«Бесприданница». А. Н. Островский.
Театр им. Вл. Маяковского.
Режиссер Лев Эренбург, художник Валерий Полуновский.

«Бесприданницу» и «Грозу» по остроте социального приговора и силе трагизма исследователи Островского ставят рядом. «Грозу» Лев Эренбург ставил в Магнитогорской драме в 2007 году, и то был очень сильный спектакль. В нем трагическое и смешное не могли жить друг без друга. В нем страсти и любви было примерно столько же, сколько живой воды, которая буквально заливала подмостки. Эта Волга в спектакле царила, определяла психологию и поведение персонажей, была и главным действующим лицом, и главной движущей силой.

Чтобы освежить в памяти подробности того спектакля, заглянула в собственную рецензию, напечатанную в газете «Культура» в 2008 году, во время «Золотой Маски», где спектакль взял награду. Прочла и убедилась, что Эренбург открыл «Бесприданницу» тем же ключом, что и «Грозу», сердечные впечатления от обеих пьес у него схожи.

«Гроза». «…Волга помещена художником Алексеем Вотяковым за сколоченный из грубых, опасно подвижных досок забор и отражена в висящем наверху зеркале».

«Бесприданница». Волга у художника Валерия Полуновского присутствует очертаниями парохода, березового топляка, шаткими мостками и утлыми лодчонками.

Сцена из спектакля.
Фото —архив театра.

«Гроза». «…В отсутствие значительной части канонического текста здесь психологически и физиологически подробно проживается жизнь города Калинова, этого волжского российского захолустья, в котором великая река является источником как богатств и удовольствий, так и темных стихий. Удаль перетекает в беспробудное пьянство, природные красоты — в необузданные вожделения, мгновенные смены погодных условий — в омуты тайных желаний и вековых предрассудков».

«Бесприданница». Текст тоже купирован весьма ощутимо, а жизнь обитателей волжского городка, как это вообще свойственно режиссуре Льва Эренбурга, полна физиологических, «медицинских» подробностей. Спотыкаются и падают. Натыкаются на косяки и притолоки. Страдают радикулитом. Пьют беспробудно, по-черному. Паратов в первой сцене несет на плечах тело в зюзю упившегося приятеля Робинзона. Вася Вожеватов на пару с Кнуровым качаются на стульях в алкогольной дреме. Карандышев не вяжет лыка.

Удаль пьяная, страсти игорные и любовные, вода и пламя вновь господствуют над жизнями людей, не оставляя места соображениям здравого рассудка. Короче, в «Бесприданнице» Театра им. Маяковского режиссер Лев Эренбург снова входит в Волгу. Однако, дважды, как известно, в одну реку войти невозможно. То, что в «Грозе» становилось мощнейшей театральной стихией, в «Бесприданнице» течет пустяшным ручейком.

Хотя, казалось бы, много точного, смешного и горького разбросано по спектаклю в деталях, но сложиться в сильное целое этим вещицам почему-то не дано. Здесь все безнадежно влюблены в Ларису и, кажется, готовы ради нее на любое безрассудство. Одному прижигают руку раскаленным утюгом, другой и вовсе спалил целый пароход. В общем, гори все синим пламенем! Помещик Кнуров — Юрий Лахин находится в давних и безнадежных любовных отношениях с Харитой Игнатьевной Огудаловой (Оксана Киселева). Мы застаем их на комическом излете долгого романа, когда ишиас лишает беднягу, видимо, уже последних мужских кондиций. Но сколько между Мокием и Харитой взглядов, экивоков, касаний, и страсть тут недогоревшая и жаль невозможная.

Сцена из спектакля.
Фото —архив театра.

Эренбург вообще режиссер «тактильный», через прикосновения в его спектаклях раскрывается огромное количество важных психологических подоплек. И опять не забыть, как Катерина в «Грозе» мыла своего мужа Тихона, как нежно льнула к нему, не желая от себя отпускать, и какая в этом была неуклюжая, не развившаяся, но в зародыше настоящая любовь!

В «Бесприданнице» же Лариса — Полина Лазарева усердно, но как-то механически, привычно, не из чувства, а из долга ухаживает за Карандышевым (Алексей Дякин). Лоб утрет, одежду поправит, волосы пригладит. От каждого касания бедняга млеет, слабеет, клонит голову невесте на плечико, а руки, потянувшиеся было куда не надо, испуганно одергивает и долго потом в забубенном отчаянии бьет ладонью о ладонь. То ли сам себя наказывает, то ли страсть сбивает, чтобы было чем дышать и жить дальше. Паратов — Алексей Фатеев здесь в общем духе: не вальяжен, как обычно, не вероломен, раб долгов и страстей, любит Ларису по-настоящему, только карта ложится иначе. Вожеватов — Всеволод Макаров в непреходящем похмелье утешает погибающую Ларису и качает ее на коленке, как это бывало давно, в их детстве, где еще не присутствовало ни водки, ни игры в орлянку, ни Паратова.

Мысль о том, что истинные чувства и даже благие намерения в этом мире воды и самогона, мокрых бревен и сухих пожаров, тесных горниц и душных трактиров выливаются в уродливые разгулы и трагические финалы, в спектакле очевидна. Хотел бы честно, но завяз по уши. Думал сделать по-благородному, но бес попутал. Трагедия пляшет под ручку с водевилем. Жалкий Карандышев приносит на ужин к Огудаловым тощую рыбешку, а знатный Паратов — огромную рыбину. Пьяный Ларисин жених никак не может надеть штанов и свой главный монолог о том, что беден и жалок, произносит «стреноженный», запутавшийся в штанинах.

А рыбина, паразит, оказывается живой, машет, окаянная, хвостом, и Паратов от чувств, некрасиво и страшно, забивает ее веслом. Карандышев же, смешной человек, падает с пистолетом в руке на Ларису, образуется куча-мала, и роковой выстрел происходит исключительно по глупости, по недотепству.

Впрочем, неизвестно, что горше: сознательный реванш маленького человека или общая опасная ментальность, обращающая все живое в пепел и потоп. В свете нынешних событий, захлестнувших нашу Азеопу, нелепое буйство героев «Бесприданницы» Театра им. Маяковского, хочешь не хочешь, наводит на актуальные размышления.

Однако у этого спектакля решительно нет масштаба той, Магнитогорской, «Грозы». Актеры играют хорошо, но поставленные перед ними задачи просты, как третий номер калош. «Медицинские» подоплеки поведения персонажей работают на весьма короткую дистанцию, на размер гэгов. Дальше дело не идет. Нет этого мощного общего плана, где люди с точными деталями поведения соединялись бы в объемном, выразительном полотне. Где атмосфера, паузы, телесные композиции и зоны молчания говорили бы иной раз больше, чем диалоги. Именно так было в «Грозе».

«Бесприданница» же смотрится каскадом более или менее удачных эпизодов на тему о том, как «с пылом и жаром русского сердца» (цитата из аннотации к спектаклю) пропадают герои пьесы. Ну и пропали, что и доказывать никому не надо.