«Анна Франк». А. Волошина.
Театр «Цехъ».
Режиссер Виталий Дьяченко, художники Мария Первушина и Мария Яковлева.

В центре сцены свалены пюпитры, стул всего один и он занят персонажем, которого никогда не будет, просто потому что Анна, сидящая сейчас на нем, не успеет дожить до своих 27 лет, не успеет написать несколько рассказов и роман, которые прочтут люди, не успеет выйти замуж по любви и родить детей. Просто потому, что умрет от тифа в концлагере в Берген-Бельзене в возрасте 15 лет.

Пьеса «Анна Франк» основана на дневнике девушки-подростка, все взросление которой уместилось в два страшных года, проведенных на чердаке офисного здания, в котором работал ее отец Отто Франк. Теперь и она сама, и ее дневник — памятник чудовищного преступления. Но для драматурга Аси Волошиной текст Анны Франк, погибшей за несколько дней до освобождения, это хроника взросления, пришедшегося на время страшной войны и истребления целого народа. Осознанно утверждается важность жизни, в каких бы чудовищных условиях она ни проходила, — другой не будет.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.

Звуковое сопровождение войны — не взрывы или вой сирены, а звон разбитых стекол и шорох просыпаемых круп, фасоли, гороха. Комментирует действие персонаж, названный просто Человек — Андрей Чулков, он знает, какой будет смерть каждого из героев дневника, мало того — знает, чем закончилась война и как вообще развернется дальнейшая жизнь без них. Но знаниями своими он делится скупо, только так, чтоб не забыли, что «веселье» Анны, ее подростковая бравада и озорство датированы 1942, 1943, 1944 годами. Можно было бы обойтись и без него, но только кто будет вспоминать, ведь все персонажи, кроме Отто, погибли тогда, а он не оставил дневника.

Анна иногда обращается к Человеку, но их общение одностороннее. Анна его видит и слышит, но он ей не отвечает. Не сразу, но становится понятно, что он — это и есть дневник, и не только Анны, а многих других, ставших свидетелями бесчеловечности. Цитат из чужих рукописей мы не узнаем, для нас эти слова — единый текст боли.

А.  Щетинина и А. Воробьев в сцене из спектакля.
Фото — архив театра.

Чердак, на котором скрываются две семьи — Отто Франка (четыре человека, включая Анну и старшую дочь Марго) и Германа Ван Даана (три человека, включая сына Петера), и один дантист Альфред Дюссель, — прежде всего сгусток бытовых дрязг, мелких и крупных ссор двух еврейских мамаш и одного дантиста. Режиссер не обытовляет среду, заставляет актеров разобрать свалку пюпитров и исполнять за ними свою партию, не обязательно вокальную. Споются герои не сразу, сначала переругаются, выбирая места, деля еду. «Влюбиться, стремиться, добиваться, превозмогать и жить, жить, жить», — на разные лады и на разных языках поют герои, и у каждого рефрен «жить» самый пронзительный.

Жизнь на этом чердаке лишена всего, кроме слов и чувств, лишена предметов, посуды, мебели, одежды, еды. Посылка ко дню рождения дантисту от жены окажется ворохом бумаги, которую он будет бессовестно распихивать по карманам, объявляя нам, какой продукт ему передали, и не подумает поделиться хоть с кем-то. Господин Дюссель жалок был с самого начала, и этот поступок нисколько не меняет отношения к нему других персонажей. Съел все сам — ну и ладно. Только Анна бурчит себе под нос, что от него плохо пахнет. Альфред Дюссель Виктора Бугакова не просто нелеп с первого своего появления — окоченевший в тонком пальто с желтой звездой слева, в круглой шляпе и очках, прижимающий докторский саквояж с инструментами. Слишком взнервлен, слишком принципиален, слишком уязвим. Он охвачен страхом, и кажется, готов пойти по головам, предавая всех, но это не поможет ему выжить, как и другим обитателям чердака. Анна Анны Щетининой совсем другая: улыбчивая озорница, у которой, казалось бы, столько жизненной стойкости, такой запас сил. Она должна выжить хотя бы из упрямства. Важный момент, сыгранный в спектакле: Анна знает, что умрет, что другой жизни у нее не будет, поэтому она не ноет, не страшится тягот, а весела, немного беспечна, влюблена в Петера и взрослеет на наших глазах. Неожиданно заметив, что похожее на школьное платьице с белым воротничком стало коротко, актриса разыгрывает небольшой этюд, поднимая руки, демонстрируя нам белые панталоны, конфузясь от этого.

А.  Чулков в сцене из спектакля.
Фото — архив театра.

Героиня не зря мечтает стать писательницей — несколько фраз, которые, смущаясь, зачитывает из дневника Анны скромняга Петер Арсения Воробьева, дают представление об эстетизме ее слога. Она описывает свой еще не случившийся поцелуй с Петером и сейчас, на этой сцене, хочет, чтобы все произошло именно так, как она написала. Петеру ничего не остается, как поцеловать ее, как она и просила — между волосами, щекой и ухом.

Спектакль идет полтора часа, но в них уместились два года молодости, надежд, очарований, и никаких бед. Вход на чердак был замаскирован под шкаф. Платяной шкаф был входом в чудесную страну Нарнию в совсем других книгах, которые никогда не прочитала Анна Франк. И для нее этот вход на чердак — вход в жизнь, не волшебную и полную чудесных приключений, а в единственно возможную. Она прожила ее на сцене так, что ни нам, ни ей не было мучительно больно за непрожитую жизнь.