«Карина и Дрон». П. Пряжко.
Театральная лаборатория «Угол» (Казань).
Режиссер Дмитрий Волкострелов.

Тут схвачена психофизика современного тинейджера. Так говорят, общаются, так ощущают себя в пространстве новые дети. И основное завоевание Волкострелова — попытка передать систему восприятия, не знакомую зрителям, не данную им в ощущениях. Играют подростки — студенты театрального колледжа. Вся аудитория принципиально старше артистов.

Герои — хрупкие молодые люди, каждый из шестерых стоит на отдельном постаменте, телесно не соприкасаясь с другими. Это спектакль про отсутствие потребности в телесном контакте, про страх сближения. Артисты только отрабатывают ритуал прощания — бесконтактный обряд жестикуляционной коммуникации без попытки приблизиться. Вытянутые кулаки налево-направо, большой палец вверх-вниз-налево. За спиной у каждого артиста — то загорается, то гаснет белый экран: это экран смартфона, который зажигается на короткое время активности и гаснет по умолчанию. Ритм общения — ритм необременительной переписки. Обрывки фраз, тонущих в пространстве невосприятия. Сигналы в пустоту, не достигающие своего эффекта и не настроенные на результативность. Слова, которые глохнут в бесконечном шуме города. Слабые силы человека перед сильным городом, который стал самостоятельно думающим, дышащим, изменяющимся в пространстве и времени Левиафаном. И этому Левиафану для автономной жизни человек уже не нужен.

Сцена из спектакля.
Фото — Л. Файзуллина.

Аудиосреда спектакля — это ворчание индустриальных шумов, неумолкающий ротор города-робота. Как ни кричи, как ни добивайся своего, любые слова, любые сообщения потонут в фабричном шуме. Не стоит и стараться, если коммуникация потеряна. Важно произнести что-то, но уже не важно услышать реакцию. Пьеса Пряжко — диалог, который не строится не из-за неумения драматурга, а из-за того, что у героев нет задачи построить диалог. Это не конфликт и не полилог, это общение фраза за фразой, где нет никаких соединительных связей. Герой не сражается с миром, герой не пытается быть расслышанным, герой просто существует, не обременяя других своим существованием. Не интересуясь, отражается ли его поведение хоть в чем-то.

Экраны подсвечиваются фонарями, но луч света сперва отражается в зеркале, а потом ложится на белый холст в обратной проекции. Это сложная система отражений переадресовывает нас в бесконечный фрактал, в горизонты, которые бессмысленно повторяются и существуют сами по себе, без присутствия человека. Язык перестает быть средством коммуникации, и головки фонарей, синхронно поворачивающиеся к нам в финале спектакля, словно на поклоне, кажутся более живыми, чем новые люди.

Сцена из спектакля.
Фото — Л. Файзуллина.

Это спектакль про эмо-провал, про эмоциональный тупик, отсутствие потребности в другом. И, честно говоря, глуповато будет выглядеть человек, который, взглянув на этот феномен, скажет что-нибудь обвинительное в сторону этих новых детей и их свойств или заведет речь о насильственной архаизации. Аутизм современных подростков — прямая реакция на тот мир, который взрослые оставляют им. Выкарабкиваться из этой эмоциональной ямы им предстоит уже самостоятельно, тут репрессивные папины рецепты не подействуют. Очень важно, что Волкострелов демонстрирует, кроме всего прочего, хрупкость, ломкость этого мира ребенка. Кинешь камень — и зеркало разобьется, разобьется экран смартфона, как фарфоровое лицо. Эти дети предпочитают говорить «сп с» вместо «спасибо» с одной лишь целью: занимать в жизни все меньше пространства, стать невидимкой, цифрой в интернете, не быть уловленным в сети, которые раскинул враждебный океан вокруг. Океан, которому человек уже не нужен даже в качестве жертвы.