«Охотинские. Мужской род».
Музей судьбы русской деревни в селе Учма Ярославской области.
Режиссер и автор идеи Елена Наумова, куратор Иоанна Мещанинова.

Учма — крошечное село в Ярославской области, где, по данным Википедии, зарегистрировано всего 30 человек, а зимует и того меньше — около 20. Здесь супруги Василий Смирнов и Елена Наумова по собственной инициативе открыли Музей судьбы русской деревни, миссией которого они называют возможность дать голос тем, кто этого права всегда был лишен, — тем, кто жил в Учме, и кто был и есть ее история. В 2020 году музей стал лауреатом премии «Европейский музей года» со специальной формулировкой жюри — «музей, вызывающий эмпатию, рефлексию и чувство причастности к большому миру».

Кадр из видеоспектакля.

Кажется, что сказать точнее просто невозможно. Учма — маленькая, но чувство причастности к большой истории здесь ощущается в полной мере. Создается впечатление, что время здесь идет особенным образом — будто бы оно все время расширяется, впуская в свое пространство множество звучащих голосов, тех, что были, есть и, наверное, будут. В музее работает несколько постоянных экспозиций. Первая — «Один день из жизни деревни», где можно посмотреть на полуграмотные доносы, написанные корявым почерком, одежду и игрушки начала прошлого века, послушать голоса людей, которым тяжелый деревенский быт знаком не понаслышке. Вторая — «Своя лодка. Старухи о любви» в старом бревенчатом амбаре XIX века, поделенном на импровизированные зоны-комнаты. В каждой — обычные вещи, ничем не примечательные, но несущие лирическую ценность для героинь инсталляции — старейших жительниц Учмы, голоса которых звучат в записи в «комнатках». Старухи рассуждают о жизни, о любви, привязанности, привычке. Настоящий хор уходящей женской натуры.

Новый проект, жанр которого создатели определяют как «документальный видеоспектакль-застолье», стал своеобразным ответом «Старухам». В центре внимания спектакля «Охотинские. Мужской род», как не трудно догадаться из названия, мужчины — жители Охотинского сельского поселения Мышкинского района Ярославской области.

Кадр из видеоспектакля.

Зрителей собирают в просторной комнате старого деревенского дома, в которой стоит несколько школьных парт годов 1950-х, застеленных скатертями в красно-серую клетку. Своеобразной увертюрой к спектаклю становится речь Елены Наумовой, из которой мы узнаем, что дому приблизительно 130 лет и жил в нем раньше председатель колхоза Николай Евгеньевич Молчанов. Когда-то из окон этого дома была видна улица, где молодежь собиралась по вечерам поболтать и полузгать семечки. Взращивал для своей большой семьи Николай Евгеньевич и большой лес, но красноармейцы срубили его во время революции: Молчанов попытался спасти деревья, но у него не вышло — вернулся домой и его хватил удар. Спустя сотню лет мы так же смотрим в окно дома Молчанова на центральную деревенскую улицу, но нет там ни людей, ни леса — все вырублено, деревня лишена корней и вымирает.

Зрители рассаживаются за столами, и на окна опускается экран: вместо только что пустовавшей улицы — лица деревенских мужиков от 50 до 93 лет, последних на здешней земле. Все дети разъехались по большим городам, будущего у деревни нет. Перед экраном стоит длинный, накрытый нехитрыми угощениями стол — соленые огурцы, квашеная капуста, дуранда (подсолнечный жмых). Получается, что зрители оказываются по одну сторону стола, а мужики на экране — по другую (сценография Василия Смирнова). Сакральная ситуация застолья, совместного принятия пищи — попытка реконструкции больших деревенских праздников, проходивших раньше как минимум два раза в год, на окончание посевной и на сбор урожая. Мужики снимались с едой: кто-то сам выбирал, с какой именно (например, создатель музея Василий Смирнов в кадре ест мороженое, которого ему не хватало в детстве, поэтому любовь к нему осталась на всю жизнь), кому-то продукты предлагала команда спектакля (видеограф Александра Соколова).

Кадр из видеоспектакля.

Зрители обедают в режиме реального времени: им приносят суп, хлеб, закуски, второе и чай со сладостями. Во время подготовки к спектаклю его создатели записали 32 интервью (интервьюеры Павел Половов и Анастасия Патлай), но из многочасовых разговоров смонтировали час записи — этого времени хватает как раз на обед из трех блюд под неторопливо идущую беседу (драматург Мария Варденга). Мужики говорят обо всем, как это бывает на праздниках, когда собирается много народа: про охоту, рыбалку, про семью и безвозвратно ушедшее прошлое — про работу в колхозе, про жизнь в деревне и городе, про любовь к родному краю и особенности национального характера, про рейдерский захват колхозов в конце 1990-х — начале 2000-х и про гибель земли. Видео не синхронизировано со звуком: сопоставить, кто и что именно говорит, невозможно. Это коллективный мужской портрет жителя деревни — последних народных умельцев, которые могут и дрова рубить, и сено косить, и с медведем управляться. Такая механика связана и со спецификой работы с мужской натурой: они более закрыты, более застенчивы, чем женщины. Кому-то неловко говорить на аудиторию, кому-то некомфортно есть публично — в общем, свои особенности. Создатели говорят, что не все мужики видели конечный результат — стесняются.

Кадр из видеоспектакля.

«Охотинские. Мужской род» — сайт-специфик-инсталляция, существующая на стыке музея и документального театра. Пространство и текст совместно работают на раскрытие образа героя — не только последних мужиков Охотинского сельского поселения, но и самого села Учмы, — а через его призму — российской деревни вообще. Еда — важнейшая часть жизни деревенских жителей: то, что они сами выращивали, доили, сеяли, им же сложнее всего и доставалось. Еды все время не хватало: эти люди знают, что такое голод. Еда —сакральный артефакт, через который выстраивается коммуникация народа. Она же становится в спектакле и инструментом партиципации: сложно не стать соучастником деревенского сообщества в ситуации общего застолья. Спектакль погружает зрителя в незнакомую ему среду, но не нарушает привычную жизнь места, а скорее восстанавливает ее за счет театральных практик: деревня, пусть всего на час, но снова наполняется людьми, они снова сидят за одним столом, едят и просто говорят — узнавая больше о недоступных, непересекающихся в реальной жизни мирах. Реконструируя ушедшую жизнь деревни, бережно и деликатно, создатели спектакля так или иначе предлагают зрителям занять определенную позицию по отношению к гибели земли и исчезновению деревень, задуматься о собственном прошлом, истории, корнях. Мир, в который приглашают зрителей, не давит и не навязывается — он просто существует и впускает в себя гостей, но через это подключение возникает и необходимость интерпретации среды, в которую зритель погружается.

Кадр из видеоспектакля.

В экспозициях музея Учмы так много подлинного и настоящего, что начинает стираться собственная городская идентичность, а на ее место приходит чувство единения с окружающим миром — как будто, действительно, время и пространство начинают жить по иным законам, в которых чувствуешь себя частью большого мира, не имеющего границ. Учма — место нетеатральное не только в институциональном смысле, но и вообще — не примечательное, не центральное, не героическое. Но именно эта неисключительность позволяет местным театральным проектам манифестировать уникальность каждого человеческого голоса и каждой улочки в любом населенном пункте, открывая пространство, обращая внимание на его историю и историю его жителей, заново конструируя их ценность и знание о них.