчиц использовала одну из комнат музея (посвященную древним народам) как реальную хижину шаманки. При этом роль ведьмы, через которую мы слышим историю, режиссер переложила на зрителей. В спектакле можно участвовать только вдвоем, нажав одновременно на разные цифры аудиогида. Вместе с партнером вы рассказываете некий сюжет — историю о девушке, которая потеряла своего мужа и отживает эту боль выступлениями на stand-up шоу. Огромный бубен, ударить в который вас периодически призывают из наушников, помогает создать атмосферу погружения в чужую голову. В финале вам предлагают рассказать историю собственной встречи со смертью, что кажется вполне естественным после откровений, которые вы уже пересказали друг другу.

Сцена из спектакля «Специфика места».
Фото — Анны Медведевой.

В отрывке «Разговор, которого не было» зритель даже выходит на настоящую сцену в конференц-зале музея. На сцене стоит стул, на стуле книжка, и нам нужно непременно взять ее в руки и сесть, чтобы послушать историю о бывшем работнике музея, который привел в театр героиню и создательницу этого эпизода Полину Кабалину. Она бы очень хотела поговорить с этим человеком и предлагает нам вспомнить такого же человека, важного для нас. Присутствие на сцене помогает сосредоточиться, а книга в итоге становится нашим медиумом — все ответы на интересующие вопросы можно получить путем гадания на этом томике Платона.

Роман Минеев посвятил свой эпизод одному из экспонатов музея — разорванной фотографии ученого. Разорвана она была потому, что ученый то ли боялся за свою жизнь, то ли, наоборот, пытался защитить друзей, которые также изображены на фото. Собственно, вокруг диалектики этих позиций и располагается содержание звучащих в наушниках рассуждений. Такая форма — рассуждения на фоне какого-то пространства, экспоната — самая популярная в «Специфике места»: нам могут рассказывать про связь с предками и силу артефактов, про бывшего владельца этого дома, богатого помещика Цукермана, или про декабриста Василия Давыдова, а то и вовсе про американца, который уверен, что в прошлой жизни жил в Красноярске. Эти истории, написанные по музейным источникам или полувымышленные, не делают посещение музея спектаклем. Это скорее изобретательный аудиогид, который делает нас его слушателем, но не делает участником.

На иных принципах строится эпизод «К Любочке». Ты запускаешь аудиодорожку у окна, и тебе рассказывают историю разрушающихся отношений одной из экскурсоводов. Ее молодой человек интересуется походами, каждый раз тащит девушку с собой, но при этом никогда не был на ее работе, что и становится причиной разрыва. Чтобы дать ему это понять, девушка устраивает небольшой квест — посылает парню несколько аудиосообщений с инструкцией, где в музее можно найти ответы на вопросы. Нам, зрителям, предлагается стать соучастниками истории — вместе с молодым человеком отыскать подсказки и исходя из этого сложить историю и дать ответ: будут ли герои вместе? Поиск оказывается довольно простым, но тут привлекательна сама возможность полазить по музею в поисках записок: какая-то спрятана в книжке, стоящей на стенде, какая-то — в одном из ящичков зеркального шкафа, а что-то является просто строчкой в объявлении.

Сцена из спектакля «Специфика места».
Фото — Анны Медведевой.

Так или иначе, участники арт-резиденции пытались понять принципы создания site-specific спектакля без живых артистов, и основные элементы ухватили: вовлечения можно достичь либо привязкой к физическому перемещению, либо интересной манипуляцией с сознанием («закройте глаза, представьте, что вы видите») того или иного персонажа, или даже сознательным обманом, когда автор представляет в вашей голове определенный экспонат не тем, чем он является. С последними манипуляциями иногда получались целые мокьюментари: Сергей Достовалов и Мария Булатова сочинили историю в библиотечном хранилище, в которой зрителю предлагается поверить в существование сверхлюдей, следящих за нами и оставляющих послания в различных книгах.

Да, пожалуй, пока у участников арт-резиденции еще не получается выявить и использовать для театра специфику конкретного места, зато по их работам легко выявить специфику их собственного понимания мира. Для красноярских художников очевидна возможность пережить травму за счет искусства, за счет него же преодолеть любые расстояния в пространстве и времени, а главное — заставить зрителей поверить в эту возможность.