«Петербургские повести». Пьеса А. Букреевой по мотивам повестей Н. В. Гоголя «Невский проспект», «Нос» и «Шинель».
Челябинский Молодежный театр.
Режиссер Иван Миневцев, художник Антон Сластников.

Режиссер Иван Миневцев и возглавляемый им уже пять лет Молодежный театр Челябинска (именно при Иване старый ТЮЗ сменил имя) последовательно и интересно ведут сценический диалог с нашим всем — русской классикой.

Своих современников, к примеру, Дану Сидерос («Черный апельсин») или Игоря Витренко («Я танцую как дебил»), Миневцев предпочитает ставить на Малой сцене, а на большую выходит с Буниным («темноаллеевский» спектакль «Бунин. Рассказы»), Пушкиным (поэтическая симфония «Онегин»), Островским (монструозное сценическое полотно по мотивам «Горячего сердца» и не только под названием «Русское. Островский»). Был еще канувший в небытие спектакль по чеховскому «Иванову», что звался «Идиот» (мне не удалось доказать Ивану, что есть другое сочинение знаменитого русского писателя под таким названием, написанное несколько ранее). Еще был Шукшин в Стерлитамаке, Булгаков в Севастополе…

Сцена из спектакля.
Фото — Игорь Шутов.

Всякий раз очевидны две вещи. Первая — режиссера интересует не только одна пьеса или повесть, но то, что называется миром автора: все грани бунинской ностальгии и старческого сластолюбия, музыки пушкинского слова, мира и мифа, все разновидности и оттенки темного царства Островского. И вторая — взгляд на этот мир именно современного человека, раздумывающего, что в диалоге с «нашими современниками — классиками» интересно дню сегодняшнему. Недаром, берясь за классические тексты, режиссер приглашает в союзники современных драматургов — к примеру, над «Онегиным» он работал с Алексеем Житковским, а над премьерными «Петербургскими повестями» с Анастасией Букреевой.

Есть еще один практически неизменный соавтор — художник Антон Сластников. Его гоголевский Петербург сочетает колорит гравюр XIX века и черно-белый экспрессионизм не столько графики, сколько кинематографа века XX. Черные или пепельные тени, скользящие за прозрачным занавесом еще до начала действия, темная вода каналов, кружево оград, гулкая пустота площадей. Костюмы героев (их автор художница Елена Сластникова) не следуют исторической эпохе со всей строгостью (да и время действия весьма условно), но выдержаны в едином стиле. И что важно: актеры умеют носить свои фраки и шинели, а актрисы — платья и шляпки.

Сцена из спектакля.
Фото — Игорь Шутов.

Героев трех гоголевских повестей, возникающих в спектакле, объединяет не только пространство Петербурга, не только Невский проспект, где неизменно «все обман, все мечты, все не то, чем кажется», но прежде всего — нос. Не столько Нос, убежавший от майора Ковалева (волею художников актер Виктор Федосеев изображает его очень буквально: здоровенный носяра в шинели, разгуливающий по сцене), сколько накладные носы, нашлепки, имеющиеся почти у каждого персонажа. Здесь это некий знак приличия, благонадежности, символ хорошего тона и избранного общества.

Всего лишь свой натуральный природный нос, как у художника Пискарева из «Невского проспекта» или Акакия Акакиевича Башмачкина из «Шинели», — признак некой ущербности, а уж отсутствие носа, как у злосчастного майора Ковалева (Вячеслав Косарев), — полный моветон, недаром потенциальная теща этого героя, штаб-офицерша Подточина (замечательная острохарактерная роль Натальи Антоновой), приходит в полный ужас, узнав про эту потерю. Для кого-то такой сверхнос так же органичен, как партбилет или знаковая буква в иные времена, но есть люди, следующие исключительно голосу души и сердца, а не правилам, установленным светом или начальством.

Сцена из спектакля.
Фото — Игорь Шутов.

Два самых интересных персонажа и две самые сильные актерские работы этих «Петербургских повестей» связаны именно с такими героями тонкой душевной организации, людьми петербургского воздуха и сумрачного света. В художнике Пискареве, каким его играет Денис Саратников, несомненно, есть талант, мужская стать и гордость (он, как никто в этом спектакле, умеет прямо держать спину), но есть и беззащитность большого ребенка (или художника), по-настоящему трагически переживающего крушение мечты, столкновение с пошлой пошлостью жизни.

Акакия Акакиевича Башмачкина играет актриса Ольга Телякова. Конечно, это не первый мужской персонаж в почти бесконечном списке ее ролей. Я не мог не вспомнить, как четырнадцать лет назад она сыграла Илью Ильича в «Артисте миманса» по рассказу Анатолия Кузнецова (режиссер Владимир Оренов). По разным причинам спектакль тот прошел всего несколько раз, а роль была замечательная: с детской обидой на жизнь и детской растерянностью перед ней. Кузнецовский Илья Ильич явно был младшим братом нынешнего гоголевского Акакия Акакиевича. Но в сегодняшнем герое, пожалуй, куда больше горького опыта и смирения.

Впрочем, и радости больше — обретение Башмачкиным новой шинели играется просто как балет радости: Акакий Акакиевич кружит по сцене так, что полы шинели становятся крыльями. Герой может быть самим смирением с любым, даже мнимым, начальством (к примеру, с портным Петровичем), но когда отняты смысл, душа, надежда (все они для него сосредоточены в новой шинели), его отчаянный голос обретает высокую страсть, и в безликой приемной петербургского бюрократа звучит голос трагедии.

Сцена из спектакля.
Фото — Игорь Шутов.

Это по-настоящему ансамблевый спектакль. И повествуя о главных героях, нельзя не сказать о ролях второго плана, заметных и важных в этих «Петербургских повестях». Колоритный домашний философ портной Петрович (Алексей Согрин) и его сварливая супруга (Александра Одегова). Значительное лицо (Андрей Гаврилюк), чья важность так же очевидна, как и ничтожность. Красавица (Екатерина Солнцева), пленившая и погубившая художника Пискарева. Разбитная бандерша веселого дома (Юлия Миневцева). И, конечно, вся постановочная группа спектакля, члены которой не первый раз работают с Иваном Миневцевым и его театром: хореограф Наталья Шурганова, композитор Павел Поляков, художник по свету Павел Ларионов и отвечающий за видеоарт Дмитрий Иванченко.

…А мир русской классики неотменяем и неисчерпаем.