«Да здравствует король!». Вариации на тему пьесы Э. Ионеско «Король умирает».
Воронежский камерный театр.
Режиссер и автор сценической версии текста Михаил Бычков, художник Эмиль Капелюш.

В абсурдистском мире испуганно-хаотической, заикающейся современной цензуры (поскольку она запрещена Конституцией РФ) ужас и подозрения вызывают практически все названия мировой литературы. Как говорит у Ионеско умирающий Король, «раса не в очень хорошем состоянии. Это верно. Надо, чтобы они выучили хотя бы четыре-пять первых букв алфавита». А пока буквы не выучены, чиновники разных уровней, регионов и подчиненностей очередной раз боятся «недобдеть». Например, кое-где у нас порой опасаются заглавия «Накануне» (это накануне чего?). Пугаются, услышав «Завтра была война» (а почему завтра?). Вздрагивают от финала «Пяти вечеров» («Только бы войны не было»). Их пугает название «Последние», страшит «Обрыв» (что вы имеете в виду?) и, конечно, наводит ужас «Шинель» (это явно что-то милитаристское, да еще русско-украинского писателя Гоголя. Вот не вру, привожу чистый факт этой осени, привезенный из города-миллионника N). Естественно, какой там «Ревизор», какая «Власть тьмы, или Коготок увяз — всей птичке пропасть»…

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

Что уж говорить об одном только названии пьесы Эжена Ионеско «Король умирает», не затрагивая общего содержания! В нашей доброй, скрепоносной демократической парадигме, противостоящей злому абсолютизму ненавистной Британии, король умереть не может. Это у них умерла старушка Елизавета, а у нас не может даже сказочный, даже антиутопический, даже абсурдистский. У нас король всегда жив. Это знает каждый чиновник, никогда не читавший памфлета Ионеско 1962 года — о смерти правителя всего сущего, того, который довел землю до полного истощения и краха, и теперь он умирает сам, а с ним одновременно умирает созданная и разоренная им страна. Хотя, как упрекает Короля королева Маргарита, он «мог укрепить почву, сажая на песках хвойные леса. Цементировать угрожаемые участки. Но нет. Теперь королевство полно дыр, как огромный швейцарский сыр». Даже салат не растет. И не найти новых кадров, которые спасли бы страну.

Король. Если бы я имел взамен двух других специалистов по управлению государством…
Маргарита. Других не найти.
Мария. Может, поискать среди школьников, когда они подрастут?
Доктор. В школе остались только кретины, монголоиды, гидроцефалы и неизлечимо больные базедовой болезнью«.

У Ионеско умирает тиран, но и создатель целого мира, Герой, который «украл огонь у богов, и все подчинилось ему. Он воздвиг первые кузницы на земле. Он придумал обработку металлов… Он изобрёл порох, первый воздушный шар, потом дирижабль… Он воздвиг Рим, Нью-Йорк, Москву, Женеву. Он основал Париж. Он устраивал революции и контрреволюции. Он проповедовал религии, проводил их реформы и контрреформы». И все равно он умирает.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

Радуйтесь, чиновники всех уровней, регионов и подчиненностей! В спектакле Михаила Бычкова «Да здравствует король!» если кто и умирает, то только он, художник-режиссер. Он, король-правитель созданного, построенного им тридцать лет назад королевства — Камерного театра-дворца, а затем и империи — Платоновского и разных прочих фестивалей — от «Маршака» до Мандельштамфеста.

Платоновский теперь без Бычкова, «Маршак» тоже, трещина в стене построенной империи огромна, сил противостоять царедворцам нет. А не умереть ли? Тем более смерть художника в нашей стране — всегда радость, не правда ли?..

Пьесу «Король умирает» я никогда особо не любила. Конечно, когда Ионеско играли в годы застоя, и мы слышали текст о трещине, которую дало государство, а Король (такой «пациент номер один»), не хочет ничего знать, хотя на самом деле умирает, — это была просто «крамола»!

Потом «Короля» ставил Вячеслав Кокорин в Омской драме с Михаилом Окуневым, но на спектакле Кокорина вдруг вылезала многозначительная, витиеватая пафосность текста. Кокорин тогда как будто не чувствовал страха перед небытием, он скорее был занят серьезным сочинением формы эксцентрической клоунады.

Зато Алексей Слюсарчук в «Особняке» уходил именно в экзистенцию. Перед Дмитрием Поднозовым, как писала Т. Джурова, «не стояла задача сыграть умирающего короля, а режиссер не стремился показать логику абсурдистских связей. Литературная основа использовалась как повод для „путешествия на край ночи“. Акт постижения собственной смертности, сначала на интеллектуальном, потом на чувственном уровне, — внутренний процесс, который в идеале должен был всякий раз осуществляться в Дмитрии Поднозове „здесь и сейчас“».

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

Михаил Бычков поставил не про власть, не про холод смерти, не про «Бог умер», хотя эти темы отсвечивают и создают объем театральной истории. Он поставил Ионеско про свою усталость, про то, что в любой момент могут отказать «ноги», а затем и другие органы (дышать в корсете, передвигаться стреноженным — это теперь национальная забава в режиссерском цеху). И даже если ты еще совсем в порядке (а Король — Камиль Тукаев появляется на сцене бодрым и совсем здоровым, в черной репетиционной одежде), но окружающие уже решили, что тебе лучше умереть, — у тебя и правда откажут ноги.

Честно, я совершенно не ждала такого решения: Бычков одновременно и сужает пьесу, и расширяет ее бесстрашной идентификацией себя с королем Беранже — одновременно диктатором и создателем.

Первую подсказку, впрочем, дает пространство. Небольшая сцена зеркалит ряды партера, даже теряешься — где сесть. Театры полюбили последнее время «отражать» себя: в «1881» отзеркалился Алексадринский, в «9 ряд, 10,11 место» — соответственно, сцена МХТ, вот и камерный Камерный прикинул историю ухода всемогущего короля на себя.

Дальше открытость приема усиливается. Актеры выходят — как на репетицию с листами пьесы Ионеско и начинают читку. Коренная бычковская труппа: Наталья Шевченко (служанка Джульетта), Андрей Новиков (Доктор), Тамара Цыганова (королева Маргарита), Людмила Гуськова (королева Мария), Страж (Борис Голощапов). К ним на репетицию и приходит Король. И садится на свой режиссерский стул-трон. И не очень понимает, с чего это актрисы запели ему: «Все пройдет, и печаль, и радость…»

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

А что такое, почему не работает рация? Кто отключил? Звукоцех?.. Капризное недовольство.

Еще ничего не понимая, с первых минут отмечаешь, что многолетний блистательный протагонист бычковского театра Камиль Тукаев буквально косплеит черты своего худрука: все эти нога на ногу, кулак, подперший щеку на репетиции, характерный жест по разглаживанию волосков на голове… тягучие интонации…

Дальше будут чередоваться мягкая пародия на хорошо знакомого мэтра, драма, экзистенция, иногда это будет прямо — Бычков, иногда сам Тукаев, иногда — любой, имеющий власть, и любой, страшащийся небытия. Тукаев тасует колоду, маски, интонации, лицо его гуттаперчиво меняется: диктатор Беранже — то капризный властный художник, то просто человек, мягкий и приятный, то тиран, из тех, что хотят жить вечно, и лучше пусть земля умрет, а он останется… «Солнце, сожги все!»

Испуг — оторопь — недоверие — властность…

Другое дело, что к театральной теме привыкаешь не сразу, поскольку изначально ее не ждешь, как и аналогий с Воронежским Камерным: ни у кого нет сомнений, что прометеев театральный огонь Воронежу принес именно Бычков, и никакой паутины здесь не висит… Власть, конечно, может прикрутить горелку и позвать специалиста по выклевыванию печени, но от легенды о Прометее уже не убудет… И все же поскольку каждый человек думает о своем старении, естественном исчезновении и искусственном пресечении своей деятельности, темы Ионеско не могут не волновать. В начале спектакля королева Маргарита показывает Королю последнюю страницу пьесы: финал написан, вариантов нет, ты умрешь.

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

И чем будут заняты оставшиеся полтора часа жизни? Сперва неверием, потом осознанием, потом Король будет пытаться привычно и смешно повелевать стихиями, и ему даже принесут деревяшку — театральную молнию из какой-то сказки… А еще его станут посещать воспоминания…

Михаил Бычков с годами из геометра стал лириком, транслирующим через спектакли свои боли. Так было недавно в «Собачьем вальсе» (там его alter ego был Генрих Тиле, рационалист, внезапно для себя и нелогично для своего мощного интеллекта попадающий в плен страстей и стреляющийся от любви и депрессии). Теперь вот в текст Ионеско, изрядно сокращенный, инкрустированы его блиц-воспоминаниями о южном городе юности, первых лифтах, пластинках, польском журнале «Проект», открывшем ему Гротовского… Чистая лирика, «гришковец». Иногда общий свет будет приглушаться — и только в теплом луче, очень не по-режиссерски Тукаев расскажет, каким он, Король, был везунчиком: и очередь никогда не заканчивалась на нем, и в вагоне метро он проехал за несколько минут до теракта, и на режиссерский курс вскочил последним… А потом — и про город мечты Париж…

Но только вот никто из придворных не хочет спасти своего короля от смерти: он казнил отца и братьев королевы Маргариты, он бросил ее ради молодой Марии, он карал, воевал, нарушал слово, не видел вокруг себя ни людей, ни большого мира («Что же было вокруг?!» — реплика финального отчаяния. И очень, очень режиссерская, они же ничего кроме себя и своего театра не видят! Так проходит жизнь).

Сцена из спектакля.
Фото — Алексей Бычков.

Ни в коем случае это не собственно театральная история, Тукаев в роли так протеистичен, переменчив, что порой он и не Бычков вовсе, а властитель, сгубивший страну войнами, окоченевший от страха «великий диктатор»: «А пусть я буду жить даже с зубной болью»! В какой-то момент он просит свиту: «Вы, бесчисленные, научите меня!», — и раздает всем роли. Ведь сколько он ставил про смерть, сколько раз персонажи говорили про нее — может быть, это панацея? И перед Беранже проходят реплики героев и героинь его спектаклей: вот Береника, вот Пимен… А потом в театральный кофр, как в гроб, все кидают папки-скоросшиватели: «Каин», «Зима», «Антигона», «Доходное место», «Дураки на периферии», «Дядя Ваня» — хоронят спектакли, что ставил Михаил Бычков. Они хоронят жизнь, траурная процессия уносит в небытие театр, упакованный в кофр. Роли не могут помочь тебе в главном, ты остаешься один на один с собой. Если бы сейчас Бычков не репетировал пару новых работ, можно было подумать, что это его последний спектакль. Или так он представляет конец…

Но не финалить же пафосно! Ирония, самоирония, на сцену. И ряды театральных кресел зачехляют темной тканью, как обычно чехлят капельдинеры ряды в конце дня, когда зал пустеет. Спеленывают театр и вместе с ним Короля, сидящего в партере. На темную ткань проецируются театральные звезды, среди которых светится крупной звездой лицо Беранже. Он вошел в вечность, он на параде планет! Браво! Нет, все-таки не так, все-таки хочется признания на земле. И Тукаев поднимается по ступеням сценического партера и замирает в кресле на фоне драпировок, придав телу позу глубокомыслия и вальяжной мудрости народного артиста. Такие портреты советских корифеев украшают фойе театров разных регионов, особенно академические… От них веет кладбищем. Нога на ногу, вдохновенный взгляд — в вечность.

К. Тукаев (Король).
Фото — Алексей Бычков.

Возможны варианты… Нет только ответа на вопрос: «Зачем я родился, если родился не навсегда?»

P. S. ЭТОТ СПЕКТАКЛЬ Я ПОСМОТРЕЛА ТРИ ДНЯ НАЗАД.

ЭТОТ ТЕКСТ Я НАПИСАЛА ВЧЕРА.

А СЕГОДНЯ В СЕРЕДИНЕ ДНЯ МИХАИЛ БЫЧКОВ БЫЛ УВОЛЕН С ДОЛЖНОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО РУКОВОДИТЕЛЯ СВОЕГО ТЕАТРА. ОН, ПОСТРОИВШИЙ ЭТОТ ТЕАТР, ИЗГНАН.

ДУМАЮ, ЧТО ЧУДОВИЩАЯ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ ЗАЙМЕТ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ ЦЕНТРАЛЬНОЕ МЕСТО В НОВОСТНЫХ ЛЕНТАХ. НО ПОРАЖАЕТ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ: ИНТУИЦИЯ НЕ ОБМАНУЛА ХУДОЖНИКА, К СМЕРТИ ЕГО ВСЕ-ТАКИ РЕШИЛИ ПРИГОВОРИТЬ. ОДНОГО ИЗ ЛУЧШИХ РОССИЙСКИХ РЕЖИССЕРОВ, СДЕЛАВШЕГО ВОРОНЕЖ ТЕАТРАЛЬНОЙ СТОЛИЦЕЙ.

ПОКА НЕТ СЛОВ. ПОКА ПОРАЖАЕТ ТОЛЬКО СЮЖЕТНОЕ И ХРОНОЛОГИЧЕСКОЕ СОВПАДЕНИЕ…