«Дважды порывался я к вам, но карантины опять отбрасывали меня на мой несносный островок…» Конечно, сейчас не осень, и не болдинская, и никто из нас не Пушкин, и вряд ли коронавирусу суждено родить «Маленькие трагедии». Но есть подозрение, что нам, людям театральным, привыкшим к движухе, общению, работе на людях… ну, вы понимаете, — карантин непривычен более, чем кабинетным ученым или фармацевтам. Новый формат каждый переносит по-своему. Мы начинаем серию публикаций — опрос людей разных театральных профессий о том, как они переносят самоизоляцию, как на их жизни отразился режим карантина, чем они занимаются или не занимаются, и что думают о ситуации, в которой все мы оказались…

Александр Новиков, актер Театра им. Ленсовета

«Прикажи, Лизанька, карету закладывать, и поедем прогуляться», — требует героиня пушкинской «Пиковой дамы» графиня Анна Федотовна. Просьба, по нынешним временам, изрядно крамольная, тем более что графиня очевидно в группе риска по возрастным показателям. Эх, остаться бы графине дома, не пришлось бы с бала возвращаться, может, и с Германном не так бы драматично встретились…

«Остаться дома!» Совершенно другой смысл поселился в этих словах. И вот все дома… И из тьмы прав и свобод у нас остались право и свобода мыть руки! Что, кстати, не так и страшно, как нам казалось прежде… Но, умывая руки, очень многие коллеги почему-то всерьез озаботились тем, что почтеннейшая публика по результатам эпидемиологической разлуки их забудет, и стали напоминать о себе видеоотчетами о собственных городских и дачных заточениях. Кто помнил — не забудет и будет ждать, сколько нужно, а кто забудет — не сильно помнил… Наверное, так…

А вот старуха-процентщица (дама тоже, кстати, из группы риска по сопутствующим заболеваниям и работающая нередко на удаленке) собиралась выйти из дому, да передумала, а тут как раз Родион Романович некстати со своим топором. Так что как повезет…

Давайте затаимся дома! Затаимся! И, как говорит Порфирий Петрович: «Добрых мыслей… Благих начинаний…»

Виктор Рыжаков, художественный руководитель театра «Современник», профессор Школы-студии МХАТ

Похожее чувство на несколько секунд впервые я испытал на Камчатке, когда землетрясение поразило город… И вот опять тот же привкус беды. Ощущение рушащейся под ногами земли… Пожалуй, спасает лишь одно: все то, что с нами происходит, важно. И то, что происходит сегодня, пожалуй, еще важнее, чем вчерашнее беспокойство о повседневном и насущном. Сегодня мы все вместе, почти одновременно, что случается крайне редко в жизни человечества, думаем о будущем. О своем! Да! Но завтра — есть шанс, что мы подумаем все вместе и о НАШЕМ будущем. Возможно, именно сейчас, находясь в эпицентре трагических событий, мы способны осознать что-то самое главное, получить доступ к простым человеческим смыслам, о которых, мне кажется, мы все порядком подзабыли в нашей вечной гонке за временем. Сегодня нас всех остановили. Спешить больше некуда, да и ни к чему. А значит, есть возможность остаться не только со своими близкими, со своими семьями, но побыть наедине и с самим собой. Вслушаться, вглядеться в себя по-новому, побыть в тишине. Помолчать. Ощутить всю ложность всех тех жизненных приоритетов и правил игры, которые мы навязали друг другу.

Закрытие театров, музеев и других центров культурной жизни по своей сути трагично. И в то же время — просто необходимо. Потому что важно сделать все возможное, чтобы как можно меньше людей пострадало от эпидемии. Быть может, это позволит нам разбудить потерянную нами потребность беречь друг друга. Важно успеть попробовать излечиться и от страшной болезни, которую мы уже имеем, — бездушия. Человеколюбие больше не главная ценность. Мы разучились ценить саму эту жизнь. Разучились чувствовать мир. Но очень хорошо научились его потреблять. И это касается всех нас, всех без исключения. При всей трагичности наступающей новой реальности — как экономической, так и социокультурной — важно принять ее как некий дар. По-старому мир уже никогда не будет жить. Все, все, все изменится. Мир изменится. Но если все-таки нам вдруг удастся за эти дни качественно изменить наше отношение к этому миру, то у нас появится мизерная надежда, что изменится и наше будущее. А пока деньги побеждают нас.

Вот об этом мы «бессловесно» и пытаемся говорить друг с другом на наших онлайн- репетициях, которые не в силах остановиться, какими бы нелепыми без нашего физического ПРИСУТСТВИЯ в пространстве друг друга они ни казались.

Олег Лоевский, арт-директор фестиваля «Реальный театр», член Экспертного совета «Золотой Маски» — 2020

Уже 10 лет я не был дома в Екатеринбурге больше пяти дней, кроме фестиваля «Реальный театр». Но даже когда я приезжал в Екатеринбург, меня трудно было застать дома — внуки, театр, клуб коллекционеров. И вот… Ощущение странное. Не надо никуда бежать и бежать некуда. А хочется. Но если обстоятельства нельзя изменить, с ними надо смиряться. Открылись новые горизонты — непрочитанные книги, онлайн-трансляции, сериалы, компьютерные игры, но главное творчество — кухня. Приготовление различных блюд: плов, солянка, минестроне, форшмак, куриные щи, магазинские пельмени… Надежда похудеть умерла, пойду посплю в третий раз.

Кирилл Крок, директор Театра им. Евгения Вахтангова

Очень странная для меня лично ситуация. Я привык жить в очень активном режиме, когда каждый день расписан, каждый день происходят какие-то события, важные встречи в театре, на которых ты должен присутствовать. Ты только и думал — как в этот ритм встроиться, ничего не упустить, я уж не говорю о том, чтобы успеть попасть к коллегам на премьеру и что-то посмотреть. Всегда была дилемма: идти куда-то или смотреть что-то в своем театре. Поэтому, честно говоря, пытаюсь сейчас найти себе место и как-то себя реализовать. Пока это место на даче, третий день самоизоляции, провожу время в деревенском покое и тишине. Мы все должны понимать, что процесс заражения только пока увеличивается, пик впереди — и нет сомнений, что нам продлят самоизоляцию, раньше 1 мая театры работать не начнут, а я слышал уже прогнозы, что это произойдет не раньше 15 мая. Но мы страна северная, у нас есть традиции, летом люди неохотно ходят в театр, так что у меня прогнозы на восстановление театрального рынка и полноценной театральной деятельности — дай Бог, к сентябрю. Потому что — скоро лето…

Ася Волошина, драматург

Помните, как Толстой написал, что человеку нужно три аршина земли (это на могилу), а Чехов на это ответил, что человеку нужен весь земной шар. Толстой был тогда уже стар, а Чехову старым быть не довелось, Чехов был молод; но уже был Чеховым.

Так вот это чувство. Необходимости всего земного шара. Разлученности с земным шаром. Разрыва связи с ним. Трагическое оно? Смехотворное? (В том смысле, что земному шару до тебя (до меня) какое дело?) Не знаю — лишь пытаюсь зафиксировать ощущение. Сингулярное ощущение. Это ведь небывалый парадокс, когда главная (да что там — единственная) просьба мира к тебе: «Пока отцепись — хорошо?» «Участие» через самоустранение; самообнуление; выключение. (Оставляю здесь за скобками благотворительность; чем-то, кому-то каждый из нас все же может помочь, но в целом…) Мир лежит больной, а ты в окошки на экране смотришь за его смертями; за борьбой со смертями. Испытываешь боль. Или не смотришь; не испытываешь; смотришь сериал. Ничего от этого не меняется. Рок ставит героя на место причудливым способом. Говорит ему: ты вообще не герой. Ты так — зевака, зритель. К рампе не подходи. (Впрочем, теория театра утверждает, что действие спектакля разворачивается в зрительном зале, в голове смотрящего.)

Еще это, конечно, похоже на идеальную симуляцию для писателя. Даже стыдно. Нет, правда, есть какая-то несправедливость (привилегия, за которую неловко). Драматург от своих «средств производства» не отлучен. Сиди и пиши себе (хоть бы и в стол). Осмысляй реальность, не отвлекаясь на участие в ней. Вызов? Да, вызов. Да, не факт, что удастся, да, страшно. Но есть все возможности. Режиссерам, артистам, художникам, даже критикам, конечно, настолько сложней!

Еще: да, так много всего уникального можно смотреть в трансляции — да. Но есть и тоска от того, что замерли спектакли. Скучать по спектаклям как по людям — это извращение? Даже если не пересматриваешь эти спектакли, даже если не встречаешься с этими людьми — знаешь, что они есть. А сейчас? Спектакли, которые снимают с репертуара, — ясно, куда уходят они. В историю театра — глобальную или домашнюю, долгую или «забыть как страшный сон». А нынешние замершие спектакли? Вопрос к теоретикам театра. Но без некоторых прямо плохо. Без их существованья где-то там. Было ли время за время существования театра, чтобы театр был поставлен на паузу в мире везде? — вопрос к историкам театра.

Еще (в таком опросе ведь надо поделиться чем-то прямо личным — вот этот абзац): не успела купить ватман. Я обычно расчерчиваю пьесы на листе ватмана перед тем, как начать писать. Не успела купить. Но потом вспомнила: где-то должен был заваляться рулон обоев. У меня есть рулон обоев! А потом вспомнила, откуда взяла несколько лет назад лайфхак с ватманом (видоизменив первоисточник). Из музея Андрея Белого. Андрей Белый чертил огромные схемы на полотнищах обоев (sic!). Закольцевалось, что мне кажется красивым — маленькая домашняя радость. Пьесы мои (по крайней мере, те, которые я сама люблю) вроде бы в новой реальности не теряют, а наращивают смыслы. А вот мой роман в одной стране Восточной Европы — тот пока, увы, наоборот. Но пьесы, разумеется, важнее.

Я не очень понимаю, в пессимистичном или оптимистичном тоне высказалась. Так же, как не понимаю, гадать про новый мир по Оруэллу или по Хаксли. Очень вообще трудно найти для текущего момента тон. Вот что хочется сказать: думаю, важно разрешить себе иногда приступы и страха, и отчаяния, и чего угодно. А то все кругом храбрятся, может показаться, ты один такой. Не один.

Еще… Цветаева писала «встречаться надо для любви, для остального есть книги». Писала, кстати, Пастернаку, с которым эпистолярный роман так и не смогла обратить в реальный. Его не выпускали за границу. Удержусь от полупошлости написать, сколько всего прекрасного в текстах возникло от того, что прекрасное не смогло реализоваться в жизнях. Не удержалась. В общем, и книги есть, и любовь еще, может быть, будет. Давайте потом, если будем живы, все, что нам дорого, как-нибудь возродим.

Виктор Минков, художественный руководитель театра «Приют комедианта»

Ж… полная. Разрушен привычный уклад жизни театра — с посещением его зрителями и игрой артистов на сцене. Сижу дома, читаю, готовлю, играю с собакой, жду очередного постановления, смотрю новости и думаю о своей родной команде — работницах театра и любимых артистах. Какими выйдем? Выйти бы… дальше подумаю.

Анатолий Праудин, художественный руководитель Экспериментальной сцены, профессор РГИСИ

Как и предписано, перешли на дистанционное обучение и репетирование. Студенты снимают на видео свои пробы, а педагоги анализируют в письменной форме. Так же и с репетициями. Что будет? Если затянется, ничего хорошего, и первыми это почувствуют пенсионеры. Потом городские театры и все, чья деятельность убыточна и сомнительна. Кажется, придется по-настоящему меняться и всерьез приспосабливаться к поствременам, которые четко и жестко объявят о своем наступлении.

Петр Шерешевский, главный режиссер Камерного театра Малыщицкого

Прошло еще очень мало времени. Для того чтобы всерьез ощутить эту самую «самоизоляцию». Да, я знаю «правильные» ответы. Да, это время, эту новую ситуацию можно и нужно использовать, чтобы выдохнуть и перезагрузиться. Спокойно и с удовольствием почитать толстую книжку. Посмотреть кино. Найти новые пьесы. Написать что-нибудь. Разобраться в себе. Провести время с детьми. Да, все это так. И именно этим я и занят последние несколько дней. Посмотрел несколько фильмов с сыном. И пару спектаклей. И потом мы обсудили их. С чувством, с толком, с расстановкой) Поиграл с дочкой в футбол и домино, построил домик для троллей. Нашел для нее волшебный мультик «Песнь моря». Починил розетки дома… Читаю с удовольствием «Пушкинский дом» Битова. И пьесы разные читаю тоже. Никуда не спеша. Вроде бы, нужная, хоть и вынужденная остановка.

Но все это хорошо в ситуации внутреннего покоя. А его нет.

И в премьере «Села Степанчикова» без зрителей вроде нет ничего страшного. Да, приходилось искусственно поддерживать адреналин в актерах. За счет видеосъемки. За счет считанных зрителей — сотрудников театра. Чтобы эта самая «премьера» чем-то отличалась от прогона накануне. Но спектакль доведен до результата: свет, звук, существование актеров. Сложился. На мой вкус. И все было бы хорошо, если бы была уверенность, что через короткое время он предстанет перед зрителем.

И отмена поездки «Ревизора» на «Маску» — не трагедия, вроде. Если верить, что сама «Маска» устоит в новой реальности…

Но… Дай Бог мне оказаться плохим пророком, но не покидает меня ощущение, что наш привычный мир рушится. Что это последние дни еще нормального быта. А что дальше — не знает никто. И воображение рисует мне разруху и апокалипсис. Который начинается вот так, обыденно, с вроде бы не очень касающихся меня лично статей в интернет-изданиях. С коротких сводок с числом заболевших. Потому что я не вижу выхода. Хорошо посидеть дома пару недель. Ну, месяц… Но я не могу найти логичного ответа, как эта ситуация может исправиться. Говорят, что карантин необходим, чтобы не было взрывного роста количества заболевших. Чтобы медицина справлялась. Похоже, что это правда. Но вакцина ожидается в лучшем случае к середине осени. И совсем не похоже, что этот вирус сезонный и затихнет к лету. Потому что в Индии сейчас уже +35, ломаются холодильники от жары у двух моих знакомых, застрявших там. Но карантин строжайший. И в нашем шестимиллионном Петербурге 50 заболевших приводят к полной остановке жизни города. И так же останавливается жизнь даже в городах, до которых вирус еще не добрался. И что должно произойти, чтобы мы вернулись к нормальной жизни? Возможно ли поверить, что вирус при помощи таких мер исчезнет совсем? В нашей огромной стране? Во всем мире? А если нет, то до каких пор мы будем сидеть без работы? Пролонгируя эпидемию, чтобы избежать человеческих жертв… Полгода? Год? Но тогда начнется еще большая беда. Голод, обнищание, разбой… Когда пресловутые голодные 90-е покажутся раем.

Вы простите, что я про прозу, про деньги. Но я не могу не думать об этом. Режиссер — профессия более или менее защищенная. У нас приличные гонорары. И то я не знаю, чем буду кормить свою семью уже через пару месяцев. Три последних спектакля, уже практически сделанных, не вышли, не дошли до зрителя. Здесь, в Петербурге, в КТМ премьера должна была состояться в самом начале апреля. В конце марта «Село Степанчиково» в Пскове — без зрителей. В Каменск-Уральском я должен был выпускать в середине апреля спектакль, который репетировал в декабре-январе. Все вместе — это больше полугода моей работы практически без выходных. И всюду финансирование заморожено, и всюду за свою работу я пока не получил ничего. Кроме небольшого аванса в одном из театров (чтобы быть совсем честным). А что будут есть наши актеры? Кто им будет платить? Это я смотрю со своей «театральной» колокольни. Но в этой же ситуации полстраны, люди разных-разных профессий и сфер деятельности.

И я не вижу выхода. Как витязь на развилке — весь наш мир. Направо пойдешь — повальная эпидемия с тысячами смертей. Налево пойдешь — голод и разруха, закрытые страны и города, безработица, оборванные связи между людьми, отмирающие социальные институты… Смерть театра, а он — моя жизнь и способ познания мира. Простите пессимиста. Я очень хочу оказаться неправым. Но весь мир сейчас воспринимаю через такие свои ужасные мысли. И оттого не могу вполне насладиться уединением, досугом, возможностью интеллектуального роста…