Сегодня 65 лет Светлане Крючковой.

О ней написано столько, что пытаться сказать что-то новое — затея утопическая. Можно, конечно, вновь вспомнить, что она была совершенно гениальной Агафьей Тихоновной в гоголевской «Женитьбе», и рассказать о том, как в ней волшебным образом тихо-тихо «включался» свет, когда возникало чувство к Подколесину, и как потом он гас…

Или вспомнить про мадемуазель Куку в «Безымянной звезде», когда из-под панциря, из-под коросты вырывалась тоска по загубленной жизни…

Или полубезумную бабушку вспомнить из фильма «Похороните меня за плинтусом», невероятную Нину из «Родни» или прелестную миссис Бэрримор из «Шерлока Холмса», новобрачную из «Объяснения в любви» или Мохову из «Утомленных солнцем»… Можно вспомнить ее Купавину, Аксинью, Василису, Ловийсу, Раневскую, Вассу в БДТ…

Есть что вспомнить, слава Богу!

Светлана Крючкова (Агафья Тихоновна). Сцена из фильма.

Я своими глазами видела, как она «вредничала» на репетициях Товстоногова, при котором многие другие актеры не то что возражать — дышать боялись. А этой надо было понимать, и хоть тресни. И он, великий и ужасный, от нее это сносил. Зато иногда он показывал ей, что понять можно далеко не все — и она ему верила.

— Светочка, вот выйдите — и засмейтесь!
— Почему, Георгий Александрович?
— Нипочему. Просто выйдите — и засмейтесь!

…Мне знакомый театральный режиссер, много работавший на Западе, объяснял как-то разницу между нашими и «не нашими» актерами. «Не наш» сперва выполнит требование режиссера, каким бы абсурдным оно ни казалось. А потом уже попросит разрешения показать свой вариант. А наш сразу начинает спорить.

…Она тогда просто вышла, без лишних разговоров, засмеялась, как просил режиссер, и мгновенно «попала в роль», расположилась в ней с комфортом и засверкала.

Я помню ее разной.

Молодой и влюбленной, постоянно кем-то восхищающейся — мужем-оператором Юрием Векслером, Олегом Ефремовым, Никитой Михалковым, Алексеем Германом, Юрием Богатыревым, Мариной Цветаевой, Марией Петровых, Анатолием Эфросом.

Сумасшедшей матерью, не знающей тормозов, у которой ее дитя на первом, втором, третьем и тридцать третьем месте — а все остальное пусть подождет.

Язвительной, артистично передразнивающей популярную актрису, «съедающую» все гласные русского языка, или жестко комментирующей опус очередного театрального или кинематографического «новатора», или оценивающей внезапное количество «близких друзей», возникших сразу после смерти известного своей нелюдимостью мастера… Я видела все ее роли в кино. Даже те, которых почти никто не видел и никто не помнит. Хотя таких ничтожно мало. Потому что и в не самых удачных фильмах она играет так, будто сценарий для нее писал Шекспир.

С. Крючкова (Любовь) и С. Юрский (Фарятьев) в спектакле «Фантазии Фарятьева» (1976).
Фото — архив театра.

Я видела не все, но очень многое из ее театральных работ. И каждый раз поражалась тому, как она умеет вести свою тему, прочерчивать свою линию, даже если спектакль в целом меньше и проще, чем ее героиня.

Об игре большой актрисы можно писать тома.

О том, как сверкнула глазами из-под очков. Как говорит и говорит, не умолкая, играя сварливую несчастную бабу. Как убийственно холодна и жестока в роли великой императрицы. Как пронзительно несчастна в роли брошенной невесты. Как феерично смешна в роли одесской мамаши. Как ужасна и безжалостна в роли домашнего тирана… Она и страшная, и смешная, и трагическая, и прекрасная, и ужасная — всякая. Если ее спросить, откуда все это, она расскажет, как цепко наблюдательна, как умеет запоминать все, что видит в людях. Но это ничего не объясняет в ее таланте. Когда я была моложе и наивнее, я еще спрашивала ее: «Где ты это берешь?» Сейчас уже не спрашиваю.

Потому что она — умная. И обязательно интересно и умно все расскажет и объяснит, и сама будет искренне верить, что все так и есть, как она объяснила. И, тем не менее, это все будет иметь к реальности самое отдаленное отношение.

Мне кажется, что это в ней самой, в ее человеческой натуре намешано всего и столько, что, порывшись в своих несметных кладовых, она в нужный момент, подобно профессиональному старьевщику, мгновенно выцепит нужное изнутри себя самой, вынесет его на свет Божий и предъявит человечеству в новой роли.

Когда о ней пишут, то свободно, без всякой натяжки, оперируют словами «великая актриса», и от этих слов никого не корежит, потому что все понимают: так оно и есть. А я все время думаю о том, что талант ее — огромный, вне всяких рамок и схем — реализован в лучшем случае наполовину…

И это — несмотря на 25 ролей в театре и около 80 ролей в кино.

С. Крючкова (Аксинья) и О. Борисов (Григорий) в спектакле «Тихий Дон» (1977).
Фото — архив театра.

Я даже самой себе, без слов, не умею объяснить, как так получается, что для актрисы ее масштаба у времени — у целой эпохи — нет достойных ролей. Ну нельзя же говорить, что она оказалась крупнее времени, в котором живет? Что она опоздала родиться, застав эпоху великого театра и великого кинематографа на излете. Что она попала в эпоху, когда масштаб и мощь не столько восхищают, сколько страшат, и что режиссеры могут бояться быть задавленными и этим масштабом, и этой мощью.

Времена не выбирают. Это — про нее.

У актрис этого уровня и ранга, способных играть и всеобъемлющую трагедию, и ослепительную комедию, и грозное величие, и падение непостижимой глубины, не может быть ощущения счастливой актерской судьбы. Просто потому, что на них шедевров не напасешься.

Так «неудачницами» в профессии себя ощущали и невероятная Нонна Мордюкова, и великолепная Наталья Гундарева, так не реализовалась даже на сотую долю своего таланта блистательная Екатерина Савинова, так вечными актрисами эпизода всю жизнь прожили Римма Маркова и Майя Булгакова.

Светлане Крючковой повезло в жизни больше, чем многим из них. Ей судьбою было дано немало, а то, чего недодала судьба, она «добирает» сама — читая стихи, доигрывая в них и высокую любовную лирику, так по-настоящему и не сыгранную ею в кино и на сцене, и чистую высокую трагедию, к которой она прикоснулась в своих ролях только краем. Огромная зрительская любовь и профессиональное признание, которыми Крючкова пользуется буквально с первых же своих ролей, — это, конечно, очень важная составляющая часть жизни актрисы.

Но куда деться от мыслей о несыгранных Леди Макбет и Кабанихе, о гоголевской городничихе или королеве Гертруде, о Варваре Степановне Ставрогиной или генеральше Епанчиной? Это уж не говоря об исторических персонажах, которые были бы ей в размер, — царевне Софье, боярыне Морозовой, жене протопопа Аввакума Настасье Марковне…

Что-то невеселые мысли одолели меня в день юбилея любимой актрисы. Что-то мало получается триумфального.

Одно радует: надежда.

Надежда на то, что каждую секунду может свершиться чудо.

Что, откуда ни возьмись, появится кто-то, кто нежданно-негаданно поставит для нее фильм или спектакль. Что вдруг возникнет для нее роль, которая вновь позволит ей взорвать наши представления о невозможном.

Светлана Крючкова находится сегодня в полной силе своего божественного таланта, строгого художественного вкуса, понимания своих возможностей и владения этими возможностями.

Дело осталось за малым: за чудом!