«Осенний марафон. P.S.». А. Володин.
Театр-фестиваль «Балтийский дом».
Режиссер Анатолий Праудин, художник Алексей Порай-Кошиц.

В этот питерский бесконечный сентябрь (увы, не апрель), в эту абсурдную издевательскую осень, смешавшую ночь и день единым грязно-серым пейзажем за окном, соединившую и зеленые елки, и помпезную новогоднюю иллюминацию, в эту беспросветную, безжалостную осень безжалостный режиссер Анатолий Праудин на большой сцене «Балтийского дома» выпускает свой бесконечный и безвыходный, злой и страшный «Осенний марафон». И это совсем другое кино. Здесь нет парадного Петербурга с разводящимися мостами и рассекающими волны «метеорами», нет грустно-усталого лица Олега Басилашвили, лирической музыки Андрея Петрова и этой возвышенно-щемящей интонации, поэтической тоски, которую мы все по инерции так любим. Есть только ряды грязно-серых полотнищ (художник Алексей Порай-Кошиц), уходящих под колосники, груда кирпичей, нескончаемый ремонт в квартире и некрасивый человечек в растянутых трениках, не писатель и не поэт, нелепый марафонец, добежавший к нам из 70-х изрядно потрепанным, «самого себя смешной осколок».

К. Анисимов (Бузыкин), О. Белинская (Алла).
Фото — Ю. Богатырев.

Бузыкин Константина Анисимова загнан и замучен, нелеп, смешон, но все так же нужен героям обретшего сценическую жизнь володинского киносценария, все так же нужен нам, зрителям, даже вот такой побитый и потрепанный. С природой бузыкинского феномена, кажется, и разбирается режиссер, сначала обнаруживая этот не такой уж очевидный питерский миф, а потом деконструируя его. Раз нужен нам этот осколок-обмылок, значит, попал он в сердце питерского человека, в самую сердцевину, аккурат между Бродским, Достоевским и Пушкиным.

Праудин начинает свой эксперимент по изучению этого осколка как раз с определения его меж соседних глыб.

И вот в мире серых полотнищ (то есть в сознании питерского чахлого интеллигента) Бродский звучит откуда-то сверху, то как божественный глас, то как комический резонер, насмешливо поучающий: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…» А бес-Пушкин является в образе нерадивого студента в черных кудрях. Бродский — еще бог, Пушкин — уже бес. Между ними, как соединительная ткань — вездесущий Федор Михайлович с недоступными пониманию иностранца Билла зелеными облизьянами, униженными и оскорбленными, недостижимый и непереводимый. Есть еще барды, за которых питерскому интеллигенту всегда немного стыдно, и их он вытесняет. Бардовскими напевами в спектакле пытает Бузыкина начальник Веригин (Андрей Тенетко), но у того есть в противовес своя музыкальная тема — мрачно-бунтарские «Pink Floyd», возникающие в моменты мимолетного бузыкинского бунта, кинокартина «Подвиг разведчика» и тележка с кирпичами, доставшаяся ему в наследство, кажется, от озлобленного интеллигента Иа из праудинского «Дома на пуховой опушке». Весь этот скарб из поэтов, писателей и кирпичей составляет невыносимую среду бузыкинского вывихнутого мира, а также почву для нашего с ним генетического родства. Весь этот багаж «бежит» вместе с ним из ленинградского вчера в петербургское сегодня, разваливаясь и ветшая по дороге, кусочки его перемешиваются, спрессовываются, и постепенно володинские герои в спектакле Праудина превращаются в странных уродцев, носителей обветшалых ценностей— непереводимых и непонятных нынешнему веку зеленых обЛИзьян.

Сцена из спектакля.
Фото — Ю. Богатырев.

Алла (Ольга Белинская), Билл (Юрий Елагин),Варя (Маргарита Лоскутникова) и даже навязчивый сосед Василий Игнатьевич (Александр Передков) в процессе бега с Бузыкиным приобретают анималистические черты. Алла в припадке любовной лихорадки прыгает по сцене с обезьяньими ужимками, Варя на шатких каблуках ходит по сцене с изяществом молодой козы, а Билл, потерявший человеческий облик после попойки, становится похож на дрессированного русского медведя. Все это сочетается в героях с необъяснимой тоской по Бузыкинскому присутствию. И экзальтированная, вплывающая тоненьким фальцетом в спектакль бездарная переводчица Варвара, и хрупкая, ломкая любовница Алла, и даже скользкий тип Шершавников (Виталий Крылов) со своим невыносимо-звонким троекратным поцелуем нуждаются в нем. И все другие от скучного Жени Пташука (Дмитрий Гирев) до дяди Коли (Александр Кабанов) смотрят на Бузыкина с ожиданием и надеждой, а он, нелепый человечек в растянутых трениках, совсем не бегун, не поэт — полый сосуд. Метаморфозы, происходящие с бузыкинским окружением в спектакле, решены остро, на грани, в жанре злой клоунады. Неизменно спокойной, строгой, даже царственной остается только жена Бузыкина Нина (Алла Еминцева), свидетель всех его похождений, несгибаемая, цельнометаллическая женщина. Но и она в финальной мизансцене становится участницей коллективного забега во главе с марафонцем Бузыкиным. Нина бежит от него по левую руку, бежит на пару с вечно влюбленной Аллой, а за ними вся остальная потрепанная компания, присягающая на верность Пушкину, Бродскому, Достоевскому и Бузыкину, продолжает свой бесконечный осенний марафон.

Те, кто рискнул придти на премьеру в предновогодние дни, отказавшись от корпоративов и походов в магаз, недоуменно перешептывались: «Ну, это совсем не похоже на фильм!». Да, не похоже. Анисимов ‒ совсем не Басилашвили, Еминцева ‒ никак не Гундарева, Елагин ‒ не иностранец Норберт Кухинке, ну разве что Белинская ‒ чуть-чуть Неелова. Праудин оказывается к Володину так же близко, как и Данелия, и так же далеко. Функцию отстраненной, но не сочувствующей герою ремарки, Праудин отводит стихам Бродского, песням «Пинк Флойд», шпионским фильмам и многому другому. У Володина симпатия чувствовалась в каждом слове. Кульминационный момент в сценарии — одинокий танец Бузыкина под звуки из телевизора — завершается такими словами: «Ему хотелось быть сейчас еще более неуклюжим, бестолковым, загнанным, чем он был в жизни. Вы другие? Вы умные, деятельные, удачливые? Вам повезло. А он ‒ вот такой. Просто подплясывает. Один. И судить некому». А Праудин рассуждает, и если судит, то не только Бузыкина, а всех униженных, оскорбленных, безвольных, тишайших.

А. Еминцева (Нина).
Фото — Ю. Богатырев.

Театральный режиссер, так же как Бузыкин, не свободен от контекста. Только у Праудина это многослойный культурный контекст — фильмов, постановок, музыки, собственных спектаклей и идей. А у Бузыкина — семьи, коллег, соседей, чужой жизни. Праудин «докручивает» некоторые цитаты, вызывая у нас оскомину. Нудный голос поэта (например, «Не выходи из комнаты…») продолжает стихотворение с середины, но узнается моментально. А какую-то песню режиссер заявляет только первыми аккордами, так никогда и не давая ей возможности зазвучать в полную силу. Будут еще бардовские песни, ближе к финалу появится и Достоевский. Билл неожиданно разразится ругательным монологом, по всей видимости, взятым из «Униженных и оскорбленных», которых он переводил. Праудин показал себя заядлым постмодернистом, не убоявшимся этого устарелого термина, сплетая собственное полотно цитатами и самоцитатами.

Герои, которых в начале спектакля мы идентифицируем по фамилиям актеров из фильма («та, которая Неелова, и этот, который Басилашвили»…), достаточно быстро перестают их напоминать и обрастают собственной плотью. У кого-то проявится даже звериная составляющая, как у Билла Юрия Елагина. Изрядно напившись и потеряв всякий человеческий облик, наш иностранец становится похожим на медведя, пытающегося зубами взять ключ от гостиничного номера. А в соседе Василии Игнатьевиче Александра Передкова с самого начала есть что-то барсучье.

А. Передков (Василий Игнатьевич), Ю.  Елагин (Билл).
Фото — Ю. Богатырев.

Бузыкин Анисимова в своей нелепости и неуместности — родом из пролетарских интеллигентов, тот, у кого родители еще на заводе, а он уже в библиотеке. Физическая сила заложена в нем на уровне генов, но вытравлена собственной неуверенностью и чужими амбициями. Он легко может не подавать руки широкоулыбчивому Шершавникову, но поступает как все. Не хочет тратиться на сноба Билла, не чувствующего тонкостей русского языка, но все-таки объясняет ему разницу между «облизьяна» Достоевского и «грин манки». Помогает и хиппующей Варе — Маргарите Лоскутниковой, неожиданно сделавшей карьеру за его счет. От невозможности что-то изменить Бузыкин с небывалым азартом бьет кирпичи об пол и танцует под пинкфлойдовский «Another Brick in the Wall». Бузыкин, может быть, и не талантлив — он не в состоянии вспомнить ни одного синонима к глаголу «убегать», он мнется, пытаясь исправить перевод Варвары, — но, может быть, и просто избегался, потратил себя на нелепости и недоразумения. Ничего не совершил, везде опоздал, характер не проявил, детей на остров Жохова не проводил, заказ на перевод не получил и даже уехать на охоту, как герою Вампилова Зилову, ему невозможно: сразу же повиснет на одной руке сосед Василий Игнатьевич, а на другой — Билл. Бузыкин издергался, исполняя прихоти и желания других, множество кукловодов тянут его за нити долга, совести, любви. Вопрос, который Бузыкин задал, увидев в телевизоре персонажа из «Подвига разведчика»: «Он так сорок минут будет лежать?» В его жизни такое просто невозможно — лежать. Он всегда бежит, но в итоге это бег на месте, к которому присоединяются все.