«Коварство и любовь». Ф. Шиллер.
Сургутский музыкально-драматический театр.
Режиссер Антье Вебер, художник Мартин Фишер.

Приехав в Сургут и в Сургутский музыкально-драматический театр впервые, на премьеру «Коварства и любви», я обратила внимание на то, как город и его атмосфера отразились в спектакле. Я считала, что с погодой повезло — серое дождевое небо не опрокидывалось на меня каждый раз, как я выходила из машины, а уже потравленные морозцем разноцветные листья и вовсе радовали. Но активно работали трубы ГРЭС-2, постоянно вываливая дым в высокое небо, серое растворялось в темно-сером и становилось неотличимо от окраса речной воды и цвета мокрого бетона, грязи под ногами. Этот «грязный» цвет отражается в монументе «Жертвам политических репрессий», где основание постамента — тщательно вылепленные в бетоне человеческие следы в грязи с остатками травы и камней — выглядит как естественное продолжение окружающего пейзажа. Серость, дымность захватила и сцену: сценография предельно минималистичная, затерто-серая, все оттенки дыма из заводских труб применимы в палитре. Театральный художник Мартин Фишер уловил все серое в спектакль.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Режиссер Антье Вебер, как и художник Мартин Фишер, была приглашена на постановку еще прежним директором и основателем театра Тамарой Никифоровной Лычкатой, ставить спектакль пришлось в пандемию, а выпускали премьеру уже при новом руководстве Светланы Васильевны Астраханцевой. В какой-то степени эта постановка соединяет в себе устремления разных директоров.

Взяв в репертуар «Коварство и любовь», Сургутский театр решает поговорить со своим зрителем на сложную тему проявления родительской любви. Пьесу Шиллера сильно сократили, героев лишили длинных монологов, объясняющих мотивы поступков и желаний. Все сложное и многословное спрессовано до одной строки, до диалога на две-три реплики. Но все сюжетные повороты сохранены полностью — и в финале герои умрут, выпив отравленного лимонада.

Слишком холодное и слишком пустое пространство сцены-коробки, где влюбленная пара — Луизэ и Фердинанд — ютится на авансцене, предпочитая сидеть на голом полу или притулиться у стеночки. Им везде уютно, поскольку они не выпускают друг друга из объятий. Возможно, они сбежали с уроков, их одежда выглядит как школьная униформа. Но их чувства не могут обогреть эту пустоту, в которой сквозняк легко хлопает дверями, расположенными друг против друга. Остальные персонажи мечутся из одних дверей в другие, прочерчивая, как трассирующие пули, свои линии следования. Пустота нужна, чтобы задать четкий геометрический рисунок передвижения. Актеры произносят свои реплики лицом в зал, лишь иногда обращаясь к партнеру. Персонажи берут зрителей в свидетели своих поступков и мыслей. Усушенный текст Шиллера в этой интерпретации обостряет все мотивы — все прямолинейно, в лоб, доходчиво.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Мать Луизэ (Таисия Слепцова) амбициозна, и возможность пристроить дочь застилает ей глаза; Миллер, отец Луизэ (Евгений Ляшев), не понимающий влечения дочери и страшащийся амбиций жены, беспокоится за свое доброе имя. В другой семье сын — разменная монета в продвижении отца, премьер-министра фон Вальтера, по карьерной лестнице. Социальное неравенство нивелировано, только амбиции отцов имеют значение. Один думает о карьере, другой о «чести», хотя что это сейчас значит — не ясно. Фон Вальтер (Сергей Дороженко) в толщинках, олицетворяющих его достаток и богатство. Миллер — в водолазке и пиджаке, с бородкой и в очках, скорее итээровец, чем музыкант. Вурм (Виталий Ковалев) с расчесанными на пробор волосами — типичный приказчик из пьес Островского. Леди Мильфорд (Юлия Уткина), безусловно, звезда этой постановки, появляется под классическую музыку, переходящую в «Thunderstruck» группы АС/DC, в зеленом бархатном платье, с рыжими распущенными волосами — со своей влюбленностью в Фердинанда как с последней, лебединой песней из тяжелого рока.

Юлия Уткина выступает в этом спектакле и как режиссер-постановщик. Она пытается соединять комические элементы с серьезными, делает это намекая, мимоходом. Появление леди Мильфорд обставлено не только зажигательной музыкой, но и опускающимся из-под колосников фортепиано. Это единственный предмет обстановки всего спектакля — подиум для Мильфорд. Только в финале появится еще один музыкальный инструмент: сошедший с ума Вурм вдруг откроет маленькие дверцы, за которыми окажется орган. Комическое здесь ненавязчиво, но весомо — одно фортепиано чего стоит (или весит!) — и добавляет жизни в геометрию сцен.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Антье Вебер — профессор, педагог-режиссер, а, стало быть, сочетает свои режиссерские амбиции с желанием просвещать. В постановку взят немецкий классик, то есть культуртрегерский интерес присутствует. Режиссер пытается строить действие за счет движения текста, а не прояснением мотивов героев, на строгом ритме. Музыкальный ряд состоит из разных классических произведений, куда вплетают, например, нервный, неразвивающийся звук композиций Филипа Гласса, зависающий на повторе одной музыкальной фразы.

Текст произносят размеренно, не следуя за нервным напряжением музыки, но заостряя внимание на важных фразах, ведь обращаются каждый раз в зал. Иногда кажется, что должно быть ритмичней, четче, злее. Проход по пустой сцене занимает время, а премьер-министру бегать как-то не полагается. Застывшие в углу Миллеры смотрят, как фон Вальтер не спеша идет по своей прямой траектории, сворачивая только под прямым углом к двери.

Ближе к развязке начинает двигаться задник — выдавливает героев на авансцену: весь этот мир родителей вытесняет простодушных влюбленных, слишком нежных для интриг Вурма.

Оба отца не понимают, почему их чада, их «плоть и кровь» имеют свою волю, желания и цели. Фон Вальтер, узнав, что сын влюблен в Луизэ, говорит «слава богу, хоть не голубой», озвучивая страх многих родителей: не дай бог, сын приведет в дом парня, а не девушку. Но ведь не «правильная» (с точки зрения фон Вальтера) ориентация делает Фердинанда счастливым, а, например, бескорыстная родительская любовь и поддержка.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Музыкант Миллер оказывается ничем не лучше премьер-министра, хотя кажется, что он беспокоится о дочери. Своим безволием, разговорами о честном имени вместо конкретной помощи Миллер только усугубляет ситуацию. Понятие долга, чести и клятвы для Шиллера имеют принципиальное значение: в пьесе Луизэ, дав обещание, не может разоблачить клевету на себя и оправдаться перед Фердинандом, потому что отец находится в заключении. Но в спектакле это не более чем условность. Миллер уже дома, Фердинанд грубо допытывается у бывшей возлюбленной ответа, а она почему-то держит слово, данное интригану Вурму.

Александра Кехтер делает свою героиню Луизэ спокойной, рассудительной; в постоянной истерике с заламыванием рук пребывает Фердинанд (Виталий Васин). А Луизэ как будто заранее предвидит, что может получиться, если влюбиться в неврастеника, готового тут же поверить, что она предала его. Так же спокойно она выпивает отравленный лимонад, как будто знает все наперед.

…Переступая уже через умирающего сына, премьер-министр кричит в зал: «Он меня простил, вы видели!» Да, мы видели, как фон Вальтер не заметил смерти сына и продолжает нам доказывать, что его цели важнее жизни. Но мы, зрители, не верим ему.