«Буря». По мотивам пьесы У. Шекспира.
Театр «Талия» (Гамбург) на Международном театральном фестивале имени А. П. Чехова.
Режиссер Йетте Штекель, сценография Флориана Лёше.

Волшебника Просперо в этом спектакле играет 76-летняя Барбара Нюссе, актриса Марталера, Херманиса, Персеваля. Мужская роль в шекспировских пьесах для нее далеко не первая — она уже была и королем Лиром, и Полонием.

Бледное лицо, седые взъерошенные волосы, такая же седая борода. Но несмотря на нее, Просперо Нюссе — как будто бесполое существо. В нем много женского, нежного, смиренного. Миранда ложится к нему на колени, и тот по-матерински гладит ее.

Спектакль начинается как грустный цирк. Просперо в черном фраке и широких брюках с сильно завышенной талией. Калибан — худой, высокий, в лоснящемся желтом костюме, в красных носках и черных кедах. А один ботинок представляет из себя тяжелую «котурну», которая, как гиря, не дает оторваться от земли, и звук которой при движении заполняет все пространство и устрашает. Ариэль, опустошенный, весь в белом и в «маске» из белил, спускается к Просперо на тросе из директорской ложи театра. Впрочем, сам Просперо опустошен еще больше. Они устали не только друг от друга, но и от самих себя.

Сцена из спектакля.
Фото — А. Куров.

И вот духи поднимаются по стенам и исчезают в черноте колосников, а перед нами те, кто терпит кораблекрушение. Но никакого корабля нет. Вместо него — горчично-желтые, обитые мягким упругим материалом «соты» квартир, а в них — в прямом смысле квадратно-гнездовое существование, хотя наличие множества люков и отверстий позволяет обитателям свободно проникать из одной ячейки в другую. Эти комнатки, похожие на космические капсулы будущего и, казалось бы, полностью очищенные от быта, герои быстро обживают и делают почти уютными: бурно выпивают, спят, завернувшись в одеяла. С этого момента шекспировский сюжет начинает обрастать реалиями современности, и именно этот — такой узнаваемый и такой измученный — мир открывает для Миранды Просперо.

У каждого героя — монолог о себе, который он под живой оркестр Prospero’s Band пропевает в стиле хип-хоп. Автор этих монологов — британская поэтесса и исполнитель в жанре художественной декламации Кейт Темпест.

Сон, как рука в перчатке, мешает видеть / Свет, что так ярок и свеж, что лучше дрыхнуть, // Но кто-то застрял, как затычка в бочке // Что же мне сделать, чтобы проснуться?/О, деньги / О, деньги / О, нефть // Планету трясет и корчит / И жизнь лишь игрушка / Облатка праха // Каторга // Каторга / Я не вижу ее окончанья // Только // конец / Как здесь цвести чему-то? / Когда дикари умирают в пустынях, / Чужим отдавая пространство, // Строй // стройся / Рушь, что найдешь, что тревожит // Ни грана любви в этой травле заради денег // Здесь / на земле, / что не стоит даже / послать подальше.

Мигранты, терроризм, занятия йогой, дети, подсаженные на седативы. Антонио — крупная фигура фондового рынка. Фердинанд занимается пиаром, сидит в тиндере и не пренебрегает мимолетными связями: «Я тренируюсь, ем рис с овощами, но думал, что моя жизнь будет значить больше». С одной стороной, авторы спектакля не боятся открытой иллюстративности, с другой, наполняют эти длинные «брехтовские зонги» рефлексией и самоиронией.

Сцена из спектакля.
Фото — А. Куров.

Реплики «слушай внимательно: мы производим дерьмо» или «весь мир — паршивый любительский ансамбль» в духе «новых рассерженных» диагностируют гибель мира, потерять который не жаль. При этом наступление последних времен сопровождается не столько нежеланием жить, сколько отказом от ответственности: «Не наше дело сделать это место лучше». Просперо Нюссе, как дирижер, наблюдает за этой агонией из оркестровой ямы и лишь изредка комментирует происходящее: «Ад опустел, все черти здесь».

В финале Ариэль смывает с Просперо грим, чтобы заново нанести его уже с полосками красных слез, и кладет на черную землю: это не Просперо отпускает духов, это духи прощаются с ним. Затем маг, как в начале спектакля Ариэль и Калибан, поднимается на невидимых тросах по стене в дымную темноту. Режиссер — 36-летняя Йетте Штекель, закончив Театральную академию в Гамбурге в 2007 году, стажировалась в ГИТИСе, а сейчас работает во многих немецких и австрийских театрах, в том числе в берлинском Дойчес театре и венском Бургтеатре. С недавнего времени ставит спектакли и в опере. «Буре» Штекель тоже дала музыкальный подзаголовок — «колыбельная для страждущих». И несмотря на всю ярость хип-хопа и взрывную, а вовсе не усыпляющую энергию этой «Бури», в последней сцене ее Просперо дарит всем пусть не слишком оригинальное, но все же успокоительное: «Суть жизни — в том, чтобы жить», что сопрягается с финалом пьесы- первоисточника, в котором, как известно, милосердие оказывается сильнее мести.