18 декабря стало известно, что в результате несчастного случая погиб Алексей Стрельников, один из самых известных исследователей и кураторов независимого, нового театра Беларуси, театральный критик, человек, которого знали и любили по обе стороны границы, кажется, все, кто так или иначе был причастен к современному независимому театру в России и Беларуси, кто следил за белорусской драматургией, наш автор. Поток горьких, трагических слов его товарищей, друзей, коллег в соцсетях говорит лишь о том, что к смерти привыкнуть нельзя, а пространство, которое он занимал в жизни многих людей, огромно. С разрешения авторов мы публикуем несколько постов памяти Алексея Стрельникова.
Алексей Стрельников.
Театровед, театральный критик,
зам. художественного руководителя МХТ им. А. П. Чехова, Москва
Алексей Стрельников был человеком, театральным критиком, который имел право и по факту отвечал за всю театральную Беларусь. Его зоной ответственности были не отдельные режиссеры, артисты, драматурги, а вся его театральная Родина. Вся Беларусь была в его сердце. И оно постоянно болело. Он вел жизнь человека, на здоровье которого отражается здоровье театральной республики. И последнее время ни молодым, ни здоровым Алексей не выглядел. Ссутулился, поседел, осунулся. Он хотел все время помогать родному театру, биться за него, рвать жилы. Хотя не выглядел как рыцарь, как берсерк и агрессор. Его стрелы не были ядовиты. Напротив, незлобивость и любовь, покорность и горестное размышление — он выглядел побитым, словно вечно простуженным интеллигентом, продолжающим наговаривать слова любви ртом, полным собственной крови.
Он лишился работы. Его, знатока и страстного обожателя белорусской самости (как он рассказывал про старинные пьесы!), уволили едва ли не отовсюду. Я спросил его, как он живет: он говорит, у нас в Беларуси солидарность, и если кому-то в подъезде хреново жить, подъезд собирает деньги. Последний раз виделись на каком-то фестивале пару лет назад, я не могу вспомнить. Он так радовался за Россию, ее театральные успехи. Алексей показывал, как можно одновременно топить за национальное и быть далеким от национализма.
В расцвете некоторых белорусских театральных имен, в триумфе белорусской драмы содержится персональный вклад Алексея Стрельникова. Надеюсь, в республике этого никогда не забудут. Да, он работал. И очень переживал, что опять ничего не получилось. У культуры никогда ничего не получается. Он делал рывки и порывы, но по-прежнему оставался одержимым, но облезлым и побитым Сизифом с его одинокой миссией. Театральная Беларусь рвалась и металась в нулевые, в десятые. И опять откатилась назад. Это все было для Алексея персональным мучением. Он не заслужил смерти. Но теперь ему дарован проклятой судьбой покой. Покой его измученному невзгодами, бесконечными фиаско сердцу.
Я знаю Алексея очень давно. Дружили, бесконечно признавались во взаимном профессиональном доверии. Читаю переписку. Сколько проектов сделано, сколько перекрестных советов, сколько слов о нашем общем кумире Брехте. Спросишь его о чем-то белорусском, а он все знает и тут же выдает. Врезалось его строчка, написанная пару лет назад: «То, что в Беларуси с театром происходит, это настоящий кошмар, это и есть для меня настоящая потеря работы. Но тут я лично ничего сделать не могу». Как это невыносимо: знать как — и ничем не мочь помочь. Такие люди, как Алексей Стрельников, не могут быть не в деле, невостребованы. Это позор. Это время убьет кого угодно.
Прости, Алексей, и прощай. Пусть тебе каждый день показывают самые лучшие небесные спектакли. И не бросай перо.
Драматург, Минск
Стороннему от современного белорусского театра, белорусской литературы, современного белорусского искусства человеку трудно представить, что сейчас происходит в белорусском сегменте ФБ. Это сотни постов Лёшиных друзей, коллег, учеников. Вперемешку с ними посты на польском, русском, украинском, немецком, английском и др. Это горькие слова прощания и слова огромной благодарности. Кажется, он успевал все. Успевал для всех. Для небольшого поля искусства Беларуси это огромная потеря. До 20-го года невозможно представить независимую премьеру в Беларуси без его участия или хотя бы присутствия, он настолько был погружен в тему, и… после 20-го, когда работать в РБ ему было запрещено из-за политической позиции, стало совсем ясно, что это не только профессиональная вовлеченность, это вовлеченность душевная, искренняя, ежесекундно переживающая разрушительные процессы в белорусской культуре, обществе, человеке. Разговоры о том, чтобы «опустить руки», длились секунды, а дальше планы, планы, планы. Профессионал, аматар, новичок — любой мог обратиться к нему с вопросом и получить ответ. Ответ мягкий, но точный и взвешенный, это такая его черта, как мне кажется, такое умение — молниеносная взвешенность мнения. Не помню, чтобы он что-то ругал, разносил по кирпичикам, как говорится. Только в последний год спектакли, героизирующие войну, — этого как большой знаток Брехта он не принимал и принять не мог в искусстве. А еще он прекрасно чувствовал, что всем нам нужна какая-то минимальная передышка. В последний год он ставил моноспектакли для закрытых квартирников. Приглушенный свет, зритель рассаживается на полу на мягких подстилках, раздаются пледы, до начала зрителям предлагается чай или кофе, за окнами темнеет: «Мне хочется, чтобы вы сегодня просто полтора часа отдохнули от того, что происходит в новостях. Приятного просмотра».
Театровед, театральный менеджер, Минск
У Лёши была важная миссия в этом мире — он создавал невидимые связи между людьми, он был искусным проводником людей к людям. Лёша умел поддерживать, он щедро и легко тратил свое время и силы на помощь или разговор. Лёша знал, как важно в нашей среде общение, как важно уплотнять наше маленькое пространство, как сильно многие в нем нуждаются даже не в высокой оценке, но в простой «видимости» дела, которое они делают.
Лёша щедро делился эмоциями и знаниями. Лёша был аналитиком и исследователем, но всегда выбирал быть другом и помощником, и это было такой необходимой для людей вокруг и благородной и созидательной задачей всей его жизни.
Когда-то Лёша стал моим проводником в новый для меня мир, часами обсуждал тексты. Спасибо тебе, Алексей Стрельников, что был со всеми нами все это время. Не верю, что тебя больше нет. Не верю… Всем сердцем с близкими и родными.
Драматург, сценарист, педагог
За ужасами в Украине и России немного стал забываться ужас в Беларуси. Мне напомнил о нем Алексей Стрельников, искусствовед, режиссер, театральный критик, специалист по белорусской литературе. Частый гость и отборщик «Любимовки», преподаватель. Помню, как он устраивал мне в 2016-м встречу со своими студентами в Минске.
10 ноября мы с ним созвонились и проговорили 48 минут. Лёша рассказывал, что на его родине вся его работа под запретом. Под двойным запретом. Нельзя проводить культурные мероприятия вне специально отведенных мест и нельзя делать ничего, не согласованного специальной госкомиссией. Риск уголовной статьи и реального срока за встречу с друзьями в квартире — не преувеличение. Стукачи в ближнем круге тоже перестали казаться чем-то за гранью.
Но Лёша говорил обо всем этом с привычной улыбкой, безо всякой злобы и отчаяния, с надеждой на лучшее и верой в свои силы и в искусство.
Позавчера он написал стихотворение про депрессию и отсутствие страха перед смертью.
Вчера его не стало.
Лёше было 39 лет.
Сбор средств для семьи Алексея Стрельникова
В бел. рублях:
карта 5208 1300 0970 9860 Olga Kapusta, или реквизиты счета АльфаБанка BY11ALFA301430Q13F0010270000
В рос. рублях:
https://tinkoff.ru/cf/9elBhs5Sa2r
У меня с Лешей тоже есть история, самая первая, когда я еще не ощущала себя сильно вписанной в культурный контекст. По совету Павла Руднева нас позвали на фестиваль любительских детских коллективов, преимущественно школьных, в Рязань. Незнакомые до этого друг с другом, мы стали общаться и выяснилось, что формат «коллеги» слишком скучен, а формат «дружба» более адекватен. Втягивая его в свои разговоры и осуждения, скептицизм и негативное восприятие всего подряд, Леша сказал, что его давно никто не называет «Лешей» и что он давно не заводил друзей. Было самое время. Наша дружба состояла в ночном распитии бурятского чая с солью «три в одном» и захваченных мною «сахарных ушек». Это печенье Леша потом привез мне из Минска, когда приехал погостить и я привела его в ПТЖ. Сказал, «Сейчас ты точно убедишься, что наши «ушки» самые вкусные!» Но тогда, в Рязани мы отсматривали большое количество коллективом и искали критерий как смотреть кучу однотипных историй про абстрактных школьников. На одном их показов, Леша говорит с восторгом – «смотри какой тракторист!». Я недоумеваю, на сцене крупный парень играет на баяне, действие с ним не особо связано, но все актрисы периодически на него смотрят, ждут отмашки, он незаметно дирижирует спектаклем. То, что он тракторист в своей деревне Леша выяснил за завтраком в школьной столовке, где нас всех кормили. Мы нашли скрытого лидера коллектива, того кто в тени, но для всех главный и через эту игру – найди кто главный в этом коллективе мы и смотрели дальше. Возможно, мое воспоминание неточно, но сейчас оно такое. Леше точно было интересно про всех все узнать, встрять, раз решил дружить, то немедленно приступить к «завязыванию» дружбы. Его дружбу я ощущаю до сих пор, через боль и горе. Я рада, что была с ним знакома и даже чуть-чуть дружила.