«Онегин». По роману А. Пушкина.
Театр «Красный факел» (Новосибирск).
Режиссер Тимофей Кулябин, художник Олег Головко
22 и 23 сентября театр «Красный факел» открыл сезон премьерой «Онегин» в постановке Тимофея Кулябина. Мы публикуем в блоге два противоположных мнения о спектакле: проректора Новосибирского театрального института Яны Глембоцкой и петербургской студентки-театроведа Дарьи Макухиной.
МЕЛ И БУМАГА
Действие спектакля разворачивается в кинопавильоне. Но есть в этом павильоне что-то еще: что-то от клиники, тюрьмы, больницы или лаборатории для проведения психологического эксперимента. Онегин (Павел Поляков) — не просто главный герой в спектакле, он его главная проблема. Подопытный ведет себя предсказуемо, все идет к известному финалу, но интересен путь, важны подробности, важен Ленский.
Ленский погружен режиссером в состояние транса сочинителя-импровизатора: в руке у него большой кусок мела, который крошится, рассыпается в пыль в карманах, пачкает его руки, лицо, одежду и все вокруг. С появлением Ленского мелом оказываются перепачканы и все окружающие, включая Онегина, он пишет на стенках, подбирая рифмы. Бывает, что поэт и не добежит до стены, тогда он оставляет письмена в воздухе, совершая рукой и мелом характерные круговые движения, сопровождающие декламацию. В сцене именин мел — предмет пародии: его изображает кусок торта «Наполеон» (разумеется, «Наполеон», — времена-то какие!) в руке Онегина, когда он решает позлить друга. Торт крошится в руке, как мел, и карикатура становится точной и злой. После гибели Ленского осиротевший мел попадает в таз с водой, и Зарецкий (Георгий Болонев) «намыливает» им руки, растворяя белый ком в белой водице. Вместо живого и хрупкого мела Зарецкий вкладывает в руку Онегина кусок гранита — надгробный камень убитого поэта. Онегин в отчаянии пытается писать этим гранитом на стене, но гранит не пишет, а рифмы Ленского уже смыты тряпками уборщиков, пришедших убрать после покойника.
Есть и другой сюжет: Татьяна и бумага. Сочиняя письмо, Татьяна (Дарья Емельянова) мостится на стуле, на столе, принимает причудливые позы, колдуя над словами. Листов много, это черновики, Татьяна сминает их и бросает на пол, но одновременно это — оно, тайное письмо, признание-преступление, огромность которого не помещается на одной странице. Татьяна относит всю эту охапку измятой больной бумаги Онегину. Дарья Емельянова играет замечательно, ее Татьяна угловата, худа, бледна и непредсказуема. В ней есть тайное горение страсти. Пожалуй, сцена с письмом все-таки сыграна с перебором. У Татьяны любовная горячка, но она все-таки не бесноватая. Корчи, стоны, кружения и опрокинутые стулья превращают Татьяну в ведьму, но ведь ее письмо совсем другое — в нем дышит простота и ясность. Это единственный момент в спектакле, который вызвал чувство неловкости и чужеродного вторжения, как будто вдруг по недоразумению Онегин увидел в кошмарном сне мертвую Панночку из гоголевского «Вия».
Несмотря ни на что, спектакль оставляет впечатление цельное и мощное, он дышит свободой театрального сочинительства. Главным событием в «Онегине» становится дуэль, описание которой заслуживает подробного рассказа, но не здесь. Символическая смерть Евгения на дуэли и Татьяны на ярмарке невест объясняет финал. Нет его, финального мелодраматического объяснения! Посмотрели друг на друга он и она с безнадежностью обреченных — и не произнесли ни слова. Глаза ее наполнились слезами, но она взяла себя в руки, повернулась и быстро ушла. Спектакль оборвался, как 8-миллиметровая кинопленка обрывается и плавится в киноаппарате.
EVERY ME AND EVERY YOU*
Глядя на зрителя свысока в прямом и переносном смысле, Тимофей Кулябин представил на большой сцене «Красного Факела» своего «Онегина». Весь спектакль господин Кулябин сидел на балконе, и на поклоны вышел с видом усталого маэстро, как и положено философу в 27 лет.
*Cаундтрек «Placebo» к фильму «Жестокие игры».
Работая над «Евгением Онегиным», молодой режиссер пошел проторенной новаторской дорожкой, что становится очевидным еще до начала спектакля: в фойе зритель может ознакомиться с инсталляцией неясного (высокохудожественного) смысла, на описание которой я не буду тратить время. Три часа публику развлекают прыжками, оглушающей музыкой, фотографиями полуобнаженных женщин, примитивными шутками и даже небольшим видеороликом.
Спектакль начинается с имитации секса под белыми простынями. Характерные стоны и угадывающиеся телодвижения, видимо, призваны шокировать. Не скажу за весь зал, но меня, ребенка Facebook и Placebo ни секс, ни мат, ни курение на сцене не удивляют. В театре это так же скучно, как и в жизни.
Затем зрителю показывают распорядок дня Онегина (Павел Поляков): облачение, завтрак, танцы. И так три раза, три раза по кругу: секс, костюм, завтрак, танцы. В какой-то момент даже подумалось, что этот круговорот будет продолжаться все три часа. Но вот наконец Онегин отправляется в деревню. Пространственное перемещение обозначено раскидыванием сена по сцене. Ленский (Сергей Богомолов) буквально выскакивает на сцену под ритмичную песню Мадонны, и, громко и манерно декламируя свой текст, расписывает серые стены белым мелком. Появление Ольги (Валерия Кручинина) обставлено как выход кинозвезды: фотографы, луч прожектора, платье в стиле Монро. Татьяна (Дарья Емельянова) скованна и неуклюжа рядом с блистательной сестрой. Во втором действии появляется Зарецкий (Георгий Болонев) — список с джазмена-наркомана. И всё, экспозиция мира завершена: серые стены, популярная музыка, типичные герои. Ни определенного времени, ни узнаваемого пространства. На этом фоне самым серым, скучным и неинтересным выглядит именно Онегин, никакой, совсем никакой, с намечающимся пивным брюшком, которого не скрывает потертая черная рубашка навыпуск. И влюбляться тут решительно не во что.
Но «душа ждала кого-нибудь», и Татьяна пишет свое знаменитое письмо. Точнее нет, не пишет. Текст письма «за кадром» читает народный артист России Игорь Белозеров, а Татьяна стонет, мечется, кидается на стены, корчится в муках гормонального взрыва, — и всё это животное, примитивное, немного гадкое, никак не назвать любовью. И, вслед за Пушкиным, я не могу понять: «Кто ей внушал и эту нежность, / И слов любезную небрежность». Отказ Онегина от Татьяны здесь логичен и понятен, ибо что может предложить умному зрелому мужчине самка в период бурного полового созревания? Ничего. В сцене объяснения Онегин говорит с Татьяной как со зверьком, который вызывает лишь жалость и легкую брезгливость. В конечном счете Онегин оказывается прав: Татьяна — не героиня его романа, она пустышка и очень скоро вырастает в блестящую светскую даму, которая следует сложившемуся в свете распорядку: костюм и танцы, без начала и конца.
И в этом мире, где все говорят о любви и никто не знает, что это такое, где Ленский, юный горячий поэт, в ночь перед смертью пишет глупые стишки, где людей стирают из памяти так же легко, как мел со стен, ничто не может развлечь Онегина. Что самое главное, он здесь и не нужен. Вот так за эпатажными и предсказуемыми ходами господин Кулябин-младший прячет трагическую историю о каждом, чей IQ выше среднего. Историю Онегина, историю Печорина, твою и мою историю, историю лишних людей, чей удел — прожигать жизнь в свободное от работы время, не найдя ответа на главный вопрос: «Зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений — лучший свет жизни. И с той поры сколько раз уже я играл роль топора в руках судьбы!»* . Топора для Ленского, топора для Татьяны, топора для самого себя. И в итоге каждому Онегину остается одно: самоубийство. Что и делает в финальной сцене главный герой: направляет струю мощного вентилятора на темный бумажный манекен, оставляя на серой сцене металлический каркас, как символ всего, «что останется после меня»* .
*М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени».
**«ДДТ». «Это все, что останется после меня».
Хочется спросить у студентки Даши Макухиной: Боже, сколько же Вам лет? Что за ханжеско-брюзгливое ворчание и агрессивное неприятие современного театра? Где Вы увидели эпотаж и предсказуемость? 3 Эросцены в начале спетакля-это средство (в сочетании с другими действиями (одевание, еда, танец)) показать уход человека из жизни в глубокую хандру и показано все это было точно и мастерски. И кто Вам сказал, что корчи, стоны и бросание на стену не могут в итоге превратиться в «слов любезную небрежность»»на бумаге? Даша, так часто бывает в жизни, поверьте…:).
Да, и вспоминаются слова Д.Фаулза:»Какой бы справедливой ни была критика, она всегда вершится тем, кто не имеет (евнухом), над тем, кто имеет (создателем).»
А спектакль получился замечательный. Ведь спектакль-это послание. И это послание состоялось, благодаря талантливо выбранным театральным средствам. Спасибо режиссеру. Благодаря таким работам у современного театра есть шанс.
Предупреждение для Serge: обсуждая спектакль, постарайтесь, пожалуйста, не забывать об элементарной вежливости, в противном случае Ваши комментарии не будут опубликованы.
1. Я Вам не Даша.
2. Прочитайте последний абзац.
3. Поздравляю, Вы только что раскритиковали мою рецензию 😉
Секс это не скучно
интересно, почему из этой фразы многие выделяют только секс, а не курение и мат. Фрейду было бы в чем разобраться)
Меня вот больше всего смутило, что нескучный секс изображали в скучных семейных трусах. Ну прямо целомудренный советский фильм про растленную аристократию!