VIII Платоновский фестиваль искусств в Воронеже

Писать панегирик Платоновскому фестивалю искусств в Воронеже — дело пустое. Репутация одного из лучших, прежде всего театральных, форумов прочно утвердилась за ним не только в России, но и далеко за ее пределами. Театральных, потому что создатель и бессменный художественный руководитель Платоновского Михаил Бычков — человек театральный, главный режиссер Воронежского Камерного театра. Где он тоже создатель и тоже бессменный. Его организаторский талант, энергия и безупречный вкус (при поддержке местной администрации и команды единомышленников, разумеется) дали первоначальный точный и мощный импульс Платоновскому. И сегодня отменная репутация фестиваля уже работает на самое себя. Попасть на Платоновский почетно и заманчиво даже корифеям. Фестиваль привечает представителей всех родов и видов искусства и литературы, а перечень его мероприятий занимает несколько страниц и пестрит именами харизматичных художников и их культовых произведений.

Бычков собирает на фестивале только самое лучшее. А среди лучшего выбирает прежде всего явления, содержащие в сердцевине потенциал экспериментаторства, развития, роста. Здесь графика, шпалеры и живопись Фернана Леже, как в цитате из Всеволода Мейерхольда о линиях и пятнах, обнаруживают свою театральность. Любимый мейерхольдовский «примитив» реализует метафору «живописи на заборе» в «архитектурной» развеске работ Нико Пиросмани и других «наивных» художников. Театр превращается в клоунаду. Клоун поражает трагизмом своего сценического бытия. Актер на глазах у зрителей-слушателей «сдирает с себя кожу», пресуществляя личные катастрофы в предмет коллективного катарсиса. Спектакль становится музыкальной симфонией. Научная дисциплина социология выплескивается на сцену сотней лиц и человеческих историй. Диаграммы вкусов и потребностей жителей столицы Черноземья движутся и ветвятся в танцевальных перестроениях, вспыхивают огнями созвездий на ночном небе… При этом живопись, театр, музыка, клоунада и социология, нащупывая собственные границы, обнаруживают свою природу и остаются самими собой. А большой город, собираемый в центре карнавалом парада-шествия, две недели живет в ритме фестивальных событий и впечатлений, заряженный ими и приговоренный к ожиданию нового форума искусств, еще более яркого и масштабного…

Одних только выставок, рассредоточенных в разных пространствах центральной части Воронежа, открылось сразу шесть. Музыкальные и вокальные концерты и вовсе не уместились под городскими крышами, выплеснулись на городскую дамбу, в заброшенный живописный карьер. А еще — творческие встречи, беседы, лекции, ретроспективы, презентации новых книг, проектов, исследований, книжная ярмарка, читки поэтических и драматических текстов… «Психозу театрализации» и экспансии художественного творчества подвергся весь город. Юрий Бутусов на своей встрече-беседе сравнил Платоновский с Авиньоном. И хотя у двух этих фестивалей разная история, разные лица и разные возможности, их сопоставление не выглядело ни натяжкой, ни преувеличением…

«100% Воронеж». Rimini Protokoll
Фото — архив фестиваля.

Сразу замечу, что из театральных мероприятий нынешнего Платоновского фестиваля мне удалось увидеть не слишком много. Но и не мало. Пять вечеров из восьми, проведенных в Воронеже, я был занят показом ретроспективы «Михаил Чехов в мировом кино». Между тем кое-что, как, например, «Макбет. Кино» Театра им. Ленсовета в постановке Ю. Бутусова, я видел раньше. Сказано и написано о нем немало. И хотя мне не очень понятен выбор именно этого спектакля 2012 года из репертуара Бутусова-режиссера, я вполне признаю его принципиальное значение и для становления режиссера в Театре им. Ленсовета, и для выработки им собственного сценического языка. В конце концов, писали в «ПТЖ» и о не увиденных мной «La Veritá» Финци Паски, недавно гастролировавшем на сцене БДТ, и о Пиппо Дельбоно, и об увиденном, но не слишком «новом» спектакле «О-й. Поздняя любовь» Дмитрия Крымова в ШДИ (2014), ярком и выразительном, театральном и буффонном, по-хорошему радикальном в эксцентрической клоунской интерпретации действующих лиц и положений. Острые карикатурные гримы (художники Анна Кострикова и Александр Барменков) персонажей и изумительные «воробьиные» дуэты Маргаритова (Алина Ходжеванова) и его дочери Людмилы (Мария Смольникова), щебечущих навстречу друг другу на непонятном птичьем языке, как и другие удачные образы и эпизоды, вполне искупают некоторую ритмическую неровность спектакля и определенную стилевую разноголосицу в актерской игре. Мне показалась несколько трафаретной прямолинейная «незнамовщина» в интерпретации Николая (Вадим Дубровин) и «гренадеристость» Лебедкиной (Константин Муханов), не вполне соответствующие стилю эксцентрического гротескного спектакля, насыщенного, как обычно у Крымова, постановочными трюками и эффектами, добавляющими непредсказуемости, яркости и юмора динамичному сценическому представлению.

То, что на фестивале демонстрируются не самоновейшие работы режиссеров и театров, вполне оправданно. Ведь Платоновский задуман и реализуется как социокультурный форум, рассчитанный прежде всего на воронежцев, которые эти работы видят впервые. Художественно-просветительский ориентир фестиваля очевиден и многие его мероприятия для зрителей и слушателей совершенно бесплатны. Как очевиден и встречный импульс, выражающийся в огромном и благодарном интересе публики, в готовности сотен молодых людей работать на фестивале в качестве волонтеров. Это встречное движение было угадано М. Бычковым, выбравшим для открытия театральной программы 8-го Платоновского проект «100% Воронеж», осуществленный фестивалем совместно с Rimini Protokoll на сцене Театра оперы и балета.

В других форматах Rimini Protokoll работали в России и раньше, однако формат «100% город» (концепция Хельгард Хауг, Штефана Кэги, Даниэля Ветцеля), возникший в 2008-м в Берлине и получивший широкое распространение по всему миру, в нашей стране впервые осуществлен только сейчас и именно в Воронеже. Строго говоря, это не спектакль, не театр. И хотя его часто называют «документальным театром», на мой взгляд, это не вполне верное определение. Театрализованное зрелище «100% Воронеж» театром не притворяется, и это-то и верно, и хорошо. Участвуют в нем не актеры, а воронежцы-добровольцы, отобранные на основе социологической выборки по параметрам пола, возраста, района проживания, профессиональной принадлежности и многим другим (исследование и кастинг Марии Дедовой и Кристины Биляловой). Они не призваны играть кого-то и что-то, представляют на сцене самих себя и в совокупности образуют модель города. На сцену они выходят по очереди, с заготовленными короткими текстами автопредставлений, а в дальнейшем преимущественно голосуют по принципу «Да» — «Нет», отвечая на заготовленные заранее (и собранные в интернете) вопросы, призванные прояснить коллективный портрет города и его отдельные черты. Голосование осуществляется не поднятием рук, а пластически, зрелищно, перераспределением участников в пространстве сцены на горизонтальном планшете и по вертикали (для этого в глубине сцены в отдельные моменты представления появляется ступенчатая конструкция), демонстрацией прямоугольных листов картона разной окраски, образующих цветную диаграмму, включением фонариков в темноте и т. д. И здесь уже в дело вступают режиссура (Х. Хауг и Ш. Кэги), музыка (звук — Фрэнк Бëле, группа The Sheepray), технические, световые и видеоэффекты (Маша Мазур и Марк Юнграйтмайер).

«Корова». РГИСИ.
Фото — архив фестиваля.

Наблюдать эту живую театрализованную социологию в лицах, с индивидуальными характерами и биографиями, интересно. Особенно находясь в окружении зрителей-воронежцев, эмоционально реагирующих на шоу, участниками которого являются их знакомые и даже родственники. В какой-то момент исполнители выстраиваются на авансцене, а вопросы адресуются уже залу. Создается наглядный эффект зеркала, в которое «исследуемые» и «исследователи» заглядывают с обеих сторон…

Отдельную параллель Платоновского образуют мероприятия, связанные с творчеством Андрея Платонова, родившегося, жившего и работавшего в Воронеже и давшего фестивалю свое имя. В этом году они открылись выставкой «Котлован», составленной из картин и инсталляций московского художника Михаила Рошняка, выполненных из земли, с соответствующими им плакатами-цитатами из Платонова. Идея взаимного иллюстрирования текстов и живописно-пластических композиций представляется мне интересной и… тоже в какой-то степени театральной, хотя сами раскрашенные «земляные картины» особой выразительностью, на мой взгляд, не отличаются.

Из спектаклей, поставленных по произведениям Платонова, мне удалось посмотреть два. Инсценировку рассказа «Корова», поставленную в РГИСИ в мастерской Геннадия Тростянецкого (3-й курс) режиссерами Камилей Хусаиновой и Евгенией Колесниченко (она же исполнительница роли Коровы), и спектакль «Когда зима начнет подогреваться» по рассказам Платонова «Семен», «Юшка» и «Девушка Роза» (инсценировка и режиссура Ирины Астафьевой) Коми-Пермяцкого драматического театра им. М. Горького из города Кудымкар.

Студенческий спектакль, сыгранный только один раз (большинство спектаклей на фестивале показывают дважды, а отдельные и трижды) на малой сцене Воронежского ТЮЗа, — отличная, именно студенческая работа, продемонстрировавшая, в первую очередь, прекрасное осуществление учебных задач и свойств: изобретательность, находчивость, юмор его создателей, призванных построить сценическую, зрелищную, игровую историю-композицию на основе текста-повествования. И лукавая беременная Корова с рыжими косами, и роды ею Теленка (Улан Карыпбаев), происходящие прямо на сцене, и могучий паровоз «Сталинец» с портретом «вождя народов», составленный из студентов-однокурсников и трех поддержавших их коллег, студентов Воронежского института искусств (руководитель курса Вадим Кривошеев), починяемый-отпаиваемый из бидона молоком все той же Коровы, обнаружили способность молодых режиссеров легко создать и разыграть любую театральную ситуацию при помощи немудреного подручного скарба. Они обыграли даже конфликтную ситуацию, возникшую в прошлом году на их курсе и наделавшую много шума среди петербургской театральной общественности, соорудив из нее пролог-зачин, где студенты восстают против своего учителя Тростянецкого, обвиняя его в том, что он притащил на фестиваль спектакль, поставленный им самим. Зачин-провокация привел многих зрителей (и меня в том числе) в замешательство в начале показа. Гораздо слабее оказались они в создании драматической ситуации, атмосферы, тональности, столь характерных для поэтики Платонова, из которых, сквозь которые и горит неистребимый светлячок жизнелюбия, неугасимый ни в одном, даже самом мрачном его произведении.

Последнее оказалось не по силам и создателям кудымкарского спектакля. В нем много улыбаются и смеются как бы по контрасту к скудости и жестокости жизненных обстоятельств, окружающих жизнелюбивых Семена (Андрей Минин), Юшку (Эдуард Щербинин), Розу (Мария Ермакова). Но мрачные обстоятельства даны лишь атмосферой лаконичной и выразительной сценографии (художник Мария Рыкова) и не поддержаны ни режиссурой, ни исполнителями. Обиднее всего, что в спектакле содержится множество элементов, из которых он мог бы получиться, много придуманных деталей. Это и галоши на веревках, которыми дразнят Юшку, и остающееся после Юшки наследство — мешок с сахаром, которым щедро окормляют его жестокосердных односельчан, и молоко, обильно льющееся из кружек с балкона на сцене в эпизоде кормления ребенка, и теневой театр в эпизоде рождения младенца. В спектакль введены выразительные стихии-фактуры живых земли и воды. Но все они только обозначены, не «функционируют» художественно, не синтезируются в плотную и прозрачную атмосферу платоновского странного и страшного мира. Не добавляют выразительности спектаклю ни личные истории исполнителей, которыми он открывается, ни финальные «зонги», призванные связать время Платонова и современность, ни навязчивое «указующее» присутствие на сцене персонажа, названного в программке «Некто» (Андрей Майбуров), в котором угадывается «лицо от автора». А отлично распеваемый хором духовный стих «Грешный человече» оборачивается отдельным вставным номером.

«Кавказский меловой круг». «Берлинер ансамбль».
Фото — архив фестиваля.

Болгарский спектакль по «Семену» Платонова я не застал. Зато под занавес судьба и устроители Платоновского подарили мне дорогой подарок: «Кавказский меловой круг» Бертольта Брехта театра «Берлинер ансамбль» в постановке Михаэля Тальхаймера. Об этом спектакле я читал, в том числе и в «ПТЖ», еще до своего отъезда в Воронеж. Однако сценическая реальность превзошла все ожидания. Такого Брехта на сцене я еще не видел и впервые понял, для какого театра он писал. Спектакль показался даже еще более соответствующим принципам поэтики Брехта, чем пьеса самого автора. Эпическое повествование лилось со сцены ожившей балладой. Публицистическая заостренность инсценировки сказывалась в освобождении сценической истории от сцен и деталей пьесы, не бывших необходимыми режиссеру. Актеры-ремесленники, ремесленники в высшем смысле владения своей профессией, работали в спектакле как шестерни и шкивы единого механизма. А отработав, уходили в глубину сцены и садились на общую скамью, образуя хор. Но то, что творила Штефани Райншпергер в роли Груше Вахнадзе, словами передать невозможно. Творила, казалось бы, ничего особенно и не делая. Дородная судомойка с могучими плечами, безжалостная к тому, как она выглядит со сцены, вымазанная декоративной кровью, с искривленным судорогой ртом и падающей набок головой. Как дрожала она всем телом, сидя на краю сцены, изможденная и больная после перехода в горное село к брату. И не было в ее игре ни грана натурализма. Не было никакого истонченного психоложества. Было само существо человеческой сущности, горящее в сердцевине неуклюжего тела. Было отчаянное самоотречение застенчивой и забитой деревенской бабы, не способной оставить без заботы беззащитного человеческого детеныша. Была звериная мудрость простодушия. И неудивительно, что «меловой круг» чертили в этом пронзительном спектакле кровью… Берлинский «Круг» отпечатался в моем внутреннем видении отчетливо и надолго. И я хочу видеть его еще и еще. Хочу видеть другие спектакли Тальхаймера, другие роли Райншпергер. Думать о них долго и писать подробно, не в фестивальном обзоре, а специально, отдельно, пытаясь разгадать механизмы простой машины их сценического творчества и природу мощной магии их воздействия на зрителя…

Я уезжал с Платоновского, горюя о том, что так и не увидел спектакль Антона Адасинского «Последний клоун на Земле» и уже не увижу «Старика и море» Анатолия Васильева и Аллы Демидовой. По крайней мере, не в этот раз. Уезжал с чувством глубокой благодарности людям, сделавшим Платоновский, и с пожеланием долгой и счастливой жизни фестивалю.