Ф. Достоевский «Преступление и наказание» (спектакль на основе этюдного материала, актерский курс Льва Эренбурга, выпуск 2011 года, БИИЯМС).
Режиссер-постановщик Вадим Сквирский, сценография Екатерины Лизогубовой и Андрея Свердлова

В «метафизический Петербург» приглашает нас эксцентричный проводник, лектор- медиум — зараженная Достоевским, словно болезнью, полубезумная и дико обаятельная женщина (Агата Азбай и Юлия Гришаева). Так же, как Маню в «Оркестре» Льва Эренбурга пропускал через себя волны театральной, музыкальной и человеческой боли, так же и Лектора буквально разрывает «достоевщина». Одна рука Лектора короче другой и живет по своим законам; вот оно явленное темное, иррациональное, «подпольное начало» в человеке, которое в самые неподходящие моменты вмешивается в жизнь, незаметно сует тебе под нос «кукиш», когда ты вдохновенно говоришь об избавлении.

Возможно и весь спектакль не столько о преступлении, не столько о наказании, сколько об избавлении. Жизнь — нелепая, смешная, в первом акте частенько норовящая вылиться в водевильные или фарсовые сцены, она как будто терпеливо избавляет Раскольникова от отвлеченного морока его идеи. Персонажи, будь то великолепный шутник и балагур Порфирий Петрович (Евгений Карпов), страдающий геморроем и приступами неудержимого смеха, или нежная, почти сказочная Сонечка (Анастасия Асеева) которая смотрит на все с гримасой доброго озадаченного ребенка, не способного воспринимать чистые идеи. Когда Раскольников (Даниил Шигапов и Кирилл Кобзарев) взлетает на стул, чтобы поведать о своей теории, окружающие заняты то выяснением, откуда плохо пахнет (Порфирий Петрович нюхает свой ботинок), то пытаются понять, как это в порыве вдохновения Раскольников рассек яблоко листом бумаги… Но слов никто не слушает, или не воспринимает.

Анастасия Асеева (Соня), Денис Горин (Мармеладов), Даниил Шигапов (Раскольников)
Фото — Елена Дуболазова

В спектакле нет столкновения разных идей, разных «правд». Есть жизнь, насыщенная физически и эмоционально, где плачут, кричат, грохаются в обмороки и смеются от радости или горя, где все время кто-нибудь оказывается при смерти, или изображает это состояние. Тело, сердце, дух, даже болезнь и смерть — все это более настоящее, чем любые пламенные речи. Разработанные этюдным методом, присвоенные, обжитые слова Достоевского обретают физическое воплощение в веренице героев — Пульхерия Александровна (Татьяна Власова), не способная понять даже слово «термин», суетливо и горячо заботится о сыне, сует ему в руки старую игрушку и приносит ворох одеял, чтобы согреть Родичку; или вежливый трепетный Лужин (Георгий Мещеряков и Игорь Опарин), в пьяной истерике орущий частушки, вопящий о том, что хочет, чтобы его любили… Жизнь вытесняет любую измышленную теорию, органически чуждую этой самой жизни. Когда Лебезятников (Александр Белоусов), пытаясь утешить Соню, захлебываясь лепечет: «стремление к смерти это естественное желание человека, это органический процесс, и т. д.», его тут же подхватывают и уносят — какое естественное стремление, когда у тебя на коленях голова любимого человека.

Слово обесценивается: самые чистые и живые героини — Сонечка и Лизавета (Юлия Гришаева) живут не словом. Именно Лизавета в спектакле становится косноязычным носителем истины, олицетворением настоящей жизни. В сцене знакомства Лизаветы с Солдатом (Денис Горин) — завораживающая гармония, чудо рождения любви между двумя неказистыми, покалеченными людьми, которые освещаются, преображаются любовью на наших глазах, становятся прекрасными, полными жизни.

Раскольников нелеп не меньше, чем все остальные: с ним постоянно что-то происходит — он то ударяется обо что-нибудь, то режет палец, он даже чемодан с камнями поднять не может, чтобы утопиться, гордо прокричав «как в книжке — не будет!». Кирилл Кобзарев играет милого, но неуклюжего, вконец измученного неудачника. В герое Даниила Шигапова проблескивает и вдохновение и больная вера в себя и Идею, но он слишком хрупок, нервозен, это тоненький юноша с пальцами музыканта, которому причиняет дискомфорт почти все, что происходит вокруг, что задевает его ломкое тело и натянутые нервы. Раскольникову постоянно приходится кого-то спасать — он всех бросается приводить в чувство после обморока, настоящего или притворного припадка — он так напряжен, так боится смерти, которая мерещится ему повсюду (да еще и топор все время появляется в руках того, или иного персонажа), что не может заметить, как его дурит изысканный шулер Свидригайлов (Максим Митяшин) или притворщик Порфирий Петрович. Раскольников изъеден не только чувством вины, но больше — непониманием как быть, что делать с собой. Он потерян, растерян, испуган. Ангелоподобная Сонечка с щенячьим заглушенным воем выслушивает его исповедь, из которой она может понять только одно — что Раскольников страдает. На каторге озлобленный, замученный Раскольников преображается резко, словно пробивает плотину, которую подтачивало весь спектакль. Когда больная Сонечка падает ему на руки так же, как весь спектакль падали один за другим герои, он не может допустить ее гибели, он спасает ее не из изнуряющего страха смерти, которая, казалось, шла за ним по пятам весь спектакль. Раскольников сразу понимает и принимает все христианские истины, отдает ей последнее тряпье, в которое был закутан, кается перед оскверненной землей, перед жизнью. Он избавляется от своего морока, который бил его, как лихорадка, весь спектакль. И происходит чудо — лежащая окаменело Сонечка медленно поворачивается и уютно устраивается, не открывая глаз — она спит. И все персонажи присоединяются к Раскольникову, исступленно отдающему поклоны и осеняющему себя крестным знамением, появляется Лектор — она тоже пережила свое избавление — на месте враждебной руки болтается окровавленный обрубок.

Кирилл Кобзарев (Раскольников), Максим Митяшин (Свидригайлов)
Фото — Елена Дуболазова

Спектакль очень насыщенный, и по-настоящему смешной. За актерами наблюдаешь, не отрываясь, они чутко реагируют друг на друга, существуют единым ансамблем, молодые артисты не выглядят «студентами» рядом с опытными эренбурговцами. О каждой актерской работе следует писать отдельно, хочется разбирать каждую сцену, хочется описывать, фиксировать, любоваться актерами и решениями: вот, давясь смехом от нелепости и отчаяния, стреляется Свидригайлов; вот Сонечка подвязывает рот мертвой Катерине Ивановне (Анна Жукова-Грогорчук и Вера Тран) кружевным воротничком, который когда-то пожалела; вот Раскольников влезает на стул и, моментально превратившись в маленького мальчика, читает Гейне, чтобы порадовать и успокоить мать; вот Порфирий Петрович, корчится от смеха рядом с проигравшимся до исподнего Заметовым (Георгий Мещеряков и Игорь Опарин); вот Мармеладов (Александр Белоусов и Денис Горин) достает из стакана с водкой муху и ей читает свой знаменитый монолог…

Жанр спектакля обозначен как «лекция для споспешествования как-нибудь всему человечеству». И можно сказать, что, несмотря на иронию, задача эта выполняется. Удивительная лекция о бессилии слов и идей, о силе жизни, о «нелепом и смешном», по-моему, действительно убеждает, демонстрирует свой взгляд на Достоевского в лучших традициях театра Эренбурга, и «как-нибудь споспешествует», помогает — если не всему человечеству, то зрителю малой сцены Балтийского дома. Хочется записаться на весь курс лекций.