«Зримые вещи».
Спектакль-экскурсия в Российском этнографическом музее в рамках проекта «Не зря».
Режиссер Дмитрий Крестьянкин, художник Александр Мохов.

В ноябре 2021 года участники инклюзивной музейной лаборатории «Не зря» придумали и поставили в залах Этнографического музея спектакль-экскурсию под названием «Зримые вещи». На равных введены в спектакль обычные и «особые» перформеры, напрямую обращающиеся к зрителям, точно ностальгирующие рассказчики в теплый вечер: если испытываешь желание, можешь быть слушателем, а можешь и сам рассказать. Спектакль поделен между актерами зрячими и актерами слабовидящими, они работают в локациях вместе, взаимодействуют, выступают переводчиками и проводниками друг для друга между мирами зримого и незримого.

Сцена из спектакля.
Фото — Ксения Сытина.

В определенном смысле слово «поход» подходит спектаклю больше, нежели «экскурсия». В самом начале зрителей делят на четыре группы соответственно четырем локациям. На выбор участникам похода предлагают большие фонари, рюкзаки и четыре секретных артефакта — их назначение станет понятно в процессе. Каждый зритель становится до определенной степени археологом, а местом раскопок оказывается собственная память, частная память в пространстве всеобщего движения рода. Залы музея становятся огромным домом для всех и для каждого. Кажется, спектакль всеми силами пытается нащупать момент этого культурно-исторического состояния, понять, что такое наш общий культурный код и как мы сами дополняем его ряд.

В духе классической исторической реконструкции команда проекта использует самые настоящие предметы из музейной коллекции, превратив в игру изученный ими процесс приобретения предмета в экспозицию. В определенном смысле это напоминает актерский тренинг, где для каждого предмета придумывается биография. В этом процессе как раз и предлагается участвовать зрителю — либо про себя, либо подключаясь к разговору.

Сцена из спектакля.
Фото — Ксения Сытина.

Полутемные вечерние залы становятся пространством для особого музыкального ритуала, взывающего к зрительской памяти о мире вещей. Первое, что видит зритель в холле, — белая инсталляция из столов, стульев, бойлера. На протяжении основной экскурсии холл остается местом всеобщего сбора, всегда погруженный в мистически-музыкальную тьму. Сама инсталляция напоминает обобщенную, «стерильную» комнату, в которой может жить кто угодно. Она бесцветна, в ней есть только музыкальные вибрации — нам будто предлагают увидеть мир через взгляд слепого, «раскрасить» своим восприятием и рассказом этот маленький квартирный мир. С самого начала двое актеров песней-заклинанием и игрой на ханге зазывают зрителей в пространство, чтобы оживить, овеществить его — ведь мир вещей, их комбинация, облик, расположение способны сразу «очеловечить» жилище, создавая примерный облик хозяина. Одновременно белая комната указывает на всеобщность предстоящего похода.

Хоровое пение полифонично. В одной из локаций четверо актеров, попросив у зрителей первый артефакт (кассету), ставят диктофон на запись и по очереди рассказывают свои маленькие истории, связывая их с янтарными фотографиями в стенах музея: кто-то просто проговаривает, кто-то пропевает, аккомпанируя себе на пианино. Зрителям задаются вопросы об их предках, корнях, и все языки, приходящие участникам на память, звучат абсолютно на равных. Не случайно в этом зале висит огромная деревянная карта, на которой нашлось место всем. Каждый из актеров повторяет: «Начало берет зерно», — и в результате голоса их сливаются в единый хор, озвучивая знакомую каждому мысль «все мы разные, но все мы вместе».

Сцена из спектакля.
Фото — Ксения Сытина.

Самым ироническим является отдел так называемой «хламологии». Здесь исполнители обращаются к знакомой каждому теме хлама на антресолях. Каждый из актеров, обнаруживая какой-то исторический предмет в экспозиции зала, тут же вспоминает свою личную историю, связанную с ушедшим в прошлое предметом — будь то вышитый передник или даже ножницы для стрижки свиней. Перформеры вдруг и сами предлагают интересные вещицы из своих домов, которые тоже могут однажды оказаться в экспозиции: например, очаровательный вязаный гриб. Эта локация более всего напоминает традиционную экскурсию, но только если бы экскурсовод решил разоткровенничаться. А в конце зрителям предлагают передать музею свой личный «хлам», предмет с написанной историей, ведь ни одна вещь, по мнению работников музея, не должна затеряться. Провожают же перформеры зрителей небольшим речитативом под аккомпанемент деревянных ложек, пустой бутыли, стиральной доски. Так называемый «Гимн вещей» — одновременно ироническая улыбка старым вещам и все та же музыкальная ритуальность.

Сцена из спектакля.
Фото — Ксения Сытина.

Еще одна локация связана с деревенским домом, под крышей которого, вокруг стола со старым фонарем разместились зрители и исполнители. Часть перформеров представляют знатоков деревенской жизни, часть же — приверженцев городской. Если в предыдущем зале многие вещи уже ушли в прошлое насовсем, то в этом деревенском доме мы видим процесс их ухода — ведь у многих по-прежнему есть родственники в деревне, но многие уже и не помнят, что такое спать на полатях и какую утварь использовать у печи. Перформеры развлекают зрителей, иронично разыгрывая друг перед другом деревенский поход на речку за водой — сейчас это уже кажется скорее забавным ритуалом, чем естественным действием. И происходит все это в форме разговора у костра, только страшилок не хватает. В дом деда Максима (так называют актеры сидящую в избе фигуру крестьянина) отправляется чапельник — казалось бы, еще живущий в некоторых домах предмет, прямо на наших глазах уже становящийся частью истории.

И, наконец, в четвертом зале пятеро актеров рассказывают историю одного дома, относительно недавно уничтоженного пожаром. Во время рассказа возникают самые разные истории о тех, кто жил в доме, кто покинул его. Но все маленькие жизненные сюжеты сохраняют напряжение за счет ритмизующего их отсчета годов, который по очереди ведут перформеры. Все, что осталось от дома, этого символа жизни одной семьи, — ключи. Если бы нам просто показали этот предмет, никто бы даже и не удивился. Но здесь вещи превращаются в частицы чего-то большего, в следы, остатки, намеки на людей и их жизнь.

Сцена из спектакля.
Фото — Ксения Сытина.

Лейтмотивным образом всего спектакля становится сейф такого же белого цвета, как и центральная инсталляция. Именно туда отправляется каждый из предложенных зрителям артефактов, «надышавшийся» историей, человеческими голосами, временем. Зрячие и незрячие на равных оживляют привычные предметы, рассматривая и изучая их через все возможные ощущения, — и здесь видимое и невидимое пересекаются впрямую, ведь мы можем воспринимать одну и ту же вещь совершенно по-разному, УСЛЫШАВ о ней, а не просто рассмотрев.

Монтаж локаций каждый раз отличается, ведь у каждой группы свой маршрут, что делает этот спектакль, если угодно, реиграбельным. А музыкальность его принципиально важна в языковом отношении, ведь музыка способна быть в пространстве видимого и невидимого. Половина кураторов, приставленных к группам, слабовидящие, а важное условие — не светить фонарем товарищу в лицо. Так в полутьме спектакля возникают предметы, становящиеся тенями и частями каждой человеческой жизни и всего человеческого.

Завершается спектакль в холле музея. Здесь актеры и все желающие зрители под мистическую ритуальную музыку готовы включиться в фамильную ораторию — точно в фильме «Уроки фарси», эти имена рода становятся музыкальным языком, сплетающимся в единое звучание, объединяющее всех участников. На глазах наблюдателей происходит мифотворчество, возникает народная культура, которая со временем забывает изначального автора, встраивая его в культурно-историческое пространство этноса или даже всего человечества. Настоящее мифотворчество, соединяющее людей воедино, — для всех и про каждого.