В то, что Регины с нами больше нет — невозможно поверить и, думаю, к этому так и не удастся привыкнуть. Есть в факте ее ухода что-то не согласное с порядком вещей. Если смерть является частью нашей жизни, то в ее жизнь этот преждевременный уход никак не интегрируется. Можно ли, чтобы после ночи не пришел рассвет? Ведь солнышко, если и закатывается, то потом снова встает.

«Я же солнечная!» — заметила она в ответ на описание критика, упустившего это ее абсолютное качество, нетленный корень ее личности, и человеческой, и актерской.

Солнечная! Свет несущая. Значит непременно вернется, не может исчезнуть из нашей жизни и не лишит тех, кто не умеет наполнить жизнь радостью, своей донорской помощи. Ведь она не берущая, а всегда дающая, кого бы не играла на сцене,— хромоножку Одри, Альдонсу, Валентину, Дженифер — будто теплый кубок из настоя целебных трав выливала и врачевала.

Ее улыбка освещала тьму, звон певучего голоса, легкий ритм речи разбивали печаль, она так доверяла жизни, что совсем не боялась ее темных сторон, они не имели над ней силы, она умела внушить зрителю, что и он от них защищен, что мир, нас окружающий, надежен и справедлив в основе, а отчаяние — заблуждение, из которого человеку надо выбраться.

К погружению в сумерки душевных закоулков она не стремилась, ей было это незачем, ведь она знала редкий секрет счастья, которым ей назначено делиться с другими. Ее большой жизненный дар, воплощенный в ее актерском искусстве, — это радость, умение любить жизнь, не выставляя ей никаких условий и вопреки присутствию в ней несчастья и смерти. Вот этой радости она и стремилась научить, лечила и согревала ею и, что называется, утоляла страждущих. Даже жестоким героиням «Бога резни» и «Зеленого шатра», она привила ген человечности, способность к любви и раскаянию.

На наше счастье, она не отказывалась от детских спектаклей, и была в них абсолютно естественной, изобретательной и забавной, неотразимо точной в передаче эмоционального мира ребенка, страна детства была ей понятна и доступ в нее открыт. В свое время она могла бы запомниться как Пеппи Длинныйчулок, но чего только стоит ее чудесная Мама Му, которая мечтает, вопреки всем законам анатомии и гравитации… летать! Смешная, но неунывающая и неутомимая, она внушала, что испытать полет — пусть полет внутренний, а ведь он и есть проявление счастья, — может каждый, и каждый на свой лад, главное верить и дождаться минуты осуществления, не оставлять попыток. Комическое и лирическое в ее даровании было равновесным, она умела быть содержательной в уморительно-смешном, и недаром выбрала «Игру воображения» для представления в день празднования своего пятидесятилетнего юбилея. Смеяться она любила.

Не забываются и ее воспоминания о литовском детстве, из которых она хотела составить основу для своего моноспектакля. Вижу и чувствую, как наяву: вот маленькая Регина просыпается морозным утром и слышит звонкий хруст снега от шагов под окном: хрусть! хрусть! — и она знает, что тетушка вот-вот отворит дверь и внесет душистую тарелку с теплой кашей для завтрака, а в ямочке будет желтеть и плавиться кусочек масла… «Жизнь такая красивая!» — повторила она совсем недавно. У нее был талант эту красоту замечать — и другим показывать.

Дар красоты, внутренней и внешней, еще один из многих, посланных ей даров. Ей было легко воплощать в жизнь призыв своего учителя Аркадия Кацмана к людям актерской профессии — запоминаться своею красотой, быть красивыми и праздничными не только на сцене. Она и в жизни становилась явлением эстетического порядка, объектом искусства. Ее наряды и уборы были результатом индивидуального творчества, брали не дороговизной, а личностной изысканной неповторимостью. И даже простая нитка красных бус к белому платью из хлопка, купленному лет десять назад, в ее руках могла сотворить чудеса, и тогда всем девчонкам вокруг хотелось одеться так же, в надежде стать примером такой же красоты, которой обладала она одна, и о которой сказано, что спасет наш мир. Не имея звездного репертуара, Регина оказалась «лицом» Балтийского Дома, и чтобы стать им, ей не обязательно было играть в спектаклях главные роли, настолько была значительной ее актерская харизма и человеческая нестандартность. Для Балтийского Дома, собирающего творцов новых театральных форм, она, умевшая сыграть целое в отрывке, в намеке, в тоне эмоционального состояния, ритмичная, и наделяющая ритм смыслом, а интонации — музыкальной точностью, конечно, была находкой, актрисой, которая не стремилась занять центр композиции, так как понимала, что новая театральная ткань не нуждается в центре, а создается по другим законам. Режиссеры любили с ней работать, а она в них верила, была внимательна к их идеям, схватывала замысел быстро и поддерживала, помогала его строить и развивать.

Регина заслужила много верных друзей, театральных интриг и соперничества не терпела, и ролей никогда ни у кого не отбирала — своему королевскому имени она соответствовала всегда. В частной своей жизни она любила устраивать судьбы, протягивать руку помощи, вытаскивать людей из беды, неудач и одиночества, любила опекать, поддерживать, защищать, ведь ей хотелось видеть окружающих счастливыми, радостными, с устроившейся жизнью.

Беды современного мира объясняла недостатком у людей любви, она и с болезнью боролась с помощью любви: «А знаешь, — говорила мне, — как бывает трудно относиться с любовью ко всем, ко всем без исключения? Вот к гардеробщице в поликлинике, которая орет на раковых больных?» А я ей :«Вы наверное устали от нас, сядьте, передохните, попейте чайку и пройдет». Она посмотрела с изумлением и чуть не заплакала. А потом уж всегда радовалась, когда меня встречала…

Она творила радость вокруг себя до последнего. А поскольку мы все нуждаемся в радости, то и верится, что наша солнечная Регина нас не оставит никогда. И мне чудится, что и сейчас она стоит за моим плечом и заглядывает в текст….