Сегодня 100 лет одному из самых легендарных завлитов СССР — Дине Морисовне Шварц. В легендах нам досталось несколько (московские Ляля Котова, Галина Боголюбова, были и у нас свои, например Галина Абрамовна Горохова в Ленсовете). Но, несомненно, Дина Морисовна была вне конкуренции, она была такая одна, была, что называется, классика жанра, того жанра, который почти исчез…

Нынче трудно объяснять кому-то что-то про завлитство: институт этот исчезает, вместо литчастей теперь — пресс-службы, а вместо завлитов — обслуживающие процесс девочки и женщины разного возраста, «принеси-подай». Редко-редко где встретишь завлита-идеолога и зоркого охотника за свежим материалом, человека, понимающего театр как репертуарную стратегию. На старости лет, в прокуренной комнатушке на боковой лестнице БДТ, от пола до потолка заваленной пьесами, уже когда давно не было Товстоногова, смоля папиросу за папиросой, Дина Морисовна продолжала читать по две пьесы в день. Сколько-то (немыслимо сколько) чашек кофе — и две пьесы. Всю жизнь. Тысячи!

Дина Шварц. 1950-е годы.

Эту почти всю жизнь Дина Морисовна, выпускница первого театроведческого набора Ленинградского Театрального института, пережившая с ним блокадную зиму и эвакуацию, — верно служила Г. А. Товстоногову и БДТ. Да, это она, обвязавшись платком и имитируя зубную боль (давя на жалость) пришла к Александру Володину клянчить только что написанные «Пять вечеров». Да, это в нее, по легенде, он кидал страницы, которые казались ему еще черновиком, а она ползала и подбирала их, и это было ей не зазорно, ведь назавтра пьесу прочел Товстоногов — и БДТ первым выпустил спектакль, обогнав «Современник». Сила тогдашних завлитов была в связи с машинистками ВТО, которым драматурги приносили на перепечатку рукописи, и надо было заранее подкараулить и договориться о пятой закладке, чтобы завтра с поездом полуслепой экземпляр уже читала она… Об этом рассказывали — как о захватывающих детективах: уже с утра первый звонок был им, а дальше ласковое щебетание с Арбузовым-Зориным-Гельманом — мол, как здоровье, не заканчиваете ли пьесу… Сама Дина это все рассказывала.

В 1970-е Товстоногов описал историю их встречи: «Когда я ставил свой первый спектакль в Ленинградском театре им. Ленинского комсомола, директор театра предложил мне пригласить на должность завлита одну молодую сотрудницу Управления культуры. Впервые я увидел ее во время прогона. Она плакала. И не в сентиментальном, а в самом, казалось бы, неожиданном, неподходящем для слез месте. Это было переживанием самой сути. Я подумал тогда: этот человек понимает искусство. С этой минуты мы работаем вместе с Диной Морисовной Шварц, и я не представляю своей работы вне этого содружества. По многим причинам.

Разумеется, она с достоинством несет обширные тяготы завлитского труда и прекрасно ориентируется в идейно-творческом движении театра, в великих сложностях репертуарного строения. Очень важно, что столь ответственная часть нашей общей работы находится в столь надежных руках. Но ее участие давно уже стало для нас необходимым во всем, что касается творческой деятельности коллектива. Нам не обойтись без нее. Для меня она — первый советчик, то зеркало, на которое каждому из нас бывает необходимо оглядываться. Ее амальгама отражает чисто, верно и глубоко.

Свои спектакли я могу ставить и без ее помощи. Но мне невозможно представить себе, как без ее участия я мог бы строить свой театр».

Дина Морисовна была преданнейшим соратником Г. А. Товстоногова. Беззаветным настолько, что мне по молодости лет (да и теперь) эта преданность казалась toо much, тогдашние завлиты (да и некоторые нынешние, кстати) пугали нас, молодых критиков, они кидались защищать своих худруков, буквально царапаясь ногтями и орудуя локтями, объективность взгляда была отменена. Отчетливо помню Дину Морисовну во дворе ВТО, кричащую на весь двор с простертой рукой: «Это Дмитревская! Она ругала Георгия Александровича!»

Дина Шварц и Георгий Товстоногов на репетиции, 1980-е годы.

Могла ли я тогда, в середине 80-х, предположить, что через десять лет мы будем сидеть все в той же каморке Дины, и она, в год своей смерти, будет уговаривать меня прийти завлитом на ее место?… И расскажет, что тогда, давно, ее вызвал Товстоногов и сказал: «Дмитревскую не трогай», и прибавил несколько комплиментарных слов про мои тексты. А сидели мы с ней в сезоне 1997/1998, потому что тогда в БДТ пришел ставить «Аркадию» Эльмо Нюганен, и Дина, как и многие, была свято уверена, что привела его я (это было правдой лишь наполовину, я лишь подтолкнула этот сюжет Кирилла Юрьевича Лаврова, но в театр мы с Эльмо пришли вместе, мое участие было условием Нюганена). И вот тут (ради будущего спектакля!) Дина Морисовна усахаривала, пасла и любила меня — как, надо полагать, каждого, кто мог принести удачу театру. Я в пору «Аркадии» (единственные полгода в жизни!) вела дневник. Сейчас перечла и поняла, что за несколько месяцев охоты за актерами и поисков Томасины тоже стала «завлитом-пираньей», интриговала, чтобы «Аркадия» не появилась в Александринке в параллель с БДТ (у Саши Галибина была идея), уговаривала актеров, Петю Семака, плела интригу, чтобы Томасину сыграла театровед Катя Гороховская и всякое такое прочее. Ради спектакля ж! И вот тут Дина (при жесткой поддержке Кочергина) начала уговаривать меня прийти ей на смену: видимо, почувствовала что-то родное в моей хватке. Естественно, я отказалась (критика и завлитство как были несовместимы, так, по-моему, и есть).

До премьеры «Аркадии» Дина Морисовна не дожила, мы хоронили ее в период репетиций, и именно на ее поминках кто-то напомнил мне, что у Дины была идея: «Перед заходом солнца» с Кириллом Юрьевичем Лавровым, и чтобы ставил Гриша Козлов. Она и после ухода как бы продолжала формировать репертуар… И через три года, вспомнив эту ее затею, я подсказала ее Ларвову — и снова на год стала завлитом спектакля в БДТ. Есть все-таки что-то странное в этих сюжетах…

Сегодня БДТ презентовал новую премию — имени Дины Шварц. На первом этапе рассматриваются синопсисы, потом отобранные идеи превращаются в пьесы для БДТ. Из них будет выбрана лучшая с условием постановки на сцене товстоноговского театра. Уже не надо караулить драматургов и обвязывать щеку шарфом, а жаль, было в этом что-то неизъяснимо прекраcное и человеческое! Тема первого конкурса — городская среда. Драматурги, вперед!

Дина Морисовна всю жизнь вела дневники. Они опубликованы книгой. Но мы в «ПТЖ» напечатали их первыми, из рук дочки Дины Морисовны Лены Шварц, как ее публикацию, сразу после смерти Дины Морисовны.
Вот эти заметки… Читайте!

О ПОТЕРЯХ

Г.А.Товстоногов, Д.М.Шварц и Алеша Лебедев. 50-е годы.
Фото из семейного архива

Потерь человеческих уже столько, что жить становится неинтересно. Тем более работать в театре, где были такие любимые, талантливые, как Луспекаев, Копелян, Медведев. И милые «большедрамовцы»: Карнович, Рябинкин, Михайлов. А ушедшие? Смоктуновский, Юрский, Доронина, Борисов, Тенякова. Каждому отдан кусок души, любви, восхищения. Не думала, что смогу работать без Юрского. Это я его привела в театр после смерти Юрия Сергеевича, его отца. И каждый его успех был для меня личным праздником. Он меня удивлял, его рост непостижим — Чацкий, Илико, Полежаев — я всегда ожидала от него многого, но он превосходил мои ожидания. А потом этот злосчастный налет его на режиссуру. Он и тут хотел быть великим. Но это не состоялось. Человек с врожденным профессионализмом стал способным дилетантом, не более…

Арбузов… Без него для меня Москва опустела. Скучно невыразимо. Лучший в мире зритель. Лучший собеседник. Он многое понимал, а про театр знал все. Многое выразил в пьесах, но не все. Он был больше даже самых лучших своих пьес. Плохо без него в театре — вообще.

Все говорят — пиши. Конечно, надо. Многое помню. Но вот люди уходят, а я так мало о них успела узнать. Вампилов, Тендряков, Абрамов… Какие бездны были в каждом.

Я их знала, но не знаю. Все время ощущение обрыва, преждевременности, невысказанности.

Читать далее