16 октября завершается двухгодичный марафон российских показов легендарного «антисоветского» мюзикла «Шахматы». Шестьсот представлений об игре, которая подчиняет себе человеческие судьбы, и о политике, которая их ломает. Каждая реплика в «Шахматах» с каждым днем звучит все актуальнее и все более безнадежно — но заканчивается спектакль словами о вере в счастье, «что ждет нас в самом финале».

О «Шахматах» и о мюзиклах в России сегодня с Татьяной Беловой говорит Александр Суханов, исполняющий роль Анатолия Сергиевского — советского шахматиста, получившего убежище на Западе, но под давлением КГБ вынужденного отказаться от жизни в Европе и вернуться в Москву.

Александр Суханов.

Татьяна Белова Мир, в котором живут герои «Шахмат», очень узнаваем. А герои вымышлены?

Александр Суханов Сергиевский — образ собирательный. Зовут его Анатолий Евгеньевич, но мы опирались скорее на историю Виктора Корчного, чем Анатолия Карпова. У Корчного много неприятных черт характера, но факты есть факты: его обошли, чемпионом мира ему не дали стать. Он хочет играть, он хочет быть первым, а возраст дает о себе знать: ко времени матча с Карповым ему было уже 47!

Быть первым — это важное стремление, особенно когда ты нашел свою профессию. Так что профессиональный выбор Корчного мне очень понятен: он бежал из Союза ради игры. Другой вопрос, приемлем ли выбор человеческий — его сына ведь после этого посадили. А он спокойно при этом жил в своей Швейцарии, женился на другой женщине, и даже если это все по любви, то на первом месте у него шахматы.

Белова Шахматисты отличаются от обычных людей?

Суханов Да, они удивительные. И у них какая-то потрясающая интуиция. Как Магнус Карлсен чувствует, что его соперник играет нечестно? На втором ходу закончить партию — каким чутьем нужно обладать?

Когда мы готовились к премьере, мы много общались с профессионалами, и они рассказывали нам ужасные истории. Например, как человек встает из-за доски и начинает биться головой о стену, не чувствуя физической боли, а чувствуя только боль психологическую от невозможности найти ход, который позволит ему выиграть. На сцене это все приходится спрессовывать в очень маленький отрезок времени: мы должны сыграть партию за несколько минут, пока звучит музыка. У нас получается фактически пластическая иллюстрация, чтобы за небольшое время показать тот процесс, который у профессионалов длится часами. Как движется мысль, как шестеренки в голове крутятся, как они бесконечно считают и строят в уме — только для того, чтобы сделать один ход.

Белова Но ведь в «Шахматах» речь не только о собственно игре.

Суханов В фильме «Чемпион мира» о Карпове и Корчном, который вышел в прошлом году, очень хорошо показано, что это действительно война, причем со своей наукой. Курить в лицо сопернику, экстрасенсов в зал привести, Корчной в зеркальных очках играет… Поэтому мой Сергиевский не только играет, но еще и выводит Трампера из себя: стучит пальцами по столу, медленно записывает ходы, всячески нервирует соперника. Изначально в спектакле не было придумано какое-то особенное поведение за доской, пришлось додумывать самому.

Сцена из мюзикла «Шахматы».
Фото — Юрий Богомаз.

Вообще по ходу показов многое рождалось само — из моего ощущения Сергиевского как человека. И мне важно, что в нашей версии отчетливо читается любовная линия между ним и Флоренс, хотя пьеса у нас выстроена так, что особенно нет времени эту линию показать. Мне очень нравится, как история любви сделана в шведской постановке «Шахмат» 2003 года. Там Флоренс и Анатолий совершенно потрясающе вместе молчат, не только поют. Они успевают и по городу погулять, и музыкально тема дуэта «Ты и я» проходит не один раз. Под эту же тему, пока они целуются, над сценой работают акробаты на трапеции, и их танец без страховки — очень про эту любовь.

У нас же все должно случиться вдруг и очень стремительно, между Флоренс и Сергиевским проскакивает искра, это не просто любовь, а ошеломление. Но игра все равно важнее, приходится делать выбор.

Белова Говорить о выборе, ставить перед выбором и зрителя — это социальная ответственность театра?

Суханов Конечно. Как учил наш мастер в ГИТИСе Георгий Павлович Ансимов, мы воспитываем человека. Конечно, мы несем ответственность перед зрителями — и должны очень хорошо понимать, для кого и для чего мы выходим на сцену. Душу надо воспитывать.

Белова Премьера «Шахмат» была в 2020-м. Спектакль изменился за эти два года?

Суханов Очень изменилось восприятие зрителей. Сейчас все смотрится острее, чем тогда.

После «Гимна» в финале первого акта иногда и не аплодируют, зал просто замирает, а если аплодисменты звучат — то они скорее скромно-боязливые, потому что люди не понимают, как реагировать на этот текст.

Жаль, на самом деле, что молодежь в зале не очень понимает, что происходит. На фразе «я не мог пожертвовать игрой» я иногда слышу смех — они не осознают, что остается за кадром. Что Сергиевский вернется — и никаких шахмат в руки больше никогда не получит. Его закроют, и будет он сидеть до конца жизни, пока Союз не развалится, в лучшем случае. И то, что отец Флоренс в ГУЛАГе провел тридцать лет, для них просто слова.

Сцена из мюзикла «Шахматы».
Фото — Юрий Богомаз.

Белова И как сделать, чтобы поняли?

Суханов Ансимов нас учил, что зритель должен чувствовать запах — достоверный запах того, что происходит на сцене.

Сергиевский же прекрасно знает, что с ним станет, когда он вернется в Союз. Но проиграть не может. Он вообще не думает такими категориями, он решает другие вопросы в себе. Он не может просто так взять и отдать свой дар и то наслаждение, которое ему приносит игра. Все, чем он живет — эти маленькие фигурки. У него есть дар — играть в шахматы, и никто так не будет играть, как он, потому что в этом смысл его существования. Он не может предать свое дело. Как священник не может предать свое служение.

Отец Георгия Павловича Ансимова был священником, мастер много нам о нем рассказывал. Его арестовывали несколько раз, пытались заставить отречься, прежде чем забрали окончательно — и расстреляли с другими священнослужителями на Бутовском полигоне. И земля над ними еще две недели шевелилась, как говорят. А родные носили на Лубянку передачи, думая, что отец Павел жив. Георгий Павлович говорил, что отец знал, чувствовал, что его расстреляют. Но он шел до конца своей стезей. И Сергиевский знает, чем все закончится, но к этому финалу своим путем нужно прийти, нужно на него решиться.

Белова Есть ли что-то важное, чего сейчас не хватает русскому мюзиклу как жанру? Актуальные темы, поиски нового театрального языка?

Суханов Русское слово. Его мало, его не хватает, а должно быть. Я очень рад, например, играть рок-оперу «КарамазоВЫ» Александра Рагулина: там потрясающее либретто — и по композиции, и по слогу. Прекрасный мюзикл можно было бы сделать по «Идиоту».

Ярких персонажей, личностей и в нашей собственной истории хватает, и в мировой, только бери и пиши, было бы кому писать.

Белова И с постановкой проблем не будет?

Суханов К сожалению, театры готовы брать не все сюжеты. «Сорок вторая улица» шла в Москве всего три месяца, хотя спектакль был совершенно замечательный. Но — не пошло.

Мне безумно нравится «Рудольф» Фрэнка Уайлдхорна, но в Петербурге считают, что сюжет «не наш».

Сцена из мюзикла «Шахматы».
Фото — Юрий Богомаз.

Белова Странно, учитывая, что балет «Майерлинг» на тот же сюжет был абсолютным хитом и в театре, и в кинопрокате.

Суханов Да, мне это тоже удивительно, тем более что музыка прекрасная, отдельные номера там просто шедевральные.

Белова Вы сотрудничаете и с гигантами индустрии, и с маленькими частными проектами. Есть разница в работе?

Суханов Плюс больших компаний и театров — у них есть хоть какие-то финансы. Они даже композитора найти могут, у них есть возможность платить авторам.

У маленьких антреприз другой плюс — энтузиазм. Энтузиазм совместного творчества, возможности раскрыться и дать человеку творить. И еще мобильность. Но ни на заказ хорошей музыки, ни на приобретение лицензий обычно денег у таких компаний нет.

У нас нет и нормально работающей постановочной машины, собственно индустрии. Я сейчас не говорю об опыте проектов Дмитрия Богачева и театральной компании «Бродвей Москва»: и переносы готовых спектаклей, и собственные премьеры здесь происходят как положено; сцена, монтировщики, свет, звук — все всегда четко. Но в других компаниях многое ведь делается с нуля, без больших технических мощностей. Для проектов Александра Рагулина это, может быть, и прекрасно, это часть их обаяния: есть люди и есть слово, которое они несут. А с качеством музыки — другой вопрос. Рагулин решает свою задачу — донести слово, а не создать музыкальное произведение. И доносит он его эффективно, ему и шоу не нужно, а нужна камерность.

Белова Это дело режиссера, не только композитора.

Суханов Да, режиссер должен точно знать, ради чего он ставит спектакль. А в идеале должен работать вместе с композитором, чтобы целое родилось правильно. Режиссер должен быть всегда — при создании пьесы, при сочинении музыки, при собственно постановочном процессе.

Ансимов учил одновременно артистов и режиссеров, и это было очень полезно: режиссера ведь надо научить, как взаимодействовать с артистами, исполняющими его мысли, а артиста — как выстроить внутреннюю логику роли. Ему было очень важно найти человека, и сам он людей чувствовал замечательно.

Белова Вы часто спорите с режиссерами?

Суханов Я могу найти для себя способ выполнить задачу, даже если она кажется мне некорректной. Или приведу режиссера к тому, что кажется правильным мне. Потому что исполнять то, от чего тебя корежит, означает ломать себя внутренне. А это возможно только для очень особенных персонажей, которых ты не можешь в себя всерьез впустить.

Белова Что важнее в вашей жизни — музыка или театр?

Суханов У меня еще не было ни одного сольного концерта: мне кажется, я не готов. А без театра не могу. Сцена лечит, я никогда не бываю уставшим во время спектакля, даже если устал до его начала. Сцена, конечно, некий наркотик, и особенно возможность говорить с нее. Музыка же, наверное, просто неотъемлемая часть меня, я живу с ней уже много лет. Когда-то я четырехголосные фуги Баха играл на баяне. И дай Бог, чтобы музыка всегда была рядом.