Норильский Заполярный театр драмы имени Вл. Маяковского закрыл сезон

Этот сезон для самого северного театра России был очень насыщенным. Премьер случилось много, и они продемонстрировали возможности актеров и режиссеров работать с разной драматургией, легко меняя стили и жанры. Театр представил классику и современную пьесу, выпустил визуальные и VR-спектакли, устраивал лабораторные процессы. Конечно, не все удалось увидеть, речь пойдет о самых последних премьерах. Но стоит понимать, что театральная жизнь гораздо шире и богаче представленного в этой статье. Проблем, безусловно, тоже немало. Но у кого их нет? Впрочем, ясно: театр их осознает и ищет пути к преодолению. Ну а теперь о том, что было.

Главный режиссер театра Анна Бабанова впервые в России поставила пьесу французского драматурга, лауреата Мольеровской премии Флориана Зеллера «Папа» (перевод Рустава Ахмедшина). Драматическую историю человека с болезнью Альцгеймера, который, как водится, становится обузой и помехой для дальнейшей счастливой жизни семьи. Историю одиночества, предательства и попытки прощения. В этой ситуации, в общем-то, нет ничего принципиально нового, она случается в жизни и в искусстве и может показаться отработанной. Здесь важно другое: Анна Бабанова сделала не просто сентиментальный спектакль, неизбежно провоцирующий зрителей на слезу, но перевернула этот жизненно-сценический мир, заставив нас смотреть на происходящее глазами самого папы Андре в очень точном исполнении Сергея Ребрия. Погрузила сценическое действие в странный и страшный фантасмагорический мир шаткого сознания, где реальность перемешана с бредом, сном, где от смеха до жути — один незаметный шаг. И зритель поневоле начинает ассоциировать себя с главным героем, пытаясь, как и он, разобраться в том, что происходит.

С. Ребрий (Андре), Д. Дороготовцева (Лора). «Папа».
Фото — В. Макушкин.

Этому настроению как нельзя лучше соответствует сценография Олега Головко с ее движущимися вертикальными панелями, внезапно скрывающими прежнее место действия и «подающими» новое, меняющими интерьеры, «переставляющими» привычную мебель, доводящими до отчаянного непонимания: где я?

Бабанова говорит, что побывала во Франции в «доме скорби», где содержатся такие несчастные старики, заметила этот особый взгляд, устремленный не в будущее или настоящее, а внутрь себя, в черные глубины спутанного сознания. Такой взгляд и у Сергея Ребрия, в котором, впрочем, сквозь несчастье и страх угадывается достоинство, чудесным образом сохраненное. Здесь главное то, что он еще жив и готов жить дальше и даже по-мужски заигрывать с сиделкой Лорой — Дарьей Дороготовцевой. Если бы не эти постоянно слышимые голоса, то реальные, то фантомные: когда же ты перестанешь мешать нам жить, старик? И реакции актера страшны и трагичны, причем передаются практически только этим взглядом, а в нем — огромная внутренняя наполненность.

В «Папе» персонажи словно бы двоятся, расплываются, рождая тени, которые безмолвно бродят по сцене. Вот реальная дочь Анна — Варвара Бабаянц и ее муж Пьер — Роман Лесик. Она монотонно-ритмично стучит ножом по разделочной доске, он читает газету, развалясь в кресле. А через минуту их место займут Женщина — Галина Савина и Мужчина — Николай Каверин, в похожих одеждах, но со странными разговорами, доводящие старика до галлюцинаций. Бабанова всех персонажей, кроме папы — Ребрия, хотела сделать некими санитарами, еще в домашней жизни предугадывающими будущее одинокого старика.

Правда, в этом достаточно жестком спектакле все-таки есть мешающая цельности сентиментальность: она в проецируемых на панели фотографиях из счастливого прошлого, в появлениях виолончелистки — Елены Чаркиной, играющей «Элегию» Массне, в периодически возникающих слезливых интонациях Анны — Бабаянц, в то время как она практически весь спектакль может играть сдержанно и стильно. И все это немного смещает стилистическую конструкцию спектакля к жанру обыкновенной мелодрамы. Но почему-то кажется, что со временем спектакль выйдет на иной силы уровень, к которому он уже очень близок.

В этом сезоне театр пригласил на постановку известного режиссера-кукольника Евгения Ибрагимова, который поставил на заполярной сцене «Сны белой земли» по легендам и мифам народов Крайнего Севера. Спектакль визуальный (художник Дамир Муратов) и музыкальный (композитор Николай Якимов), с роскошными работами художника по свету Игоря Фомина и видеохудожника Юлии Михеевой. Спектакль с людьми и куклами (художник по куклам Максим Вахрушев), этнографическими танцами (хореография Марии Качалковой) и песнями, практически без слов, за редкими вкраплениями текстов на долганском и нганасанском языках. Бесконечно красивый, завораживающий своей ритмикой и мелодичностью, светом, пластикой. Здесь работают предметы, ткани, маски, человеческие ладони складываются в крылья мифологической Гагары, ставшей в северных поверьях Богом-творцом. Рождаются два маленьких человечка, мужчина и женщина, сначала кукольные, потом, словно вырастая, становятся людьми, «вытанцовывая» свои появляющиеся чувства, приручающие маленького северного оленя и уже готовящиеся дать новую жизнь еще одному человеку. А вокруг — звездное небо и северное сияние, переливы света и теней, танцующие люди-актеры и загадочный шаман, появляющийся из глубин зрительного зала. И даже если ты не знаком с северными мифами, то можешь разглядеть в этих «Снах» свою историю, или сочинить ее заново. Причем все это относится не только к взрослым зрителям, но и к детям, которые здесь явно были заворожены происходящим.

«Наизнанку».
Фото — А. Харитонов.

Два спектакля вошли в репертуар театра по итогам лаборатории современной драматургии «Полярка», которой руководит Олег Лоевский, и международного конкурса современной русской драмы «Автора — на сцену!». Из последнего была взята пьеса Татьяны Осиной и Марины Ошариной «Ради тебя», переработанная режиссером Дмитрием Акришем, в результате получился спектакль «Наизнанку». Доработки понятны, поскольку пьеса, рассказывающая о нравах модельного бизнеса, достаточно вторична и нуждалась в сценической поддержке. Справедливости ради, вторичность никуда не делась, но своего зрителя спектакль все же находит, благодаря не новой, но достаточно жесткой и в то же время сентиментальной истории. Она разворачивается на подиуме (Акриш выступил и в качестве сценографа), то ярко подсвеченном софитами, то погруженном в темноту. История некоего Алекса — Степана Мамойкина, случайно попавшего в модельный бизнес и потерявшего там друга и любимую девушку, душевно выпотрошенного, здесь отматывается назад, от финала к началу, дробясь на череду эпизодов-воспоминаний. На это провоцирует героя врач-психиатр — Александр Глушков. А там, в этих воспоминаниях — циничный и взвинченный продюсер — Сергей Назимов, спившийся друг юности Никита — Сергей Даданов, оставленная в дальнем далеке мама — Марина Журило, студентка филфака Алиса — Евгения Воронова, решившая доказать своему властному отцу, что способна на самостоятельную жизнь. Отцом же в результате оказывается тот самый врач… И группка девушек, останавливающихся посреди дефиле, чтобы выплакать или твердо продекламировать личную историю надежд и их краха.

Выбором экспертов и зрителей лаборатории «Полярка» стал эскиз Тимура Файрузова по пьесе Дмитрия Данилова «Сережа очень тупой». В результате в репертуаре театра появился одноименный спектакль, составивший дилогию с постановкой другой пьесы Данилова — «Человек из Подольска», которую в прошлом году сделал тот же Файрузов. В затемненном пространстве Малой сцены стоят три стула и четыре микрофона, а на экран проецируется пляшущее изображение портрета Федора Достоевского. Режиссер сделал его одним из «героев» спектакля, ведь цитаты из его произведений есть в пьесе, да и «птичьи» фамилии курьеров (Птицын, Лебедев) тоже оттуда. Достоевский (а вернее, актер с «портретной» головой) то и дело появляется на сцене, своеобразно и безмолвно аккомпанируя абсурдному действию: то на балалайке сыграет, приплясывая, то бумагу какую-то поднесет, то просто проходит в пугающей смене света. Впрочем, кажется, атмосфера спектакля получилась скорее гоголевской, нежели достоевской.

Д. Ганин (Сергей). «Сережа очень тупой».
Фото — А. Харитонов.

Здесь абсурд рождается из самых простых вещей, заставляя компьютерщика Сергея — Дениса Ганина постепенно и поневоле включаться в эту странную игру с тройкой курьеров (Денис Чайников, Александр Носырев и Евгений Нестеров). Они бывают похожими на механических кукол, которых «заедает» на полуслове, а потом оживают и выступают с театрализованными представлениями себя зрителям. Служат панихиду, воспроизводят эпизоды из прошлого, все время меняя свое поведение. Ну как тут не тронуться рассудком, не начать приплясывать вместе с ними, не накинуть себе на шею веревку, а потом упасть на пол и сесть, закрыв голову руками, — это все о Сергее — Ганине. И очень внятно звучит тема нерожденного ребенка, уже из семейной истории Сергея и Маши — Евгении Вороновой, зачастую пропадающая из других сценических версий пьесы. Что там было в этой доставленной и выброшенной посылке, что-то живое, шевелящееся, не менее пугающее? В этом каждому придется разбираться самому.

И еще одна современная пьеса появилась в репертуаре театра в этом сезоне. «Фирс» Вадима Леванова был поставлен Тимуром Файрузовым к юбилею артиста Александра Глушкова. Моноспектакль, спектакль-репетиция о судьбе артиста, театре и его героях, комедии Чехова «Вишневый сад» и много о чем еще. Темы «Сада», впрочем, отыгрываются еще в прологе: текстом, буквами, бегущими по экрану, танцующими, складывающимися в слова и реплики, пульсирующими, распадающимися, живущими словно своей отдельной жизнью.

А потом на маленькой сцене перед огромным шкафом остается один Фирс, точнее, безымянный актер, которого играет Александр Глушков. Играет сильно и разнообразно. Ерничает, возмущается, размышляет, иронизирует, вспоминает эпизоды из своей актерской и обычной жизни, вставляет в свой монолог реплики из чеховского же «Дяди Вани», пушкинского «Скупого рыцаря» и даже из «Утиной охоты» Вампилова, поет арию Мистера Икса, изображает ребенка, впервые пришедшего в театр с красным шариком. Актерское существование в двух шагах от зрителя постоянно меняется: Глушков может переживать и комедианствовать, напрямую обращаться к публике или глубоко уходить в собственные размышления, может обходиться совсем без «физических действий» или войти в роль и, как говорится у Чехова, «размахивать руками», но никогда не впадая в пафос, снимая излишнюю серьезность иронией.

Ю. Новикова (Мышильда). «Щулкунчик».
Фото — А. Харитонов.

Спектакль для детей «Щелкунчик», поставленный Тимуром Файрузовым, оказался весьма универсальным: его можно играть как в новогодние каникулы, так и в любое время года. И очень своеобразным, практически лишенным слова, зато рождающим потрясающе красивый визуальный образ (сценография Фемистокла Атмадзаса, костюмы Ольги Атмадзас). И, конечно же, хореография Оксаны Малышевой — не менее важная составляющая спектакля. Норильский «Щелкунчик» — это светлые и горькие воспоминания, фантазии постаревшей Мари — Варвары Бабаянц, сгорбленной, с седыми всклокоченными волосами, опирающейся на палку, но не потерявшей детской способности к мечте, которая тут же визуализируется на сцене. Она танцует с не менее старым Дроссельмейером — Николаем Кавериным, отбросив палку и распрямив спину. Из кубиков собирает Шелкунчика, а чуть позже он проецируется на экран как элемент компьютерной игры. Из простыни делается парус — и вот Мари и Дроссельмейер не плывут по воде, но летят среди облаков. Из шкафа появляются картонные танцоры-циркачи, затевая праздник. Но каждый эпизод прерывается, разрушается появлением королевы Мышильды — Юлии Новиковой и целой армии мышей с горящими красными глазами-фонариками. И вот этот однообразный прием, конечно, кажется излишним, повторяющимся. А сами фантазии отлично придуманы и прекрасно реализованы актерами и всей технической оснащенностью театра.

Так что стоит повториться: сезон был богат событиями, а также участием в фестивалях, лабораториях и прочих театральных делах. Остается только пожелать, чтобы этот процесс не останавливался и набирал качественные обороты.